Теперь и люди должны отважиться на полёт на воздушной карете. Братья Монгольфье предложили посадить в корзину троих приговорённых к смерти преступников, но король наложил на это предложение своё вето; привилегия первого полёта по воздуху должна принадлежать не отбросам общества, а благородным людям.

Огонь под воздушным шаром разводился главным образом из сырой соломы и мелко нарубленной овечьей шерсти, чтобы произвести как можно больше дыма; потому что поднимают шар в воздух мелкие частички гари, которые содержатся в дыму.

На этом месте Мария перебила доклад своей подруги:

– Но это же чепуха.

– Что? – выдыхает Матильда.

– Про дым. Это вообще ничего не даёт, если сжигать сырую солому и шерсть.

– Ты так думаешь? – Матильда наморщила лоб и обнажила свои кривые зубы: – Но здесь так написано.

– Где?

– Вот, – Матильда указала на третью страницу. – Они сжигают сырую солому и рубленую овечью шерсть, чтобы получилось как можно больше дыма. И старые башмаки тоже жгут. И полуразложившиеся животные останки.

– Это чепуха, – ещё раз говорит Мария. – Это всё только воняет и чадит, но воздушный шар от этого не полетит, наоборот. Единственное, что его поднимает вверх, это горячий, прозрачный воздух. Ты хотя бы однажды разводила огонь на кухне?

– Конечно, много раз.

– Тогда ты должна знать. Если сжигаешь в печи что-нибудь сырое, получается много дыма, но мало жара. И дым не хочет подниматься в трубу и заполняет всю кухню. А когда ты сжигаешь сухие дрова, огонь разгорается жарко, дым становится прозрачным и моментально улетает вверх.

– Ну да, всё так.

– Конечно, – говорит Мария. – В аэростат надо нагонять жар, а не дым. Эти благородные господа понятия не имеют, как разводить огонь, потому что они никогда в жизни не топили своими руками печь.

– Надо бы попробовать, – взволнованно шепчет Матильда. Шея у неё покрывается красными пятнами.

– Давай сделаем, – говорит Мария.

В тот вечер Мария и Матильда принимают решение самостоятельно сделать воздушную карету; не такую большую, чтобы годилась для перевозки людей, для этого им не хватило бы необходимого строительного материала. Достаточно будет маленькой модели, чтобы проверить теорию Марии про дым и горячий воздух.

В ближайшее воскресенье после церковной службы они отправляются вверх, к Пасторскому лесочку. Утренние сумерки переходят сразу в вечерние сумерки, туман уже несколько месяцев поглощает весь дневной свет. Снег повсюду лежит в рост человека, он такой же жёлтый, как и туман, и воняет тухлыми яйцами.

Мария и Матильда в своих деревянных башмаках скользят по смёрзшейся тропе до самого края леса. Там они сооружают из тростниковых палок небольшую пирамиду и обтягивают её по бокам отслужившей ночной рубашкой. Потом разводят огонь из сухих еловых веток, держат над ним свою воздушную карету и потом отпускают её. Она камнем падает в огонь и сгорает.

Через неделю они предпринимают вторую попытку с кубом, основание которого остаётся открытым, на сей раз они используют берёзовый хворост и старую нижнюю юбку. Куб немного покачался над огнём, потом опрокинулся, упал в костёр и сгорел.

Третья воздушная карета имела форму цилиндра. Она парила над огнём в течение четырёх-пяти ударов сердца, прежде чем мягко опуститься в костёр и сгореть.

При четвёртой попытке Мария и Матильда соорудили кубик из соломинок и склеенных страниц Библии, которую Матильда выкрала у дяди; в середине открытой стороны они закрепили на медной проволоке комок хлопка, пропитанного шнапсом. Когда они поджигали этот комок, стоял уже тёмный вечер. На сей раз аэростат не упал, а остался висеть в воздухе, чёрным и золотым светились в огне сгорающего хлопка склеенные места текста Священного писания. И потом кубик стал подниматься, сперва незаметно, потом всё быстрее, до самых верхушек заснеженных елей, потом выше – и в сторону, во тьму и в жёлтый туман. Мария и Матильда безмолвно провожали взглядом своё светящееся творение, пока не сгорел весь шнапс. Затем пламя погасло, и летучая повозка слилась с темнотой ночи. Две подруги схватили друг друга за руки, в глазах у них стояли слёзы.

Мария и Матильда не могли знать, что за Пасторским лесочком есть другой жёлто-заснеженный лесок, а за ним следующий, и ещё один, и ещё. Многие сотни лесочков тянутся во все стороны света, вся Европа усеяна жёлто-заснеженными лесочками, которые покрыты жёлто-горчичным туманом, от Стокгольма до Неаполя, от Лиссабона до Москвы; и всюду есть молодые люди вроде Марии и Матильды, которые независимо друг от друга строят маленькие воздушные кареты в неясной тоске и робком предчувствии, что этому пропитанному кровью континенту и им самим предстоят тяжёлые времена и основательные перевороты. Вечер за вечером, когда Европа закатывается в ночь, поднимаются вверх эти маленькие огни, и на некоторых из этих самодельных аэростатов висит то перепуганный кролик, то морская свинка или котёнок – отправленные в небо в качестве посланников человечества и обречённые после короткого полёта сорваться вниз, и в каждом из этих отдельных полётов вновь и вновь подтверждается теория Марии-Франсуазы Магнин из Грюйэра, согласно которой аппарат поднимается в воздух благодаря горячему воздуху, а не дыму. Даже братья Монгольфье при дальнейших полётах отказались от карбонизации лошадиных останков.

Технически дело оказалось поистине простым. Любой ребёнок в состоянии построить аппарат с воздушным обогревом. Светящиеся кубики, пирамиды и цилиндры быстро утрачивают своё волшебство. Поэтому в воздух уже поднимаются новые чудеса. Ярко светящиеся райские птицы, причудливые фигуры, чёрные дамы, рыбы и целые летающие замки тянутся по небу, наводя страх на крестьянский люд, отродясь ничего подобного не видавший.

– Ты ещё не спишь?

– О нет.

– Что-то не так?

– Почему ты так решил?

– Я слышу твои мысли.

– Тут темно, как у коровы в утробе. Мы заживо погребены.

Тина поворачивает ключ зажигания и включает «дворники», после чего они со скрипом сдвигают снег на лобовом стекле в сторону, и сквозь стекло проникает некое подобие сумеречного света.

– Так-то лучше. Который час?

– Половина первого. У тебя всё хорошо?

– Ну что опять?

– Ты снова испускаешь радиоактивное излучение. Что на сей раз?

– Да оставь.

– Скажи.

– Мне действует на нервы, как ты обращаешься с этой бедняжкой Матильдой. Плоский зад, кривые зубы, и всё время эти еле слышные выдохи вместо речи. Я тебя спрашиваю, это обязательно? Да ещё и эти красные пятна.

– Но такие люди бывают, что поделаешь.

– Суть не в этом. А в том, что ты их так видишь.

– А что плохого в том, чтобы видеть людей такими, какие они есть?

– Ты хочешь видеть Матильду такой, потому что она устраивает тебя именно в этом образе. Комическая фигура для твоего мужского юмора.

– Ну ты глубоко копаешь.

– Как уж есть.

– Ну хорошо. Тогда мне придётся объяснить, в чем твоя проблема с Матильдой.

– Сделай милость.

– Ты не хочешь принять её в виде такой серой мышки, потому что для тебя в качестве женской ролевой модели допустимы только всемогущественные суперженщины.

– Окей, годится. На сей раз ты доволен, нет?

– Да.

– Хорошо. Могу я позволить себе ещё одно замечание?

– С удовольствием выслушаю.

– Тот момент со сломанным крылом петушка. Мне кажется, это чушь.

Макс пожал плечами:

– Ничего не могу поделать, этот факт упоминается в любой иллюстрированной истории авиации. Некоторые источники утверждают, что крылышко было сломано ещё до старта, а не при посадке. Боюсь, что выяснить правду уже не удастся.

– Ты и впрямь не вполне нормальный. Сожалею, но вынуждена тебе об этом сказать.

– В отличие от крылышка, действия принцессы упоминаются историками лишь походя, а то и вообще не упоминаются. Рассказать тебе про эту принцессу?