Посидели недолго, у Вики в час были занятия в языковом центре, поехали туда. Она очень неплохо для почти шестилетнего ребенка разговаривала на английском, пока ехали. Я рассказывала ей о том, как была в Новой Зеландии, на языковых курсах. Она перевела вопросительный взгляд на водительское кресло, где сидел Адриан и тот незамедлительно отозвался:

— Как подрастешь — конечно.

Сидели в почти пустой кофейне этажом выше языкового центра в ожидании Вики. У нас был тоже был свой кружок по языкам. Сердце ускорило ритм, внутри все в трепете, когда на губах привкус кофе и его поцелуев, и нутро сжималось, когда Адриан, бросая взгляды на экран часто звонящего мобильного, отвечал не на все звонки, прижимая меня к себе, иногда целуя, иногда говоря на ухо пошлости, вперемешку с иронией, заставляя меня то краснеть, потому что в кофейне были люди, то сдерживать богатырский ржач, ибо чувство юмора у него отменное, особенно когда он говорит что-то с каменным ебалом.

Потом прогулка в парке. Я видела, что Вика очень скучает по нему. Идет придвинувшись ближе, сама брала его за руку, смотрела на него часто. Она скучает по нему. Как и он по ней. В основном беря на руки, мягко улыбаясь и даже линзы, стирающие его истинного, не могли скрыть безграничной отогревающей нежности. Он мягко, ненавязчиво, невербально показывал ей, что я здесь не лишняя. Что я имею право здесь находится. Я ждала ее взбрыка, знаю, глупо. Потому что она была не только любима, с ней много занимались, уделяли силы и время. Блок был, да, безусловно, но никаких взбрыков, протеста, провокаций, ничего. Она часто спрашивала меня о чем-нибудь и искренне внимательно слушала ответы.

Вечером в кино, и Адриан больше не мог отодвигать дела, да и Наталья освободилась. Заехала в ресторан, где мы сидели, забрала Вику, действительно тепло со мной попрощавшуюся и долго обнимавшую отца.

Глядя им в след, я сняла авиарежим в телефоне, пока Адриан расплачивался и протягивал мне руку, разговаривая по мобильному. Мне мгновенно позвонил Гена, который разруливал эти несколько часов как мог, и бодро отрапортовал по своей деятельности. И сколько облегчения, почти счастья было в его голосе, когда он получил доступ к моему мозгу и пиздюлей за несовершенство того, что сделал. Секретутка напоминал мне маленького мальчика в очереди на кассе, а мама за чем-то отошла, а очередь неумолимо продвигалась вперед, вводя его в панику, но тут мама наконец вернулась. И все вошло в привычный ритм: охрана, камрады, бесконечные разговоры, раздача пиздюлей, раздражение, что вокруг все тупые, звонок Адриана, ужин с Давой и его людьми, их отчет по уже сделанному, обсуждения, ночь, домой.

Начали с порога. Порвал мою блузу, рывком прижимая меня к стене и терзая горячими губами шею. Улыбнулась, чувствуя как вал груза отступает, когда Адриан сжимает вот так, когда ведет языком по губам, когда у него все вспыхивает внутри и через дыхание напитывает меня. Толкаю его к двери, впиваясь в губы, не позволяя стянуть растерзанную блузу и сжимая рукой эрекцию. Только согнула ноги, чтобы присесть и разобраться с тем, что меня сейчас больше всего волнует, но подхватил на руки. Темный коридор, лестница второй этаж. Постель. Сбросил с рук, остановившись у края.

Мгновенно повернулась и встав на колени, крепко обхватила шею и плечи, пока целовал глубже, опьяняюще, расстегивая ремень.

Поцелуями вниз по его груди, слегка прикусывая кожу сквозь ткань. Миг на одежду и языком по стволу, дурея от жара и вкуса. Вздрогнул, сглотнул, сжал мои волосы. Когда взяла глубоко, насколько могла, чтобы сжать пальцами влажную кожу и в одном ритме с головой. Он рукой в спинку кровати, прикрывая глаза и ведя подбородком. Сильно прикусывая губу, сжимая мои волосы крепче, когда был усилен нажим и ритм, слегка подаваясь бедрами. Вкус на языке терпкий, горячий, бьющий в голову, заставляя забывать, что устают пальцы и язык, что не хватает воздуха, что разносит низ живота. Просто один взгляд на него, с обжигающей тьмой в глазах, с пересохшими губами, учащенным дыханием, с силой стискивающего пальцами спинку и адреналин рвет вены, выпуская из них свинец под кожу.

Перестал дышать, тело напряглось, пальцы в волосах сжались почти до боли, придвигая голову к себе теснее, заставляя почти давиться, но нечеловеческим усилием сдерживаться, чтобы не испортить удар оргазма, разносящий его изнутри, заставляющий вздрогнуть сильнее, когда с вакумом во рту подалась назад и надавила языком на чувствительную кожу, вынуждая его сорвано, изломано выдохнуть и откинуть голову назад. На шее проступили вены, напитывая меня удовольствием от этого зрелища.

Отстранилась, когда вкус на языке ослабел, с довольством глядя, как тяжело садится на край постели, почти падает и откидывается спиной на подушки приподнимая руку и поманив к себе. Грудь часто вздымается, дыхание еще учащено, ритм сердца бешеный. Темные ресницы немного подрагивают. Ему было сильно, мощно. Охеренно.

Слабые отблески освящения ночного города с переплетением лунного мягкого свечения, проникали через панорамное окно, касаясь его лица, очерчивая резкость скул, линию губ, подсвечивая кожу изнутри.

И я не могла вспомнить, когда мне в последний раз было так тихо внутри. Эта тишина грела причиной и пониманием, что наконец-то все хорошо. Я не поняла, как приоткрыла губы, чтобы сказать то, что витало в моем теле, которое он обнимал. Не дал. Заглушил поцелуем.

Перелет на Кайманы был вечерний. После взлета Вике разложили постель и она почти сразу уснула. Как оказалась, спит мертвецким сном. Потому что не проснулась даже тогда, когда я, увлекшись статьями в телефоне, шла из туалета к дивану, где полулежал Адриан, глядя на сопящую Вику, обнимающую починенный военный трофей; я наткнулась бедром на подставку с вазой, которая с эпичным грохотом разбилась.

— Блять. — Выдала я, мгновенно прикрывая рот ладонью и глядя на Вику, которой было похер, она даже не шевельнулась.

— Я же говорю, у вас проклятие имени. — Хмыкнул Адриан подзывая меня жестом. — То, что спите как пожарники, наверное, тоже.

На большом Каймане были днем следующего дня. Я понимала, почему Адриан сказал выбрать «нормальный» джет и я выбрала нехуевого клювокрыла за бешеные бабки, от которого даже у его бухгалтеров, явное повидавших всякое глаз задергался, но долгий перелет все равно заставлял чувствовать усталость и разбитость. До того момента пока не увидела чистейшие песчаные пляжи, заросли тропической зелени, ухоженный современные город, пролетающий за окном автомобиля, пока ехали на виллу с бассейном и собственным пляжем.

Душ, обед, сонно зевающая Вика. За Адрианом приехали. У нас охрана и машина для развлечений, недолго думая, отправились в город.

И Адриан был прав, его дочь была совсем не обременяющей, несмотря на остаточные мои опасения.

Она была затягивающей. Безупречным воспитанием и живой яркой любознательностью.

Была притягательна полнокровной жизнью и жаждой, которая присуща только детям. Она просто очаровывала не по годам рациональностью суждений, самостоятельностью, с ней было интересно, будто заглядываешь в другую вселенную со своими законами.

Я не могла оторвать взгляда от ее расширившихся глаз, полных восхищения и благоговения, когда она смотрела на аквамариновые воды с пенящейся шапкой мягких упругих волн. Рассматривала песок, который был будто бархат, орошенный жемчужной пудрой. Я знала, что даже эту безупречную красоту она видит гораздо ярче и насыщеннее, чем доступно обычному человеку.

И бил диссонансом ее явно урезанный восторг в словах, при таком чистом и по детски прекрасным блеске глаз. Глядя на нее, яркую и живую, я видела наследие Адриана. Она тоже старалась быть сдержанной, она знала границы, ей были объяснены грани дозволенного и пояснены почему необходимы эти грани. Она знала слово "нет" и "нельзя", но, что самое главное, знала, почему произносятся эти слова. Маленькая леди. Совершенно неизбалованная при всех безграничных возможностях и бескрайней любви своего отца. Что цепляло гораздо сильнее.