Роуди качает головой.
– Только о тебе.
Питер кивает самому себе, чувствуя себя невероятно крошечным.
– В любом случае, – продолжает Роуди, – после этого он ушёл. Перестал быть Мстителем. Он ясно дал нам это понять. Он оправился, физически, женился, завёл ребёнка. И перестал общаться со всеми нами – кроме меня. Тони жил в страхе большую часть своей жизни, но всё изменилось, когда он стал Железным Человеком. И изменилось снова после Битвы за Нью-Йорк. Что ты помнишь из тех событий? Сколько тебе тогда было?
Питер пожимает плечами.
– Лет десять. Я помню, как мы с дядей и тётей прятались в кладовке. Помню, как по новостям показывали летящего в тот портал мистера Старка.
– Да, – говорит Роуди. – Это тоже по нему ударило. У него и раньше был инстинкт защитника, но это нападение стало тем, что заставило его работать с удвоенной силой. Так что когда всё случилось, и он не справился, потерял тебя, в особенности… Это его сломало. Он и думать не мог о чём-либо геройском. Порой он всё равно баловался с костюмом, экспериментировал, помогал мне с моим, если нужно было, или же мы просто проводили время вместе. Но он завязал, навсегда.
После короткой паузы Роуди продолжает:
– А вот я нет. Мне больше ничего не оставалось делать эти пять лет, и потому я придерживался прежнего образа жизни. Так что представь, каково было моё удивление, когда он позвонил мне однажды утром и сказал, что ему нанесли визит. Рассказал об идее всё исправить при помощи путешествия во времени. О том, что он отказался, потому что путешествия во времени опасны, и впервые за очень долгое время у него появилась жизнь, в которой он был счастлив, не испытывал постоянной тревоги, и он не мог всё это потерять. Он обрубил все концы пять лет назад и в какой-то момент смирился с этим.
Роуди вздыхает.
– Я знал об этом, конечно, и спросил его, что изменилось. Тогда он замолчал, что всегда было для него редким явлением. Менее редким за эти пять лет, но всё же. И затем, наконец, он сказал:
“Я был ублюдком”.
“Да, я знаю, но как именно на этот раз,” – спросил я.
“Мне повезло. Когда все… Когда он… Мне повезло. У меня была Пеппер. У меня был ты. Но все остальные… Боже, Тор совсем один…”
“Тони,” – сказал я.
“Да,” – ответил он. – “Да. Я могу жить с тем, что потерял весь оставшийся мир, потому что у меня всё в порядке. Но Роуди. Пацан. Я потерял пацана.”
Он буквально зациклился на этом. У него получилось начать нормальную жизнь, наверное, лучше, чем у кого-либо в мире, но он нашёл вашу с ним фотографию и зациклился на этой мысли. Думаю, она, вместе с приходами остальных – ему приходилось смотреть в глаза людям, потерявшим кого-то столь же дорогого, как для него были я с Пеппер – заставили его действовать.
Роуди задумывается на пару секунд, подбирая слова или, может, вспоминая минувшие события.
– Так что слова Пеппер о том, что именно Питер Паркер вдохновил Тони Старка попробовать один последний гамбит, чтобы вернуть всех исчезнувших, настолько близки к истине, насколько это вообще возможно, сильнее них могли бы быть разве что слова самого вернувшегося из мёртвых Тони. – Питер дёргается на этих словах. По взгляду Роуди видно, что он заметил, и он на мгновение замолкает, но никак не комментирует. – Думаю, рано или поздно он бы пришёл к этой идее, его любопытство не давало бы ему покоя, пока он не добился бы своей цели, но кто знает, сколько бы ушло на это времени, и получилось бы у него, если бы он затянул. Желание вернуть тебя подтолкнуло его к действиям быстрее. Почти мгновенно, я думаю. Ты был единственным, кого он потерял, и как только ему об этом напомнили, он не смог с этим дальше жить.
Сердце Питера уже успокоилось после мимолётно мелькнувшей перед глазами картины поднимающегося из могилы Железного Человека. Сейчас же оно бьётся идеально ровно, и это что-то, чем за последние пару недель он мог насладиться не так часто, как ему бы хотелось. Он может почувствовать, как слёзы пытаются вернуться, и зло моргает, пытаясь избавиться от них. Он взрослый. Он должен быть взрослым. Он сам попросил Роуди о подробностях, и ему надо доказать, что он в силах справиться с ними.
Он также совсем не знает, что сказать в ответ на его слова. У него уходит несколько секунд, чтобы найти хоть что-то, выудить нужные слова, чтобы задать следующий вопрос.
– Как вы справляетесь с этим? – спрашивает Питер. – Как вы справляетесь с тем, чтобы быть настолько важным человеком для кого-то? Особенно для такого, как… кого-то такого великого, как…
– У многих людей есть дорогие им люди, – говорит Роуди. – Возьмём для примера тебя и твою тётю. Вы оба наверняка чувствуете это по отношению друг к другу, я прав?
– Конечно, – отвечает Питер, но он не может представить, как можно любить кого-то настолько, чтобы буквально придумать, как свернуть время, чтобы вернуться к ним. Он любит тётю Мэй больше кого бы то ни было, но его разум всё равно не может представить нечто подобное. – Но граффити в честь мистера Старка повсюду. Все знают, кем он был. И из всего мира именно я… Я просто какой-то ребёнок.
– Каким и он был когда-то, – говорит Роуди. Питер моргает, затем делает это снова, затуманенный взгляд Роуди затрагивает в нём что-то болезненное. Роуди относился к Питеру по-деловому, сухо, но с заботой. В любом случае, Питер не видел сильного проявления эмоций с его стороны. Даже после того, как он почти в него выстрелил, Роуди едва ли показал что-то кроме беспокойства за него. И хоть сейчас это ещё не слёзы в его глазах, его взгляд говорит как раз о том, что они свернули в ту самую личную стезю, о которой Питер его предупреждал. Та, из-за которой Роуди отлучился на минутку или десять, чтобы привести себя в порядок.
Питер чувствует, что лезет не в своё дело. Он нервно заламывает руки, сгибая и разгибая пальцы.
– Роуди? – зовёт он. Роуди поворачивается на голос. Он не выпадал из реальности, как это порой делает Питер, но теперь его внимание снова сосредотачивается на нём. Питер сглатывает продолжает: – Как вы познакомились? Как долго вы были друзьями? Как вы стали друзьями?
Это то, что ему надо знать. Он должен увидеть человеческую сторону целиком. Он должен перестать идеализировать мистера Старка – а это именно то, чем он занимался, когда тот был жив. Он должен это сделать, потому что сам сейчас не в лучшем состоянии – так же, как нередко бывал, со слов Хэппи, мистер Старк. Мертвых часто обожествляют, и все, что нужно Питеру сейчас - это знать, что он был, в первую очередь, человеком, и что Питер сможет справиться со всем так же, как получалось у него.
И у него были друзья. До Железного человека. Как у Питера был Нед ещё задолго до укуса паука. Это… может быть чем-то общим между ними. Должно быть им.
И он просто хочет послушать об этом. Услышать что-то хорошее. Потому что сейчас все его воспоминания смешались в один лишь образ разлагающегося мертвеца, рвущегося к нему, чтобы утащить за собой под землю, и это не было настоящим. Ему нужно что-то реальное, нужно вернуть то, что у него отняли, нужно то, что было у его лучшего друга.
Роуди отвечает не сразу, но не потому, что колеблется – скорее словно бы у него перед глазами пробегает собственная жизнь, хорошо прожитая и, скорее всего, несколько раз пересмотренная со времени смерти мистера Старка. По крайней мере, Питеру пришлось потом пойти в школу, пришлось сосредоточиться на чём-то другом, продолжать жить так, словно бы он вообще не принимал участия в битве за судьбу вселенной; он не знает, как с этим справлялись остальные.
– Второй класс, – произносит Роуди.
Питер непроизвольно открывает рот, ведь он не ожидал подобного – это давно. Смысл доходит до него, пока Роуди продолжает говорить: они были друзьями десятки лет, почти всю жизнь, и в одно мгновение это стало невозможным.
– Это был первый день второго класса, и все мы уже тогда были экспертами в том, как начинать учебный год. Мы ведь справились с первым классом, мы знали, что делаем, понимаешь? Кроме одного ребёнка, который выглядел напуганным и готовым в любой момент сорваться с места и бежать . Потом я узнал, что он никогда не был в первом классе, его сразу протолкнули во второй. Так что целый день в школе был для него в новинку. Когда тот, кто его привёз, уехал – не думаю, что это были его родители, так что, наверное, Джарвис – он был… Я не знаю. Тяжело вспомнить такое. Но он выглядел так, словно бы был здесь не к месту.
