Вальков снова умолк и скорчил такую многозначительную мину, что в пору было святых выносить.

– Его появление фиксируется радарами? – Костя устало потер виски.

– Нет. Экраны слежения остаются девственно чистыми. Корабль обнаруживается только акустически и визуально. Да и то, когда сталкиваешься с ним нос к носу, при достаточном освещении.

– То есть в пределах прямой видимости.

– Так точно сер! – пират шутливо козырнул.

– Прослеживается ли какая ни, будь математическая закономерность в его внезапных появлениях? – Ярославцев сделал вид, что не заметил этой наглой выходки, однако легким движением пальцев правой руки дистанционно заставил запульсировать болью его плечевой нерв.

– Карамба! Я все понял, полегче командир. – Скривился Валериан и авторитетно продолжил: – Нет там ни каких закономерностей. Все происходит в разных местах и в разное время. Одно могу утверждать с полной уверенностью, вам удастся обнаружить его только в тридцать седьмом квадрате. В других секторах это проклятое судно замечено не было.

– Почему проклятое?

– Да потому что все, кто каким-то образом пересекался с ним, бесследно исчезли. В одном только «Вольном братстве» за этот месяц пропало две первоклассные шхуны: «Развратница Дульсинея» и «Черный барон». Всяких искателей приключений, космических старателей и любителей погрести под шумок халявы, тоже набралось уже больше десятка. Если честно, то я замучился слушать их вопли в эфире.

– Как? Разве они успевали подать сигнал бедствия? – слегка удивился Константин.

– И не только! Большинство несло в эфир такую околесицу, что у меня закрадывалось сомнение относительно их психической вменяемости.

– У вас не сохранилось записей этих сообщений?

– Нет. В целях юридической безопасности мы каждые сутки обнуляем свои бортовые черные ящики, а специально переписывать этот параноидальный бред не имело смысла. Как правило, все происходило следующим образом: сперва подавался межгалактический универсальный сигнал бедствия, а затем, в нарушение всех инструкций, в эфир, открытым текстом, буквально выплескивал свое отчаяние бортовой радист.

В основном сообщения касались внезапной и одновременной гибели всего экипажа, а дальше он начинал нести какую-то мистическую белиберду…

– Вот здесь, пожалуйста, поподробнее. – Заинтересованно попросил Ярославцев.

– Очень сожалею, что вынужден разочаровать вас, товарищ капитан, но подробностей вам не услышать от меня даже под пыткой. В их мало-разборчивом и бессвязном лопотании даже я не смог уловить, хоть какой-нибудь маломальской конкретики. Ни единой ключевой фразы или словечка, за которое можно было бы зацепиться. Поэтому, хотите, верти, хотите, нет, но мне больше нечего добавить, Константин Сергеевич.

– Ну, что ж, и на том спасибо. Как говориться: «Чем богаты, тому и рады». Ваши люди уже погружены на бот. Можете беспрепятственно возвращаться на свой корабль. Капитан Дормидонтов проводит вас до стыковочного модуля.

– Надеюсь, в следующий раз мы встретимся в более приятной обстановке. А в память о нашем мимолетном знакомстве позвольте мне сделать вам маленький босяцкий подгон? – Вальков изобразил дежурный поклон и выложил на стол довольно крупную золотую монету. – Эта знаковая вещица проинформирует любого джентльмена удачи о том, что когда-то вы очень здорово подсобили «Вольному братству».

Ну, и само собой оградит ее хозяина от лишних неприятностей. – С этими словами пиратский капитан вальяжно попрощался с находившимися рядом Ангелами и неторопливо направился к выходу, подхватив под руки виновато переваливавшихся с боку на бок телохранителей.

– Майор Власов?! – запросил командира штурмовой группы Ярославцев.

– Да, мой капитан?

– Вашей группе «Отбой». Собирайте своих людей и возвращайтесь на борт. Сколько для этого вам понадобиться времени?

– Через двадцать шесть минут я засвидетельствую дежурной смене свое почтение.

– Даю на все, про все ровно полчаса. И попрошу провести завершающий этап операции без ухарства и бахвальства. Проявите так сказать «революционную сознательность».

– Сер! Разрешите только расписаться лучеметом под бортовым номером их корабля? – возбужденно попросил бывший спецназовец.

– Ну, соблюдение этой святой традиции я не могу вам запретить. Только смотрите, не продырявьте им обшивку.

– Вам не о чем беспокоиться мой капитан! Я уже замерил ее толщину.

– Внимание и повиновение! – приказал экипажу Ярославцев, и как только в отсеках наступила тишина, внезапно обратил свое командирское око на задремавшего Кочетыгова:

– Виталий Викторович!

– Да! – тот встрепенулся и шмыгнул носом.

– Там твои деликатесы еще не протухли?

– Ни как нет сер! – обрадовано отрапортовал и даже подскочил с операторского кресла инженер-энергетик. – Все сохранено в самом наисвежайшем виде.

– Через час объявляю общий сбор в кают-компании. Отметим годовщину свадьбы, а заодно и обсудим наши дальнейшие планы. К этому времени, дабы обеспечить стопроцентную явку отряда, приказываю передать управление кораблем нашему многострадальному бортовому компьютеру.

– Благодарствую сер! А то я уже, грешным делом подумал, что после эвакуации с Золотаря вы обо мне и вовсе позабыли. – Гробовым голосом истинного английского дворецкого пристыдил Ярославцева искусственный интеллект. И по совести говоря, ему было за что обижаться.

Бессменный и преданный до последней микросхемы электронный мозг, деливший, с отрядом, со дня его основания, и радости и горести, был зачислен в штат экспедиции из пыльных запасников Сотниковской военной базы.

Оттуда, где ему, от нечего делать, приходилось прозябать в забвении или развлекать любознательных деточек стратегическими четырехмерными игрищами, да нескончаемыми байками о своем героическом прошлом.

Поэтому, как только бригада спецов прибыла для его демонтажа с целью последующей установки на арендованный сухогруз, им пришлось не менее пятнадцати минут зачарованно выслушивать отборную корабельную брань относительно: «Черной неблагодарности зажравшихся и утративших всяческое приличие сволочей…».

Осознавший свою вину отряд был вынужден раскаяться и принести официальное коллективное извинение: «Боевому соратнику, Заслуженному аналитику и Добросовестному воплотителю всех наших громких побед». А так же торжественно промыть его блоки и чипы в чистейшем медицинском спирте.

Когда по выставленному Виталиком угощению был нанесен «тактический ядерный удар» и Ангелам надоело кричать: «Горько», Ярославцев открыл служебное совещание.

Спорили не долго.

За то, чтобы продолжить поиски корабля высказались все: и спецы и технари и командники. Мнения разнились только в одном, какие действия следует предпринять после его обнаружения?

– Я предлагаю следующее, – от имени аналитиков взял слово лейтенант Лорети, – если нам все-таки удастся его обнаружить, давайте не будем рыпаться, и уж тем более высаживать досмотровую группу. Лучше всего, держась на безопасном расстоянии, осторожно вести наблюдение за целью, и одновременно вызвать федералов для подкрепления. Рисковать и нагло «переть на Ивана», не имеет смысла.

– Не выйдет! – возразил Дормидонтов. – Мы подписали правительственный контракт, в котором обязались не только самостоятельно разыскать, но и отбуксировать «Оберон» на их ближайшую военную базу.

– Ты слышал, что сказал Вальков? – эмоционально вступил в дискуссию Капустин. – Звездолет появляется внезапно и так же внезапно исчезает, независимо от твоего желания и намерения сопровождать его в дальнейшем. Я думаю те, кто его захватил, сначала следят за целью, прикрывшись маскировочным полем, а затем внезапно ее атакуют. Уверен, причем на все сто, без штурмовой акции у нас ничего не получиться.

– Угу! – промычал Сотник, выковыривая из зубов остатки недавнего пиршества, – Это, если корабль не будет накрыт силовым экраном. Не забывайте «Оберон» штатная, боевая единица, а не ржавая консервная банка с ограниченными летными возможностями. Пробить брешь в его силовой защите нам нечем. Да и он в любой момент может врубить форсаж и оставить нас куковать в гордом одиночестве с оборванным швартовочным фалом. Поэтому, хотим мы этого или не хотим, но нам по любому придется намертво приклеиться к его стыковочному модулю. А уж потом разбираться, что и к чему.