В следующий раз, устроившись на нем, она беспечно протянула:
– Я заглянула в ту работу по психологическим расстройствам в твоем столе. Тебе не кажется, что это так вторично и избито? Твоя фантастическая память до сих пор поражала окружающих, но мне кажется, пришла пора кому-то показать тебе, что ты на самом деле из себя представляешь.
Когда он потрясенно распахнул глаза, чувствуя, как его эрекция пропадает, она так хищно усмехнулась, что он почти ожидал увидеть, как ее язык высунется из уголка рта.
– Шучу, но теперь у меня будет предостаточно времени, чтобы тоже получить удовольствие, – воскликнула она, указывая на их соединенные тела.
Она проворачивала подобный трюк еще раз, чтобы добиться от него нужного отклика. Он полагал, что в их бесконечной приспособляемости к любым условиям люди вырабатывают привычку, даже вкус, к мученичеству. В начале их интрижки она сказала ему, что он лучший любовник из тех, что у нее были. В конце же заявила, что имитировала большинство оргазмов. Временами Малдер спрашивал себя, а можно ли было начать сексуальную жизнь каким-то более неправильным образом, не считая изнасилования.
Что бы он сделал, если бы однажды Скалли пригласила его в свою постель? Откликнулся бы с готовностью и выставил себя дураком или же отделался каким-то остроумным, но отстраненным замечанием, призванным заморозить кровь в ее жилах и навеки защитить его от необходимости снова принимать подобное решение? Он этого не знал. К счастью, это никогда не произойдет.
У него всегда вызывали подозрения мотивы, стоящие за их безупречно профессиональным поведением по отношению друг к другу. Они осторожно соблюдали неофициальные границы, установленные для напарников, но при этом не позволяли официальной политике ограничивать их в расследованиях. Они брали лучшее из обоих миров. Их «работа» позволяла им выстроить крепкие отношения без всяких усложняющих жизнь трудностей, связанных с физической близостью и уязвимостью. Их отношения позволяли им в любое время оттолкнуть другого без необходимости отвечать на неудобные вопросы, чего трудно было бы добиться, дели они постель каждую ночь. Если бы у них действительно имелись какие-то вечные проблемы, требующие разрешения, они, вероятнее всего, урегулировали бы их с помощью своих отработанных механизмов избегания проблем. Но зачем откладывать до завтра то, что можешь отложить на 800 лет?
«Так лучше? – обратился он к правой половине своего мозга. – Я рассмотрел проблему и пришел к выводу, что реинкарнация объясняет многие совершенно субъективные наблюдения, сделанные мною о нас со Скалли. Из-за обстоятельств, которые мы отказываемся контролировать, мы снова обречены на несостоявшиеся и несчастливые жизни. По крайней мере, неподконтрольные нам обстоятельства, вероятно, сильно их сократят».
Малдер огляделся по сторонам и понял, что понятия не имеет, куда забрел. Бесконечный серый камень простирался по обеим сторонам от него без каких-либо явных ориентиров. Одновременно он ощутил пронизывающий его через слои одежды холод. Пора было возвращаться к машине.
Можно ли считать, что луна была у него за спиной все время, пока он бродил? Если это так, то ему следовало просто идти в ее сторону. Было всего четыре тридцать; она не проделала слишком уж большой путь по небосводу, чтобы по ней нельзя было ориентироваться. Следуя за ней он, по крайней мере, вернется обратно к ограде. Он начал бежать трусцой, чтобы согреться, и через полчаса без проблем достиг ограды, только в том месте в ней не оказалось калитки и, разумеется, машины тоже поблизости не наблюдалось. Пока он стоял и раздумывал, в какую сторону идти, справа раздался слабый звук машинного двигателя. Так как у него не было повода идти в противоположном направлении, он направился туда.
Через десять минут быстрой ходьбы он достиг той самой калитки. Рядом с его машиной стояла припаркованная машина паркового рейнджера. Ее водитель, невысокий худощавый мужчина в униформе цвета хаки и кожаной куртке, вышел из салона и указал ему подойти к нему. Малдер робко вышел из парка через теперь уже открытую калитку под невозмутимым взглядом рейнджера.
– Сэр, вы знали, что парк закрыт, и всем, кроме специализированного персонала, вход туда воспрещен?
– Э-э, да, но, вообще-то, я заехал сюда в рамках проводимого федерального расследования. – Малдер выудил удостоверение из кармана внутренней фланелевой рубашки. – Я федеральный агент, и мы с напарницей расследуем здесь предположительную деятельность культа. Мне показалось, я заметил, как там проводят нечто похожее на ритуал. – Он сделал широкий жест в сторону раскинувшейся вокруг пустынной местности. – Думаю, это был обман зрения, вызванный лунным светом или какими-то из этих лавовых колонн.
Рейнджер изучил его удостоверение в свете фар, но продолжал задумчиво наблюдать за ним. Если бы его спросили, с какой целью он проезжал мимо в четыре утра, Малдер бы вряд ли сходу нашелся с ответом.
– В следующий раз, пожалуйста, обратитесь к парковому рейнджеру, прежде чем войти в закрытый парк. Я беспокоился за вас. Людям не стоит сходить с тропинок, не предупредив нас. В парке слишком мало ориентиров. Вулканический камень намагничен, а потому компасы тут не работают. На всю округу нет ни одного природного источника воды и никакого укрытия. Неподготовленный заблудившийся путешественник, скорее всего, умрет от переохлаждения или жажды прежде, чем мы его найдем. И непохоже, что вы подготовились для ходьбы по данной местности, – добавил рейнджер, многозначительно покосившись на дрожавшего от холода Малдера и его порванные ботинки.
Рейнджер подождал, чтобы убедиться, что машина Малдера заведется, и только потом уехал. Малдер сверился с часами: было уже пять пятнадцать. Оставалось только надеяться, что Скалли не надумает встать несколько раньше, чем обычно. Теперь он сконцентрировался на дороге, пытаясь вернуться как можно быстрее, и у него неплохо получалось, пока он не наткнулся на группу фермеров на лошадях, которые перегоняли сотни голов скота с одного пастбища на другое. Длинная вереница животных заняла всю дорогу, растянувшись, казалось, на мили вперед до светлеющего горизонта, знаменующего скорый рассвет. Он подъехал достаточно близко к одной из всадниц, чтобы окинуть ее умоляющим взглядом. Она улыбнулась в ответ, но лишь пожала плечами, словно бы говоря «ну, что тут поделаешь?», прежде чего отъехала загнать выбившуюся из стада скотину обратно.
Он беспокойно ерзал на сиденье из-за раздражающе медленного прогресса, больше часа двигаясь вперед черепашьим шагом. У него оказалось предостаточно времени, чтобы подумать о последствиях его размышлений среди кратеров. К каким выводам придет Скалли, прочитав манускрипт? Они не обсуждали вероятность того, что он может отражать реально имевшие место события. А если так, сумеют ли они и дальше поддерживать свои рабочие отношения? Призрачные образы Мартина и Кэтрин будут постоянно проглядывать из-под их привычных и скрупулезно созданных масок.
В глубине души Малдер знал, что для него уже слишком поздно: он не мог развидеть скрытую картину. Он и помыслить не мог, что будет благодарен своему холодному, отстраненному воспитанию, однако именно оно поможет ему продолжить работать со Скалли и не открыть свои тайные чувства. И люди еще считали его эмоционально неполноценным! Надо просто знать, как обернуть все в свою пользу. И все же, может, ему стоит дать ей возможность обсудить ее впечатления от прочитанного. Если она подтвердит его заключения, то… что тогда?
Не было бы безумием отказаться от подобной любви? «Нет, Призрак, было бы безумием дать ей выход в этом запутанном временном периоде. Тебе нечего предложить, кроме боли. Как, впрочем, и всегда».
В конце концов он поравнялся с последними бычками, поворачивающими в ворота их нового пастбища. Фермеры весело помахали ему на прощание, когда он посмотрел на часы и застонал. Поняв, что вернуться в мотель получится не раньше восьми, Малдер обругал себя за неправильный расчет времени. Весьма вероятно, что Скалли уже вовсю его ищет. Она будет сильно беспокоиться, а потом столь же сильно разозлится.
