Как-то разговаривали с Соседом про книжки о попаданцах и про трофеи в частности. И наверно я с ним во многом согласна. Когда он рассказывал, как многие авторы просто слюной захлёбываются, когда рассказывают, как их герои потрошат трупы и наших и немцев в поисках трофеев, и как они им радуются. Он предложил разделить эти процессы, когда человек просто упивается добычей трофеев и ситуацией, а когда вынужденно приходится пользоваться трофеями. К примеру, сбежал из плена и нужно вооружиться, взять оружие врага и с его помощью защищаться и нападать - это вполне понятный процесс и адекватные действия. Совершенно аналогично на службу ставят захваченную у врага технику и оружие и это делают со стародавних времён. А вот, когда переходят какую-то незримую грань и начинают упиваться добычей трофеев, не брезгуя ничем, в этом есть уже что-то от помоечников. И ведь у тех, кто в помойках копается смысл не в том, что хотят найти что-то нужное и ценное, смысл в том, что это - ХАЛЯВА! В моём понимании - это унизительно и недостойно человека, как попрошайничать, ведь это по сути своей обман, мошенничество такой необычной формы. Если не верите, дайте попрошайке, у которого табличка, что "он есть хочет и голодает" хлеба или пирожок, если много народу не будет, то, скорее всего, он вам скажет много нецензурного и выкинет вашу еду. То есть ему не нужна еда и написано у него про еду и голод враньё, он хочет денег, но не хочет работать! Что это, если не мошенничество? И вообще, трупы обирать - это как-то не этично в моём понимании, как у пьяного по карманам лазить...
Так! Что мне нужно сделать? Разоружить, не должно оружие, где попало валяться. Забрать его документы, которые подтвердят мой рассказ и может, несут в себе какую-либо полезную для командования информацию. Забрать его парашют, мне ведь ещё до штаба добираться, вот и отдам парашют местным жителям за помощь, там качественные и нужные в хозяйстве верёвки и хороший шёлк, им он дороже денег будет. Очки у него новенькие и целые, как-то Иван говорил, что они очень хорошие, он видел у кого-то и так глаза при этом закатывал, вот ему и отдам. До чего же противно у трупа по карманам лазать, а ещё вонь эта. Но вытащила его личные документы из кармана, хорошо, что дыра от сука осины ниже кармана. Сняла планшет с картой и какими-то бумагами, личные документы и очки затолкала в планшет, он большой, больше моего, который тоже засунула к немцу, всё влезло. Кобура с Вальтером судя по надписи на затворной раме, оказалась испачкана, осторожно вынула пистолет и запасную обойму, кобуру брать не стала. Хорошо, что парашют у него сзади висел, не запачкался совсем. Всё, теперь можно на дорогу выходить, тут до неё километр, не больше...
Уже двинувшись к дороге, встрепенулась, что шла я не искать выпавшего немца, о котором не знала, а к месту падения мессера, а теперь не дошла и свернула, и это не правильно. Пришлось резко менять свои планы, разворачиваться и идти вправо и назад. Благодаря почти безветренной погоде в поисках мне снова помог мой нос. Метров за сто пятьдесят почувствовала запах технической гари, горящий самолёт - это вам не запах от туристского костерка с запекающейся на углях картошкой. На место падения вышла минут через десять. Собственно смотреть там оказалось не на что. Остатки догорающего самолёта ещё чуть чадили. В лесной поросли падающий самолёт проломил себе косой проход длиной метров пятьдесят, в конце которого и коптили его остатки. То, что я вышла на тело лётчика, это невиданная удача, ведь судя по тому, что парашют не раскрыт, его выбросило из разрушающегося самолёта или уже мёртвого или без сознания. Если бы этого не произошло, то сейчас его останки догорали бы в той куче коптящих обломков, на которую я сейчас смотрю. Ещё раз, как, когда смотрела на горящего Барбоса, порадовалась, что лес сырой и не начнётся лесной пожар. Всё намеченное я сделала, то, что видела сверху, подтвердила и делать мне здесь больше нечего.
Если от места падения Барбоса уходила с болью, словно предаю и бросаю его, то от сгоревшего мессера просто развернулась и пошла. После вопроса Соседа прислушалась к себе и не обнаружила ни радости, ни злорадства, ни даже банального удовлетворения оттого, что враг заслуженно поплатился за всё. Единственное и самое сильное чувство, которое было внутри - это усталость. И ломили не только перенагруженные мышцы и связки, морально устала не меньше. Сейчас, когда напряжение отступало, усталость выходила на первый план и нужно скорее добираться до Прилук, сдавать пакет и с чистой душой где-нибудь прилечь и придавить минут по тридцать на каждый глазик, как Панкратов любит говорить. А сейчас нельзя давать себе ни на секунду расслабиться, только позволь себе присесть, и чтобы встать понадобится в сто раз больше сил, чем просто постоять не присаживаясь...
С двумя парашютами как беженец топаю по нехоженому лесу. На дорогу вышла уже через пятнадцать минут, до неё оказалось ближе, чем прикидывала. Да, это вам не безлюдная Карелия, где можно десятки километров по глухому лесу топать и не встретить следов человека. На юг до Курино всего километра три с половиной, на север до Красного Бережка километров пять. Но ещё в лесу решила идти на север, потому, что Курино на берегу Холовы и ещё по ней выгребать до Мсты, а Бережок на Мсте, а это выигрыш километров семь, с учётом кривизны изгибов русла реки. Мне бы добраться скорее, так, что иду на север. Не поверю, что в деревне, которая на берегу не маленькой реки нет лодок и проводника, который мне поможет до Прилук добраться, и лодку обратно пригонит. Я решила, что этот вариант надёжнее, чем голосовать на дороге попутку, которая ещё не известно, будет или нет, и захочет ли останавливаться и брать меня пассажиром... На деревушку вышла всего через километр, может чуть больше.
Смешно, но в деревне меня первым делом попытались арестовать, как я поняла, на всякий случай. Немцы здесь в прошлом году успели отметиться, когда ударили в сторону Тихвина и с целью соединиться с финнами на Свири, правда не долго. Но успели лишить местных многих иллюзий, в частности о добрых и культурных оккупантах, хотя до зверств как в партизанской Белоруссии дойти времени им не хватило. Едва увидели меня на дороге, как все попрятались, а ко мне вышел дедок в малахае и растоптанных валенках с дремучего вида ружьём, в котором только паутины в стволе не хватало, и стал на меня его наставлять. Наверно этот карамультук и есть воспетая в народе переделка винтовки Бердана - легендарная "Берданка". Настроение у меня и так не было весёлым, так, что я деду сказала, всё, что про него думаю, и умудрилась не использовать ненормативную лексику. Дедок сразу проникся и со словами:
- Так бы и сразу... - стал интересоваться, чем они могут помочь Красной армии. Чуть не засмеялась, когда осознала, как наш диалог мог смотреться со стороны, наши люди непостижимы в принципе. Вот представьте себе сбитого где-нибудь над Баварией немецкого пилота, который выходит к поселению, где бдительный местный бургомистр встречает его с оружием и требует от лётчика удостоверить его личность. А в ответ летчик, вместо предъявления документов игнорируя направленное на него оружие, начинает ругаться. Бургомистр, вместо того, чтобы воспользоваться оружием чуть ли не извиняется и предлагает свою помощь, всячески показывая свою лояльность и любовь к армии. Вы верите в такой бред? А у нас это нормально. И ведь я ни на секунду не допустила себе мысль просто предъявить свои документы, которые есть и совершенно нормальные и законные. Видимо, мы, правда, живём на каком-то невербальном эмоциональном слое реальности, как Сосед как-то рассказывал. И Бисмарк ничего не понимал и не мог понять, когда говорил, что на любую европейскую хитрость Россия ответит такой невообразимой глупостью, что приведёт любого европейца к фатальному поражению! Мы отвечаем не ГЛУПО! Мы отвечаем ЭМОЦИОНАЛЬНО! Вот как объяснить с позиций логики, что крепостные крестьяне при нашествии Наполеона собирались в партизанские отряды и били оккупантов везде, где найти могли? Ведь они униженные, бесправные и забитые крепостные и после войны их никто не будет освобождать и они снова вернуться к своим барам и помещикам и будут дальше горбатиться на барщине и церковной десятине. А тут и нет европейской логики в основе, которой лежит ВЫГОДА, здесь даже не патриотизм или любовь к Родине, здесь эмоциональное неприятие происходящего и вторжение чужих!...
