Уселся на стул за столом в обеденной, пока я готовила салфетки из бинта, ватку, смоченную в водке и куски пластыря. Не люблю я эти приготовления. Ненавижу вообще, потому что хуйня всякая ассоциативная в голову лезет. А как мы на это реагируем? Правильно! Сарказмом.

— Чего липкий такой? — протирая его лоб водкой, осведомилась я. — Вот что бывает, когда онанируешь и не вытираешь.

— Пожалуйста, аккуратней. — Перехватил мою кисть. Боль и страдания, страх и ненависть в больших голубых глазах. Мне нравится.

— Да без бэ, братан. — Стряхнула его пальцы и оценивающе посмотрела на рог единорога, который нужно ампутировать. — Ну, значится, приступим. В детстве хотела стать врачом и дать Гиппократу. Сейчас буду репетировать: что у нас с пациентом? Что у тебя болит? Отвечай, сука, я к тебе обращаюсь! Ты чего, уже умер? Я же тебя не лечила еще даже, подожди. — Дима героически молчал, глядя в сторону и закусив губы. — Так, мне нужен острый и очень тонкий инструмент. — Задумчиво взяла нож, — о! Мой размер. Пф, чего ты позеленел? Не бойся, оперировать это мое, отвечаю! — Тщательно примерившись под основание шишки, быстро и четко резанула. — Тебе не больно? Хотя похуй. Бля-я-ть! — подхватила бинт со стола, удерживая хлынувшую кровь.

— Что там?! — вздрогнул он, с ужасом глядя на меня.

— Все нормально, я же врач, я что-нибудь придумаю, доверься. — Авторитетно заявила я, большим пальцем слегка нажимая на шишку, выдавливая кровь в почти насквозь пропитавшийся бинт. Дима дернул рукой, глядя в мое сосредоточенное лицо и я рявкнула, — сейчас по культяпкам полостну, чо ты лезешь к светилу медицины? Тут нельзя терять не секунды, мы должны продолжать операцию как завещал великий Фреди Меркури! Ох, нихуя!

— Что, блядь, там?!

— Да кровь ебашит шо пиздец! Но ты не бойся, она сама всосется, я специалист, не спорь. — Потянулась за куском ваты, но он упал на пол, и я за ним потянулась, удерживая бинт. — Оп! Я подниму, не волнуйся, главное помнить про правило пяти секунд. — Дима нехорошо так взбледнул, благо основная кровь уже вытекла. Я, не удержавшись, с размаху впечатала вату, вместо убранного бинта и крест на крест зафиксировала его пластырем. Отошла и оценивающе посмотрела на едва живого Рыжкова. — С виду не плохо, наверное, выживешь. Операция прошла успешно! Шоколадку мне в карман клади!

Но Рыжков, помертвев, смотрел за меня. Обернулась.

Адриан задумчиво глядел на вмятину на двери холодильника, потом на окровавленного Диму и меня с ножом в руке. Который я отложила и посеменила мыть руки старательно искренне виновато глядя на царь-батюшку.

— Я не причем, честно! — бодро отрапортовала я, чувствуя как вселенная сжимается в комочек под неодобрением расцветающим в темных глазах Адриана.

Держащего в руках роскошные белые пионы в черной крафтовой бумаге.

Дима, торопливо сграбастав лекарские причендалы, ретировался, правда, сначала уебавшись в косяк, потому что не успел вовремя затормозить. Меткий и своевременный, прямо как мой папенька однажды. Адриан с легким интересом на это все это дело смотрел, и даже когда Дима несся на выход, под сотрясом не понимая, что подсознательно желает расширить проем, Адриан не изменил траекторию его движения, хотя мог. Чем вызвал у меня нежность.

Входная дверь хлопнула. Адриан достал телефон и, роясь в нем, неторопливо двинулся к столу, чтобы усесться на место Димы. Невозмутимо глядя в экран, положил пионы на стол и отрешенно произнес:

— Покроши в салат, Чарльз.

— Чарльз? — улыбнулась, скользя взглядом по его ровному профилю.

— Мэнсон. С ножом ты не похожа на моего жирного кота.

Смотрела на это каменное ебало и внутри тепло так, хорошо. Цветы вот подарил. И так оригинально преподнус, что я просто тащусь. Без сарказма. Меня действительно накрывало. Нутро мурлыкало от удовольствия, приятной истомой напитывающего тело, когда я совершенно завороженно смотрела на Адриана.

Шагнула к нему за миллисекунду до того, как сделал подзывающий жест пальцем, откладывая телефон на столешницу и чуть ниже садясь на стуле.

Оседлала, обвила плечи с наслаждением припала к полуулыбающимся губам, чувствуя как обнимает, с нажимом ведет руками под моей клетчатой рубашкой, к лопаткам, сжимая кожу. Одновременно целуя глубже, скользя языком по языку, наслаждаясь отзвуком почти стертого привкуса кофе и никотина, легким опьянением распространявшегося по горячеющей крови.

Недалеко отстранился, переместив руки на полы моей рубашки, рывок — отлетели пуговицы, ладони вверх по онемевшей коже до груди, сжимая сильно, почти до следов, но дискомфорта не вызывало. Откинулась назад, упираясь ладонями в его широко разведенные колени, прижимаясь теснее к эрекции, подаваясь на нем ниже, чтобы ощущать сильнее и сходя с ума.

Подался вперед. Пальцами мне под лопатки и горячим языком от пупка выше, когда притягивал к себе, чтобы зубами оттянуть кружевной край лифа и припасть к губами и языком к чувствительной коже.

Сердце ускорило такт, дыхание в обрыв. Сжала его голову теснее, целуя в висок, изнывая от тяжести внизу живота, от его рук идущих с нажимом по спине до плеч, чтобы сбросить с них раздражающую нас обоих ткань.

Моя рубашка в сторону и он пальцами правой руки выудил из кармана полупальто упаковку презервативов, опьяненно глядя мне в глаза.

— На таблетках, — отрицательно повела головой, выбивая пачку из его пальцев, сжимая их, притягивая к себе и пробегаясь кончиком языка по подушечкам, лукаво улыбаясь глядя в темное пламя глаз, следящих за этим с наслаждением, — цветы, презервативы, джентельменский набор, Адриан…

— Шампанским решил не опошлять. Ну и не только по этому, — кивнул, глядя сквозь ресницы и сокрушающе полуулыбаясь. — Ты бьешь мне по мозгам не хуже.

Терпко. Одуряюще. Прямолинейно.

Пара мгновений, чтобы справиться с одеждой и бельем. Медленно опустилась на него сверху, сжимаясь от тяжелого разлитого удовольствия, когда он внутри. Сжала пальцами ткань черной рубашки на его плечах, а он обнял теснее, целуя и слегка кусая шею, подводя к грани невыносимости от наслаждения. Нажимая ладонями на спину, призывая двигаться. С охотой отозвалась. Нажимает сильнее, требуя ускорить темп. Выдыхая сбито, горячо мне в плечо, кусающим поцелуем в шею. И сдерживая меня руками, когда подошел к грани ближе и быстрее, он-то вчера разрядку не получил. Упрямо продолжила, убиваемая удовольствием от осознания того, что он уже рядом, душа под гипнозом от этого. Он близко. И он сорвался.

Вздрогнул, перестал дышать, уперся лбом в мое плечо, теснее вжимая меня в себя, стискивая почти до боли, надломлено, надорвано выдыхая и сталкивая этим в обрыв за пару остаточных движений.

С губ стоном его имя, когда скручивало в сжигающей волне оргазма, снова помещая в состояние полной утери разума и контроля, под набат сердца в ушах и вспышки перед глазами.

Пришла в себя не сразу. После того как пальцами поднял мою голову за подбородок со своего плеча и глубоко, медленно поцеловал, множа немеющий сход оргазма.

Пошла в душ после него. На краю раковины пачка сигарет, зажигалка и часы. Не сдержавшись открыла пачку и с трудом сглотнула — наполовину скурена.

— Все идет не очень хорошо, да? — тихо спросила, чувствуя его за спиной, в дверном проеме.

Подошел сзади, положил подбородок на макушку, задумчиво глядя в наше отражение в зеркале и мягко забирая из пальцев пачку, чтобы закрыть ее, отложить и повернуть меня лицом к себе.

— Терпимо, — спокойно произнес, отогревая ровным пламенем в зеленом омуте глаз. — Особенно сейчас. — Убирая прядь за ухо и оглаживая пальцем скулу. — Подобрал тебе команду и охрану. Сегодня ночью возвращаются Никитин и Плотников. Вылетаешь с ними завтра, в восемь пятнадцать. Я приеду через три дня.

— Я все сделаю. — Твердо произнесла, задерживая его ладонь у своего лица. Накрывая его пальцы своими и тверже глядя в его глаза.

Он прижал ладонь теснее к моей щеке и медленно кивнул. Подхватил на руки, чтобы унести в спальню.