— Мотивация? — голос ровный, но я чувствовала, что ему очень не понравился такой виток моей творческой натуры.

— Если кратко, то его измена. У нас был не слишком счастливый брак, накопилось много и обиженная женская душа требовала его наказать. Я знала, что он занимается чисткой чужих денег и что отказаться ему от этого нельзя. Основной доход Артем получал через страховую, все имущество на организации, я и решила, что будет забавным, если он этого лишится. Всего разом. Фактическое рабство, потому что с трех фирм откат смешной, но отказываться ему от них нельзя, а бабла без страховой у него не будет. А он без него жить не умеет, с младых ногтей с золотой ложкой во рту. — Перевела дыхание и отвела взгляд, прикрывая глаза, потому что голова закружилась от мрака, от тьмы, сочащейся из человека, сидящего у окна. — Все было продуманно и красиво, все шло по плану. Последняя неделя перед переходом права собственности могла быть слишком заметной, поэтому внимание Артема надо было отвлечь. Я умотала из страны и наследила, чтобы его внимание было занято моим поиском. Вернулась в тот же вечер, когда пришли твои люди. На следующий день произошло… это. — Сбито выдохнула и тихо продолжила, — сопоставила факты и поняла, что твоя протекция будет длиться ровно до того момента, пока я не найду твои деньги, а затем меня начнут прессовать и скорее всего засадят, потому что есть люди, которые неправильно соотнесут факт его убийства с фактом продажи его фирмы и нашими теплыми семейными отношениями. А в тюрьму я не хочу. Я свой срок в браке отмотала, заплатив за все грехи в этой жизни, предыдущей и оставив предоплату за грехи последующей. Поэтому я сказала Диане, чтобы все тормозили, потому что на зону, скорее всего, все вместе поедем и хер мы откупимся, а из-за грядущего общественного резонанса, а он непременно будет, мама его бесспорно расстарается, даже сидельцев вместо себя не нанять. Диана была со мной полностью солидарна. И выпала из окна. Храбрые мужчины исчезают с радаров и остается только Эдик, с которым мы и встретились, чтобы обмозговать творящийся пиздец. Эдик меня траванул и фактически в этом признался, а когда выходила из зала, увидела двоих типов, которые явно ждали, что я вот-вот отъеду, то есть были в курсе коварного замысла Эдика по погонялу Медичи. Все. — Вдохнула глубоко, чувствуя, что становится нечем дышать — у воздуха в помещении нет вкуса и запаха, но он удущающ. Хотелось включить свет. Потому что тьма давила физически. Я знала, что это не поможет, но все равно хотелось, пусть и будет резь в глазах.

— Дилетантов ты наняла? — голос рассыпается в тишину.

— Из-за измены убить? Я не настолько поехавшая. Можешь звонить ходячему полиграфу и одновременно посадить на неходячий. Предлагала же. — Сцепив зубы, открыла глаза и посмотрела на него.

— Не урничай, — сказал ровно, спокойно, но слышалось как предупредительный выстрел. — Для здоровья вредно. — Следующий будет на поражение.

— Я не убивала. — Тихо сказала, с трудом выдерживая его взгляд.

Он смотрел полностью равнодушно, отрешенно, под таким взглядом очень отчетливо понимаешь, что ты и твоя жизнь ничего не стоят. Он встал и направился к выходу.

— Адриан. — Его имя морозило язык. Пугало своим звучанием. Но больше меня пугало то, что я здесь останусь.

Остановился у двери, положив пальцы на ручку. Не повернулся. Повернул голову в профиль, глядя в пол.

Мой голос должен был звучать ровно. Прозвучал с затертой паникой.

— Я не хочу здесь оставаться. Я… — Запнулась, смазав предложение на начале, из-за взбрыка вроде бы контролируемого страха, — я прошу. Начну работать сразу, как только… только не здесь, я не смогу здесь.

— Ты слишком слаба. Необходимо находиться под контролем врачей.

Ровно. Констатирующе. Рационально. Равнодушно. С безразличием на то, что принятое им решение погрузит меня в ад. В очередной.

— Я… — не сдержалась. Слезы по щекам, но голос почти ровен, почти не выдающий страха остаться в пределах больничных запахов. Хлорки, лекарств. Вони горя. Бед. Боли. Отчаяния. — Пожалуйста…

— Иначе? — слегка приподнял бровь, все так же глядя в пол.

— Уйду.

— Далеко ли на сломанных ногах? — повернул ко мне лицо. Губы на мгновение твурдо сжались, выдавая, что он раздражен. Полумрак, почуяв настроение хозяина, как будто ударил хлыстом. Болезненно, предупреждающе — он не приемлет такой тон, такой разговор. Но мне было сейчас похер.

— В окно, блядь! — Зло, яростно, однозначно. — Не останусь. Не останусь здесь на ночь. Лучше убей. Сразу. Я не останусь. Понял?

Осеклась, потому что даже в полумраке я увидела, как в его глазах вспыхнула тьма. Это парадокс. Но по другому это не опишешь. И без того темные глаза насыщались всполохами черного огня, обжигающего, ошпаривающего до варенного мяса всякого, кто на него смотрел.

Он медленно тронулся ко мне. И полумрак тронулся вместе с ним. Окутывая его, делая не просто пугающим, делая кошмарным. Воплощением из детских страхов темноты, ощущения этой темноты и то, что она таит в себе. Его. Неторопливо приближающегося и таранящего своим веянием. Присел на край постели, совсем рядом с моим бедром и у меня мурашки побежали по телу. Я очень отчетливо чувствовала силу и мощь того, что отражением мертвого хаоса клубилось в нем и языками темного пламени отражалось в глазах.

— Ты осознаешь, что ты говоришь? — Шепотом. Бархатом. Почти нежностью. Только за ней леденящий своим спокойствием и контролем мрак и сила разрушения, пускающие мороз по коже. Он слегка повел головой. Совершенно не по человечески. Только подчуркивающее что за роскошью голоса безупречно мертвое безразличие ко всему. Ко всему, что я испытываю. — Кому ты это говоришь?

Пульс ускорился, дыхание задержалось — тело реагировало, оно знало, что и кому я говорила, и оно было в ужасе от этого. Но разум пугало совершенно другое — я здесь останусь, меня обколят, чтобы спала, а спать здесь я не хочу. Я знаю, что мне приснится.

— Я прошу меня отсюда забрать. Ровно так же, как ты просишь меня найти твои деньги. — Тихо прошептала я. Тихо и твердо. — Мне терять нечего, Адриан. Я просто говорю, что я здесь не останусь, пока в сознании.

— Нечего? — уголки его губ совсем слегка приподнялись в намеке на улыбку. Я впервые видела, что подобное может быть настолько пугающим. — И смерти не боишься?

Долгая пауза, глаза в глаза.

— Я же с тобой разговариваю. — Сбитым шепотом, из последних сил глядя в его лицо. — Очевидно, что не боюсь.

Ему стало интересно. Равнодушие убрано, чтобы приглядеться внимательнее. Он слегка прищурился и меня будто начали потрошить. Не удовольствия ради, пользы для. Чтобы понять, оправдывает ли тушка выставленной на нее цены. Сосуды сжались, холод под кожей, мысли путаются, сердце ускоряет такт снова. Еще быстрее. В ушах гул. Предел близко. Его энергетика… острая. Слишком сильная, просто сминающая своей мощью, когда он снимает заслон беспристрастия. Она очень быстро подводит к пределу, очень быстро истощает. Удушение. Нарастающее. Я уже почти сдалась, готовая зажмуриться и рывком двинуть ватное тело к краю, чтобы свалиться с кровати. Лишь бы подальше от него. Лишь бы отодвинуться. Но он медленно кивнул.

— Я восприму тебя. — Снова заслон и я поняла, что не дышала до этого. И только сейчас кислород в стылой крови начал медленно питать онемевшее тело. — Но за это у меня и спрос соответствующий. Понимаешь?

Тяжесть осознания давно легла на плечи, но сейчас надавила так, что я чувствовала, что позвоночник просто переломится в ближайшее время. Однако, я уже сказала. Мне нельзя отступать, потому что тогда переломится сразу — при нем нельзя начинать и не доводить до конца. Он этого не примет и последствия неизбежны. Либо переходить Рубикон, либо остаться на месте и он меня утопит. Мгновенно. Поэтому кивнула.

— У тебя еще флакон, — не отрывая взгляда от моих глаз, повел подбородком в сторону стойки капельницы, — потом три инъекции. После увезут.

Поднялся и пошел на выход. Ручка повернулась, а спустя три секунды щелкнула на доводчиках.