Обе вышли.

Фрэнк пихнул меня локтем.

– Надо будет трахнуть эту телку, – шепнул он. – И ее подружку.

И, вытащив из кармана фартука банан, принялся его чистить.

Стоя где стоял в полной растерянности и так и не получив ответа на свой вопрос, я открыл было рот, чтобы спросить еще раз, но мне не дали произнести даже первый слог.

– Твой бейджик, чувак, – сказал Фрэнк.

– Ах да… точно! – сообразил я. – Давно ты тут работаешь?

– Достаточно давно, чтобы перетрахать всех телок, которые толкутся в этом ебучем супермаркете! – ответил он, усаживаясь на кухонную стойку. Дочистил банан, сплюнул в раковину.

– Это как? – спросил я, несколько потрясенно.

– Ну, не абсолютно всех, конечно… Они тут так часто меняются, что просто не уследишь, – продолжал Фрэнк с набитым ртом. – Знаешь, – он с трудом проглотил, – большинство из этих студенточек – папины дочки; ваще не понимаю, как их в колледж отпустили. Знакомиться, типа, со взрослой жизнью.

Он опять откусил от банана и продолжил с таким набитым ртом, что я едва разбирал, что он говорит:

– А потом, мффф, ифние дофьки постуфают работать фюда.

Фрэнк неистово заработал челюстями, прожевал, проглотил и продолжил – на сей раз я разбирал его слова четко и ясно:

– И они начинают думать про себя: «Эй, смотрите, я рабочий человек!»

Он патетически воздел руки, словно изображая одну из таких девиц.

– Пока не получат первый чек в пределах минималки и не поймут, что у папочки-то кредитка потолще.

В комнате наступила неловкая тишина. Из динамиков, как и во всем супермаркете, сочилась негромкая музыка. Классический фоновый музон, как в лифтах. И успокаивающая, и немного тревожная одновременно.

– Выходит, бананы любишь? – спросил я, только чтобы нарушить молчание.

– Люблю бананы?! – повторил он, скривившись. – Это, бля, как прикажешь понимать? Ты чё, долбаный расист? А? Хочешь сказать, что я люблю бананы, потому что я черный?

Как хотите, но Фрэнк определенно был белым.

– Ась? – гаркнул он опять. – Ты чё, Флинн, довести меня хочешь?

Пространство между нами заполнило тихое соло на флюгельгорне Чака Манджони[12].

– Уха-ха-ха, опять я тебя развел, братан! – вдруг развеселился он, поднимая руки вверх.

Я выдохнул, чувствуя, как грудная клетка сдувается, словно проколотый воздушный шарик. На сколько же я задержал дыхание в напряженном ожидании?

– Не сказал бы, что так уж люблю бананы, но… – продолжал Фрэнк, отправляя в рот последний кусок и занося над головой руку с банановой кожурой, словно баскетболист перед броском. – Опаньки! – Кожура полетела в мусорную корзину. Филигранный бросок. – Коби? Не-е. Шак![13]

Взгляд на меня.

– Не сказал бы, что так уж люблю, но это превосходный источник питания для мозга, а мозг – это супер какая важная вещь, братан, – сказал он, подманивая меня к себе. Спрыгнул со стойки, направился к выходу. Я нерешительно последовал за ним к задней погрузочной площадке, возле которой располагались мусорные баки.

Возле баков стоял парень, с которым мы еще не были знакомы. Здесь работала просто уйма народу. Слишком много для магазина таких размеров. На вид ему было лет под тридцать – белый, весь в пирсинге. Большущие кольца в ушах, кольцо в носу, достаточно паршивая кельтская татуировка, выглядывающая из-под рукава, кожаный напульсник, здоровенные наручные часы и зеленые волосы пиками. Ни хрена себе. Тот еще видок. Он стоял, скрестив руки на груди и прислонившись к ограждению мусорной площадки, и покуривал сигаретку.

– Привет. Я Флинн, – сказал я.

– Кёртис, – ответил он, протягивая вперед кулак.

Немного замешкавшись, я неохотно ткнул в него своим кулаком.

– Я из гастрономического, – сказал он.

М-да, явно не мечта санитарного инспектора.

– Сигаретки не найдется? – выпалил Фрэнк, перебивая его.

– Свои надо иметь.

Кёртис засунул пачку сигарет в карман свой бежевой рубашки, туда же последовала серебряная зажигалка «Зиппо». На ее поверхности сверкнуло солнце, и я заметил выгравированные на крышке буквы: «Ванильные небеса».

Отшвырнув окурок, он прошел мимо меня, агрессивно толкнув меня плечом, отчего я выронил фотографию, которую стискивал в кармане. Та упала на землю, прямо рядом с еще дымящимся окурком.

– А ну его в жопу, этого Кёртиса, – сказал Фрэнк, без всякого стеснения подбирая окурок. – Ого, а это еще что за телка? – спросил он, подхватывая заодно и фотку – я и моя бывшая ржем над чем-то в парке, жутко влюбленные друг в друга чудесным летним днем.

– Да так, просто одна девчонка, – сказал я, вытаскивая из кармана красный мячик. Начал нервно постукивать им об землю.

– Просто одна девчонка? На мой взгляд, так не «просто одна девчонка». Больше похожа на девчонку, с которой у тебя кой-чо было. – Он хихикнул. – Во всяких позах!

– Ну, вообще-то, к сожалению, этот поезд давно ушел. Давай-ка сменим тему.

Я вытащил упаковку зубочисток и забросил одну в рот. Фрэнк поднял брови, словно говоря «ну ла-а-адно», но тему все-таки сменил.

– Так что, как я уже говорил, мозг – это жутко важная вещь! – сказал он, поднимая зажатую в двух пальцах сигарету. Приставил эти два пальца себе к виску, как пистолет, большим пальцем изобразил взведенный курок.

– А легкие – нет? – заметил я, указывая на «раковую палочку» у него в руке.

– Это совсем другая тема, братан. Это зависимость. Впрочем, тебе-то откуда знать, – сказал он, тыча в меня пальцем.

– Ну как же откуда… Я с четырнадцати лет курил. Полгода как окончательно завязал.

Фрэнк разразился смехом.

– Полгода? Ха-ха-ха! Полгода? Окончательно? Надо же, какая сила воли, охренеть… Вот минимум годик пройдет, тогда и говори, что завязал, брат, – сказал он, глубоко затягиваясь тем, что осталось от изрядно попользованной Кёртисом сигареты. – Полгода! – повторил, все еще хихикая.

– Ну да ладно, неважно, – сказал я. – Давай дальше, про что ты там говорил.

Фрэнк притих.

– Погоди-ка, – произнес он. – А про что я, блин, говорил?

Мы оба на секунду примолкли – сами знаете, как это бывает. Обсуждаешь что-нибудь с кем-нибудь, но вашего собеседника вдруг заносит куда-то в сторону, и хоть ты тресни, никак не припом…

– МОЗГ!!! – взревел Фрэнк, чертовски довольный своим открытием. – Это реально моща́! По моим исследованиям, бананы – самая лучшая в мире пища для мозга. Они буквально набиты питательными веществами, помогающими ему нормально функционировать. Знаешь, вообще-то много чего из еды полезно для мозга – грецкие орехи, льняное семя, цитрусовые, благодаря высокому содержанию жирных кислот и питательных веществ, – но бананы мы жрем еще с тех самых пор, как, блин, лазали по деревьям, братан!

Что бы Фрэнк там ни говорил, но до бананов он точно был сам не свой.

– Блин, мужик, да ты вроде реально во всем этом сечешь! – произнес я с улыбкой.

– Ну, хотя бы один из нас должен заботиться о твоем мозге? – сказал Фрэнк, выхватывая еще один банан из кармана своего черного фартука, надетого поверх бежевой рубашки, и перебрасывая его мне. – А о своих легких думай сам, – добавил он, грозя мне пальцем на манер ворчливой бабули. – Бананы не только поднимают настроение – они помогают хорошо соображать. Самое то, чтобы память работала. Станешь их есть – всегда будешь все помнить.

К тому моменту мы уже вернулись в магазин и шли через торговый зал.

– В смысле, кто бы мы такие были, если б не память? – вопросил Фрэнк. – Просто оболочка того, кем мы были когда-то… без воспоминаний, без самосознания, без собственного «я». Может ли сознание существовать без памяти? Язык? Опыт? Разве без памяти наша жизнь не превратилась бы попросту в замкнутый круг? Разве память – это не единственная вещь, которая позволяет нам оставаться в здравом уме? Без памяти мы просто болтались бы, как говно в проруби – как тот парень из «Помни»[14], – записывая всякую хрень у себя на руках и пытаясь понять, что, блин, вообще происходит.