Не знаю, придуривалась она или говорила всерьез. В любом случае эта Ронда – весьма темная личность!

Ой, блин, погодите-ка… не прозвучало ли это по-расистски? Говоря «темная», я вовсе не имел в виду, какого цвета у нее кожа, поскольку считаю, что все женщины по-своему красивы, понимаете? Конечно, у меня есть свои собственные предпочтения – лично я люблю блондинок с большими сиськами, ясно? Я ведь уже достаточно взрослый парень из самого, типа, белого города, который только можно себе представить. То есть я не хочу сказать, что белые обязательно должны держаться друг друга и все такое, но… бля! Когда я сказал, что Ронда «темная», то имел в виду ее чувство юмора, лады? Не цвет ее кожи.

Блин, ребята… Может, сразу перескочим к понедельнику? Может, сделаем так, чтобы р-раз – и вот уже понедельник?

Казалось, что я просто моргнул – и вот уже понедельник. А вот и я сам. Стою перед входом в супермаркет, постукиваю о тротуар своим красным мячиком. Я понятия не имел, чего ждать от первого дня на работе. Просто радовался, что заполучил ее. Волнения особо не испытывал – впрочем, щенячьего восторга тоже. Просто был готов приступить. Нужен опыт и нужны деньги. Направляясь к дверям, прихватил с собой несколько продуктовых тележек, брошенных на улице покупателями, – чтобы с первых же минут произвести хорошее впечатление.

– Эй, паря! – окликнул меня какой-то чернокожий старикан. Он сидел неподалеку от входа перед шахматной доской.

– Э-э, простите? – отозвался я.

– Где ты сегодня? – спросил он, хитровато улыбнувшись.

– Это вы о чем, старина?

Он подхватил красного коня, переставил его вперед и вправо и опять вопросил, на сей раз более настойчиво:

– Итак, где ты? Где мы? В данный момент.

– Э-э… Да вроде в супермаркете.

«Дедок-то явно с приветом», – подумал я.

– Какая жалость… Ну ладно, поговорим, когда ты на самом деле вернешься.

Он опять опустил взгляд на доску, подхватил коня, передвинул его вперед и вправо.

– Как скажете, – промямлил я, почему-то почувствовав себя слегка неуютно. Да и не видел я еще, чтобы кто-то играл в шахматы сам с собой. Интересно, что еще он может отчебучить?

Сквозь прозрачные двери я заглянул с улицы в магазин. Покупателей было немного. Один из них стоял, стискивая в пальцах чашечку из кофейного автомата. Подносил ее к носу, нюхал пар, раздувая ноздри, что-то бормоча про себя. Когда кто-нибудь подходил к дверям и они автоматически разъезжались, я слышал его тихий шепот: «Кофе, кофе, кофе, кофе!!!» Ну вот, а этот на кофе зациклился.

Осмотревшись, я увидел и остальных, в том числе Теда Дэниелса, который приветствовал покупателей.

– Здравствуйте, друг мой, заходите, добро пожаловать! – повторял он все с той же приклеенной улыбкой, которая тоже вызвала у меня какое-то тревожное чувство.

Сам не пойму, почему его поведение все больше меня раздражало – эта улыбка уже даже и не воспринималась как улыбка: создавалось впечатление, что у него и губ-то нет, одни зубы. Нельзя же постоянно чему-то радоваться! За этой улыбкой – а скорее оскалом – проглядывало что-то темное. Единственный раз, когда я застал его без этой улыбки, – это когда он ел. Тогда он улыбался лишь в промежутках между тем, как откусывал и глотал очередной кусок. Что-то с ним было не так. Еще один зацикленный – только на своей работе.

Знаете, что бывает, когда начинаешь работать еще подростком и посвящаешь этой работе всего себя без остатка? Перевыполняешь нормы, вылезаешь за пределы своих служебных обязанностей, из кожи вон лезешь, гордишься своими достижениями… но только первые недели четыре. А потом вдруг понимаешь, что твое занятие попросту унизительно. Что твоя единственная задача – тупо обслуживать людей, которым глубоко насрать на то, получаешь ли ты удовольствие от своего занятия и какое тебя ждет будущее. Вот тут-то твоя рабочая этика и начинает съезжать к плинтусу. Ты входишь в комнату отдыха, задавая себе вопрос: да какой мудак может мечтать стать лучшим упаковщиком или кассиром? Кого, блин, колышет, с какой быстротой ты способен поменять масло в местном «Джиффи Люб»[8]? Кто придет в восторг от твоей способности помнить наизусть многостраничное меню в ресторане даров моря «Краб Эмпориум»? Я не хочу быть профессиональным помощником официанта, сами подумайте. К ебеням такую работу.

А теперь возьмем вот этого Теда.

Тед – это парень, который проработал целых пятнадцать лет не просто в одной и той же сети, но и, блин, в одном и том же магазине, и он до сих пор всего лишь замдиректора. В смысле, ёкарный бабай, он даже не директор! Не говоря уже, что не региональный директор.

Просто задумайтесь об этом на секундочку.

Вы проработали пятнадцать лет в какой-то компании и еще не владеете этим долбаным местом? Блин, в свое время я встречал ребят, которые начинали в «Макдоналдсе» с того, что просто полы там мыли. Потом их ставили на жарку картошки, потом на бургеры, потом на кассу… И вот такой парень уже начальник смены, потом завскладом, и не успеете вы оглянуться, как он уже сидит в банке – запрашивает кредит, чтобы открыть собственное заведение под флагом этого самого «Макдоналдса»[9]. А вскоре и в совете директоров заседает. А тут уже и до председателя недалеко, врубаетесь?

Но только не Тед.

Тед – это парень, который хочет, чтобы вы пошли туда не знаю куда и сделали то не знаю что, потому что сам он всю жизнь только этим и занимался. Как большинство соплежуев, которых до черта в нашем обществе, Тед в жизни не делал того, что ему вправду нравится. У него всегда находится объяснение, что он сделал бы это, но у него есть другие обязательства, но денег не хватает, но то, но это… Люди всегда говорят вещи типа «ну, я сделал бы это, но…», и вот на этом-то они и обламываются. Как только они начинают искать причины, почему что-то не сделали, – всё, успеха им не видать.

Типа, подумайте над этим. Если вы спросите кучу людей, чем бы они занимались, если б деньги не были самоцелью, если б они сидели на мешке, в котором стопицот миллионов долларов, то разговор будет примерно следующий:

– Ну, я вложил бы эти деньги в какую-нибудь высокотехнологичную компанию…

На этом месте я перебил бы:

– Нет, – сказал бы я. – Ты не понял сути. А суть в том, что бы ты сделал, если б у тебя уже были стопицот миллионов долларов.

Я уставился бы на собеседника, ожидая правильного ответа – а правильный ответ должен быть на вопрос: «Так, блин, чего бы тебе больше всего на свете хотелось?»

– Ну, гм, я, гм, пожалуй, я бы… – начал бы запинаться он. «Вот оно, – подумал бы я про себя. – Почти. Пожалуй, я бы, гм… что?»

– Ну, наверное, отправился бы путешествовать. Посмотрел бы мир.

– Так отправляйся и посмотри! – ответил бы я.

Тут меня сразу забросали бы денежными проблемами, или родственниками при смерти, или необходимостью окончить колледж, или еще миллионом с чем-то подобных отмазок, к которым мы, как общество, обычно прибегаем, чтобы рационализировать наши страхи перед жизнью и не встречаться лицом к лицу с невыносимой неизбежностью ее конечного исхода.

А каков он, этот исход?

– Думаешь, будешь жить вечно, чучело?

Динь-динь-динь!

И тут-то я и начинаю объяснять, что если они хотят посмотреть мир – съездить в Индию, сделать ручкой королевскому дворцу в Лондоне, пересечь Швейцарские Альпы, покататься на слонах в Таиланде или на сёрфе в Никарагуа… то они могут запростяк это сделать. Без вопросов. Но, не спрашивая «как», они обычно отделываются обычным фырканьем: «Да ладно тебе, братан».

Это всегда меня просто убивает.

– Вы серьезно? – обычно спрашиваю я.

– Да как, блин, по-твоему, у нас это выйдет? – отвечают мне.

– Включив голову! – втолковываю им я. – К примеру, почему бы не стать критиком?