Нечист «Семнадцать мгновений» обгадил — в гробу повернулся артист. Зачем и чего это ради воруешь известность. Нечист приём безответственно-подлый — подкладывать; киношедевр опошлен безнравственной кодлой. Не выдержал пошлостей нерв, покинул я сборище это, участвовать в нём не хочу. Чиновники рвутся в поэты. Над вами, «друзья», хохочу. Вы наглые все без предела, вам бес по нахальности брат. Толпа, возмущаясь, галдела: «То чистой воды плагиат!» Твердеет река Не всё ещё в жизни потеряно. Неяркие светят цвета. Что опытом прошлым проверено, за новой чертою черта. И так пустота чередуется со звонами странной мечты, где буря без грусти беснуется в раздольях земной пустоты. И снова пространство печалится. Плывут надо мной облака, и снежная изморозь валится. Твердеет в морозы река. Пускай без конца повторяется, меняя забывчивость лет. А если всё это не нравится, зачем забавлять белый свет? Рассказом о дикой безвкусице в суровом, но тихом краю, где кружатся странные кустики. В сибирском живём мы раю. Было так Прислушаются ветры к буре и пойдут ходить волной. Было так в литературе, что не занята войной междометий, формул чести под прикрытием молвы. И разносят строки вести в состоянии мольбы. Грусть на паперти свободы отражением блестит. Улетают птицы-годы. Всё о чём-то говорит. Прочитать бы с интересом под бессмысленный вираж, что в дыхании воскресло и вошло спокойно в раж оголтелого вниманья, пониманья торжества. Слов заметно вымиранье, то процесс не естества, а нахального стремленья всё представить как успех. Несуразное явленье — сонм замызганных утех — принимается за славу гениальности своей. Расцвели опять купавы, песни шпарит соловей. Мы заслушались, и вскоре стала ты в момент моей с яркой нежностью во взоре. Удивился соловей. Под завесой Где печаль, там солнце светит. Там, где грусть, луна блестит. Звёзды скукою отметин появляются… Шумит всё пространство в ожерельях под завесой снежных бурь. А труба выводит трели, словно бы из дыма дурь выжимает в одночасье, и становится тепло. Непонятки в поле мчатся. Давит ветер на стекло. Отражением сверкает недоразвитость пурги. Кто, не знаю, нас карает? Но расходятся круги, по которым через складки местности идём в тайгу, где все взятки вроде гладки, потому и берегу состояние полёта странной мысли на ветру. Настаёт в судьбе забота, лишь о том и говорю. По ранжиру Совершаем часто мы ошибки, оттого и нет прощенья нам. Ничего не знаю я о Шипке. Не ходил в походы по хребтам. И спасать народы не хотелось. Он генералиссимус страны. Где неяркое во всём вертелось из далёкой древней старины. Становились строго по ранжиру на гоп-стопе под мостом, внутри: «Быть бы живу, – вспомнил, – не до жиру!» На беспамятстве идей зари, не взошедшей в сером небосклоне судеб, искалеченных войной. Оказавшихся опять в полоне, а безвинность их была виной. Проходил сквозь стены на форсаже без поправок на беспечность зла. Кто-то первым бросит камень, скажет: «Полагается за все дела». Вы не с тем вступили, люди, в драку, а в гоп-стопе правила не те. Напуская в отношеньях мраку, но отметин нет на злой версте. И сбивается с пути гоп-стопник. Не по правилам живёт страны. От напряга непременно лопнет под присмотром диким Сатаны. Перегрелся ствол Разбирать винтовку «Мосин» пусть научит командир. На меня он что-то косит. От ногтей идёт задир. Пули вылетают в пачках. Перегрелся с ходу ствол. Сизым дымом зори пачкал, а затвор весь занял стол. Отвертел я даже мушку и пришпилил вмиг к доске. Разбираю как игрушку, весь в печали и тоске. Слева вверх идёт направо, вьётся ствол, весь нарезной. Гнутся скошенные травы, оголяет «мезозой». С автоматом дело проще, набиваю магазин смертью и луплю по роще, по прохожим без корзин. Становлюсь открытой целью для карателей стихов. И аукается селью без обилия злых слов. Поработал я с «максимом»: саданул всю ленту враз. Всё на телефон заснимем, видео создав, рассказ. Поигрался с пистолетом, а «макаров» промолчал. И с обеих рук дуплетом бил по целям, без начал вышел я с «сорокапяткой», разбирая злой «калаш» я одною левой пяткой, удовлетворивши блажь, саданул из «града», смазав. От ответки в сонм стихов я ушёл от всей заразы без обмана и без слов разобрать все «Авангарды» на сверхзвуке у плетня за бессмысленность награды, что обходит вновь меня. И запишут в патриоты: научился же стрелять, попадаю прямо в соты, защитить смогу я Мать — Русь-Россию да с Сибирью. А китайцам шиш, не пядь. Понастроим снова тиры, регулярно чтоб стрелять. |
