Официантка как раз убрала осколки, когда Клара бесцеремонно села за столик писателя.
— Мистер Эдлунд, простите мою назойливость, но… — Клара не успела окончить фразу, так как он её перебил:
— Клара? Что ты здесь делаешь?
Мистер Эдлунд выглядел так, будто Клара была его худшим кошмаром. Он трясущимися руками снял очки и потёр вспотевшую переносицу.
— Вы меня помните? — только и смогла выдавить Клара, терзаемая целым рядом вопросов: откуда он узнал её имя? Как он узнал её без той маскировки, которую она носила до встречи с Люцифером? Почему его вообще удивило её появление?
— Помню, — будто смирившись со своей участью, ответил мистер Эдлунд. — Тогда, на автограф-сессии ты просила удивить тебя.
— Верно, сэр! И у вас воистину это вышло! Как же звучала та фраза? Я ещё хотела вернуться в торговый центр, чтобы узнать, что вы имели в виду.
— «Твой путь озарит свет несущий», — процитировал Карвер Эдлунд, и Клара обрадовалась его прекрасной памяти, пока осознание не стёрло с её лица улыбку.
— Постойте-ка, — она снова мысленно повторила слова подписи, и только теперь они показались ей таким очевидным объяснением, которое несмотря ни на что, всё только сильнее запутывало.
— Клара, послушай, — начал мистер Эдлунд. Он знал, что она собиралась засыпать его неудобными и несвоевременными вопросами. Он попытался ненавязчиво переключить её внимание, но она была настойчивее, чем он думал.
— Нет-нет, мистер Эдлунд, я… — Клара нахмурилась. Ей казалось, что какая-то важная мысль нарочно ускользает от нее.
— Клара…
Клара выглядела излишне сосредоточенной, и это заставило писателя занервничать. Он закрыл ноутбук и отодвинул его в сторону, затем взял недавно принесённую чашку с кофе, и сделал глоток.
— Мистер Эдлунд, — обратилась к нему Клара, чтобы узнать бывает ли у него такое чувство, будто все вокруг пытаются тобой манипулировать, но он перебил её:
— Моё имя Чак, Клара. Карвер Эдлунд — псевдоним.
Было ли это просто имя, или какой-то пароль, снимавший ограничение с памяти Клары, но она тут же вспомнила, что хотела сказать, и не теряя ни секунды, на одном дыхании выдала:
— Чак, свет несущий — это ведь… эвфемизм, да? Вы зашифровали что-то под этим странным словосочетанием, которое, будь я проклята, если не имя… падшего ангела из Библии?
Клара не смогла заставить себя произнести его имя. Ей казалось, что стоит всерьез сказать о своей догадке, как Карвер Эдлунд засмеется, а за ним подхватит и персонал кафе, а затем и вся улица, а может и весь город. А ведь она до сих пор не знала, в каком городе находилась. Но мистер Эдлунд смеяться не собирался. Он смотрел на неё взглядом полным раскаяния или нет, взглядом человека, который хотел бы, чтобы её судьба была иной, но ничего не мог сделать. Или думал, что не мог.
— Да, Клара, это какой-то эвфемизм, но я уже не помню, что хотел тогда сказать.
Был ли это побочный эффект её близкого общения с Люцифером, но ложь она чувствовала за милю, и мистер Эдлунд лгал.
— Ангел сказал, что меня коснулась рука Господа. Вы коснулись меня, когда возвращали книгу, — ляпнула Клара, и тут же пожалела: одно дело обвинить человека в мудрёных выражениях, и совсем другое — в том, что он — бог.
— Клара, я касался всех, кому давал автограф, — пытался оправдаться Чак.
— И после этого начались все мои проблемы, — не слушая Чака, продолжила Клара. — Мама оказалась в больнице, меня стали преследовать ангелы и демоны, а потом я… — она посмотрела Чаку в глаза. Она боялась обнаружить в них ужас и непонимание. Она успела наговорить столько странных вещей, что Карвер Эдлунд имел все основания отправить её в психушку. Но на неё смотрели глаза человека, который знал. Он знал, что она имела в виду, ведь это было давным давно записано в его ноутбуке. Следующий вопрос прозвучал так тихо, что Чак скорее прочитал его по губам: — За что?
Ей не важно было кто сидел перед ней: писатель, посланник божий или сам бог. Всё, что было хорошее, моментально забылось. Клара почувствовала себя обманутой и использованной. Всё вокруг было фикцией. Но знал ли Люцифер?
— Клара, я ничего… — слова застряли в горле Чака. Он не хотел лгать, не мог. Ведь эта семнадцатилетняя девушка так много сделала для его сына, сколько он сам никогда не делал и вряд ли смог бы. Он вздохнул и отвёл взгляд. — Давай я угощу тебя завтраком.
— Что? — она думала, что ослышалась, но Чак подозвал официантку и сделал заказ.
— Ты готова услышать правду? — серьёзно спросил он, когда официантка удалилась. И от перемены в его голосе Кларе стало не по себе. Перед ней сидел уже не тот растерянный и нервный писатель, а некто очень древний и уставший. — Ты заслужила право выбора: узнать или забыть.
Он предлагал ей выбор, считая, что это наивысшая благодарность, которую он мог проявить. Выбор между двумя словами, смысл и значение которых она вдруг позабыла. Он предлагал стереть ей память или заполнить имевшиеся пробелы? Это было то единственное исключение из правила «всё предрешено заранее», которое мог сделать некто очень могущественный. Настоящий дар создателя — право решить свою судьбу. И Клара испугалась. Она вдруг ощутила всю тяжесть принятия решения. Ей некого было спросить, не с кем было посоветоваться, не на кого было переложить ответственность.
Официантка поставила перед Кларой тарелку с блинами, клубничный джем и зелёный чай. Она рассеянно уставилась на коробочку с джемом, и вдруг с ужасом поняла, что не знала, как она открывается.
— Клара, — вывел её из оцепенения голос Чака. Он взял коробку с джемом, открыл её и поставил обратно, — так чего же ты хочешь?
Она уставилась на него так, будто видела впервые. Он терпеливо ждал, когда же она соизволит хотя бы попробовать еду, и Клара не стала с этим тянуть. Пока ещё всё помнила, в том числе, и как пользоваться столовыми приборами. В голове роились глупые, нелепые мысли. Она вцепилась в слово «забыть» и не отпускала его. Может быть так и нужно было поступить: выбрать то, что первое пришло на ум. Воспринять это как знак свыше.
— Я могу кое-что узнать, до того, как приму решение? — спросила она.
— Конечно, — кивнул Чак.
— Люцифер… он знал?
— Разумеется, он не знал. Иначе это перечеркнуло бы всё.
Клара кивнула. Ей не нужны были длинные разъяснения. Ей и без того казалось, что всё происходящее — плод её воображения. Вдруг она вовсе не в кафе, а в номере гостиницы, где оставил её Люцифер? Лежит в бреду после экзекуции с душой, и обсуждает варианты с самой собой.
— Почему я, Чак?
— Тебе хочется, чтобы в этом был особый смысл? Тебе кажется, что выбор всегда чем-то обусловлен. Ты и правда на мгновение напомнила мне сына, и я даже сказал тебе об этом. Я не думал, что ты подходящий вариант, Клара, я просто рискнул.
— И? Сработало?
Чак улыбнулся, и рассеянным движением поправил салфетки на столе. Что-то в этом было не то, она чувствовала. Но что?
— Всё вышло так, как должно было. Не плохо, и не хорошо.
— Вы говорите загадками.
— Что ты чувствуешь, Клара?
— Я чувствую подвох, но не могу его распознать.
— Нет, что ты чувствуешь к нему?
— Я его люблю, — слова вырвались сами собой. Она не собиралась их произносить. Ни сейчас, ни потом. Но сказанного не воротишь.
— Вот именно. Ты его приняла таким, каков он есть.
— А разве не в этом был смысл?
— Не совсем. Я хотел его изменить. Он был моим самым любимым сыном, и я хотел, чтобы он был ещё и идеальным. Ты должна была посодействовать моему плану, но всё вышло снова не так. Пора мне признать то, что по-моему не будет никогда.
— И что будет дальше?
Она задала вопрос, который по правилам игры мог засчитываться как выбор, но Чак решил открыть ей завесу тайны её предполагаемого будущего и фактического. Если Клара выберет синюю таблетку, то вернётся к матери, будет ходить в школу, затем поступит в колледж, встретит парня по имени Тедди и доживёт до старости, так никогда и не встретив Люцифера, ангелов, демонов и прочих проблем. Если же она выберет красную, то ей придётся смириться с тем, что по словам Чака, ей может не понравиться.