Еще издали Венька заметил возле своего дома почтальоншу. И почтальонша, увидев паренька, остановилась, вытащила из сумки белый конверт и замахала.

— Опять из Москвы! — крикнула она.

Венька взял письмо, распечатал. «Уважаемый тов. Захаров! — сообщали Веньке. — На Ваш запрос о рядовом Савраскине П. В. отвечаем, что Савраскин П. В. скончался 8 мая 1945 года в госпитале города Двинска Архангельской области…»

— Что пишут? — заинтересованно спросила почтальонша.

— Так, — рассеянно ответил Венька. — Пишут…

Он зашел в дом и долго стоял посреди комнаты. Кот Барсик вначале осторожно, а потом все сильнее и сильнее начал тянуть одну из рыбин за хвост. Венька равнодушно глянул на кота, швырнул крупного хариуса на пол, и Барсик с урчанием поволок его в угол.

Значит, Савраскин умер в Двинске, в районном центре, совсем рядом со Студеной, в сорока километрах. Туда автобусы два раза на день ходят. Венька бывал в городе, он даже знал, где находится больница, в которой во время войны размещался госпиталь, — учительница говорила. И на кладбище бывал. Там, в низеньких молоденьких сосенках, возвышались зеленые аккуратные холмики с пятиконечными звездочками на серых обелисках, а на одном из них лежал пропеллер самолета. И теперь Венька старался припомнить, была ли выбита на обелисках фамилия Савраскина, и не мог припомнить, потому что много было фамилий на серых одинаковых памятниках.

Венька глянул на стенные часы-ходики, метнулся к комоду, вытряхнул из копилки несколько монет, быстро переоделся в белую рубашку и темные брюки, на ходу повязывая пионерский галстук, выбежал на улицу. Он знал, что вот-вот уйдет в город автобус, а следующий будет лишь вечером. Перемахнув невысокий забор, Венька напрямик через огороды помчался к остановке. Следом за ним молча бежал Индус. Венька вспомнил о Вальке Чебыкине, лишь когда автобус тронулся. Ему на минуту сделалось стыдно, что он забыл о друге, но он тут же простил себя: ведь если бы он побежал за Валькой, то наверняка опоздал бы. И так успел еле-еле. Хорошо, шофер понимающий оказался: увидел бегущего мальчика и подождал. В автобусе сидели женщины с корзинами на коленях — видать, везли на базар лесную малину — и участковый Мирон Евсеич.

— Садись, — указал на место рядом с собой участковый и пожаловался: — Зуб еду выдирать.

Автобус тряхнуло. Мирон Евсеич схватился за щеку и крикнул:

— Колька! Людей везешь! Не дрова!

Шофер сбавил скорость. Бабы соболезнующе поглядывали на участкового, и каждая считала своим долгом дать совет:

— Ты бы, Мирон Евсеич, шалфеем пополоскал.

— Полоскал…

— К Давыдихе сходи, Мирон Евсеич! К Давыдихе! Заговорит — и как рукой снимет!

— Ходил…

— Говорят, куриный помет помогает…

— Тьфу! — сплюнул Мирон Евсеич, обернулся к Веньке, смотревшему в окно, сквозь которое было видно, как бежал по обочине дороги верный Индус. — Куда едешь?

— В город.

— Зачем?

— Это… — Венька хотел сказать правду, но почему-то соврал. — Мамка послала. За учебниками.

— Доброе дело, — похвалил участковый и обратился к женщинам: — Слыхали? За учебниками. За книжками человек едет. Стало быть, за знаниями! А вы? На базар… Доберусь я до вас как-нибудь…

Неизвестно, сколько бы времени продолжал поучать Мирон Евсеич женщин, но автобус снова тряхнуло. Участковый сморщился, погрозил шоферу кулаком и схватился за щеку.

А Индус долго и терпеливо бежал за автобусом, то вырываясь из шлейфа пыли, то вновь пропадая в ней. Потом отстал.

По приезде в город Мирон Евсеич, не теряя времени, решительно зашагал к больнице. Венька проводил его взглядом, подождал, пока участковый скроется из виду, потом пошел следом. Еще по пути он решил обратиться сразу к главному врачу и теперь, пройдя широким коридором, поднялся на второй этаж и остановился перед высокой белой дверью кабинета главврача. Венька пригладил волосы, постучал и приоткрыл дверь. В глубине большой светлой комнаты стоял мужчина, смотрел в окно и курил. Красивая женщина сидела на стуле, уронив руки на белый халат, — видно, тоже была врач, — как-то странно смотрела на него. Увидев Веньку, она быстро поднялась.

— К тебе пришли, — сказала женщина и вышла из кабинета.

Венька посмотрел ей вслед, и ему почему-то вдруг стало жалко женщину.

— Что тебе? — сердито спросил мужчина.

— Мне нужен главный врач, — твердо сказал Венька.

— Ну, я главный.

Венька вытащил письмо и протянул его доктору. Прочитав, мужчина недоуменно поднял глаза на паренька.

— Я-то при чем?

— Савраскин здесь умер. В госпитале.

— Ну, брат… Мне в сорок пятом было поменьше, чем тебе. — Он снова перечитал письмо. — Н-да… Кто он тебе, Савраскин?

— Никто. Красный следопыт я.

Доктор глубоко затянулся сизым дымом, повертел письмо, долго смотрел на мальчика.

— В нашей больнице действительно располагался госпиталь, — проговорил он. — Но остались ли какие документы… Не знаю. Идем, — решительно затушив сигарету, сказал главный и первым направился к двери.

В коридоре его почти сразу же остановили два молодых врача и заговорили о чем-то, Веньке непонятном.

— Хорошо, хорошо, — согласился главный. — Только на минуту. — Он обернулся к Веньке: — Подожди здесь.

Главный и молодые врачи скрылись за дверью хирургического кабинета. Венька огляделся и сразу же увидел Мирона Евсеича. Участковый смирно сидел на краешке стула и со страхом прислушивался к утробному, глухому крику, доносившемуся из кабинета зубного врача. «А еще герой, — подумал Венька. — Разведчик…» Мирон Евсеич и в самом деле был Героем Советского Союза, всю войну прошел разведчиком, и его портреты висели и в местном колхозном музее, и в городском. На портретах Мирон Евсеич был молодым, с усами и крепко смахивал на Чапаева. Дверь зубного кабинета открылась. В коридор вышел мужчина и тяжело присел.

— Как? — слабым голосом осведомился у него участковый.

— Полный порядок, — прохрипел мужчина. — Коренной.

— У меня тоже. Коренной…

— Вахрамеев! — объявила сестра.

— Я! — по-военному ответил участковый и встал.

— Проходите.

— А может, тово… Подождать? Он у меня вроде прошел…

— Не задерживайте, гражданин, — строго сказала сестра.

Мирон Евсеич двинулся было к двери, машинально оглянулся, увидел Веньку, остановился и потянулся к нему.

— Гражданин! — прикрикнула сестра.

— Иду. Мальчонку встретил. Землячок мой…

— Землячок… — не поверила сестра. — Мужчины-ы…

Мирон Евсеич глубоко вздохнул и шагнул следом за сестрой в кабинет. Дверь захлопнулась.

В коридоре появился главный и знаком приказал Веньке следовать за ним.

— В архив пойдем, — пояснил он на ходу. — Если уж там нет никаких документов на твоего Савраскина… Не знаю чем и помочь. Сюда!

Они поднялись по железной лестнице и вошли в низкую продолговатую комнату, плотно заставленную стеллажами.

— Мы к вам, Елена Павловна, — обратился главный к пожилой женщине в очках, сидевшей за старинным широким столом. — Нельзя ли поднять историю Савраскина… Как его имя-отчество?

— Петр Васильевич, — быстро ответил Венька.

— Был на излечении? Выздоровел? Скончался? — привычно спросила женщина.

— Скончался. В сорок пятом. Восьмого мая сорок пятого года, — сказал главный и задумчиво произнес: — Перед самой победой…

Женщина пошла между рядами стеллажей, бормоча про себя:

— Савраскин… Петр Васильевич… Сорок пятый… Савраскин.

Главврач, глядя, как женщина, встав на приступку, вытащила большую стопку бумаг, подмигнул Веньке: мол, все в порядке.

— «Сабиров, Савин, Савушкин… — перебирая бумаги, питала женщина. — Савраскин. Петр Васильевич».

Она вернулась к столу, развернула папку.

— «Савраскин Петр Васильевич. Год рождения 1921. Место рождения: Псковская область, Гдовский район, деревня Пронино. Осколочные ранения в области груди и живота…»

— Я запишу, — присаживаясь к столу, сказал Венька, вытащил ручку, блокнот и под диктовку женщины начал записывать. — А где его похоронили?