- Как вы можете думать, что кто-то посмеет порицать вас? – спросил Мартин с такой искренностью, что она поверила: он действительно сомневался, будто кто-то мог заподозрить ее в неподобающем поведении.

Но только произнеся эти слова, отец Мартин вспомнил разговоры, которые вели между собой пажи и солдаты в трактире после того, как женщина пожаловалась на дурное обращение. Кивок, подмигивание. Кивок, подмигивание. Тычок под ребра. Так, значит, кухарка жалуется на щипки; доярка говорит, что ее взяли силой за сараем. А ведь они не выражали недовольства до тех пор, пока отец или муж не появлялись на горизонте. Нельзя продеть нитку в иголку, если иголка этого не хочет. Ее родители говорят, что спасли ее до того, как он над ней надругался, но иначе они и не скажут. Все знают, что монашкам недостает мужского внимания. У них слишком мало священников для…

Мартин снова покраснел, вспомнив мерзость последнего комментария.

- Как мы можем отпустить этих животных, чтобы они продолжили творить свои злодейства? – спросил отец Мартин бесцветным голосом.

Они устало двинулись обратно к дороге, оба глубоко погруженные в собственные неприятные мысли.

Сестра Кэтрин приводила в порядок свою одежду. Тогда на поляне ее стратегия казалась такой правильной, а теперь она не понимала, как могла вести себя подобно блуднице. Даже отец Мартин был шокирован ее поведением - его выдали покрасневшие щеки.

Впереди ее ждала тяжелая расплата за эту лесную прогулку. Никто из тех, кого она знала, не взглянет на нее с тем же уважением. Она станет монашкой, которую «чуть не, как она сама утверждает, изнасиловала банда наемников». Сестра Кэтрин думала, что сможет пережить все, кроме унижения от того, что отец Мартин стал свидетелем ее распутного поведения перед Томом и реакции разбойника на предпринятые ею действия. Получается, что она принесла в жертву самые прекрасные отношения в своей жизни, чтобы спасти жизнь друга и свою собственную.

Отец Мартин, в свою очередь, размышлял о том, что, во имя всего сущего, с ним творится. Как он мог подумать о сестре Кэтрин подобным образом? Особенно после того, что она пережила. Он ведь просто хотел защитить ее. Было так приятно утешать ее и ощущать тяжесть ее головы на своем плече, пока они сидели в их убежище. Внезапно Мартин с ужасом осознал, что это невинное воспоминание возбуждало его сильнее, чем вид ее груди. Подобные мысли недопустимы - пойдя на поводу у низменных потребностей своего тела, он может разрушить лучшие отношения в своей жизни.

Набравшись мужества, сестра Кэтрин решила встретиться лицом к лицу со своими страхами и сразу узнать худшее.

- Отец Мартин, как вы думаете, то, что я сделала сегодня, чтобы отвлечь этих мужчин, было неправильно? – спросила сестра Кэтрин сбивчиво. Грешно?

Сколько отец Мартин знал ее, она всегда казалась до крайности уверенной, что, даже если ее действия не были санкционированы Церковью, то уж наверняка получали одобрение Бога. Она полагалась на способность верно толковать Его волю и, таким образом, принимать правильные решения. Отцу Мартину было крайне неприятно осознавать, что ее уверенность в себе пошатнулась. Но тут до священника дошло, что сейчас сестра Кэтрин просила не божьего одобрения, а его собственного.

- Боже Милостивый, нет! – горячо воскликнул он, отчаянно стараясь убедить ее в своей искренности. – Вы спасли нам жизни! Это была великолепная стратегия, достойная Уильяма Маршалла.

- Всю свою жизнь я слышала истории о Святой Агнесс, а также святой Урсуле и об одиннадцати тысячах ее девственниц. Святым полагается быть для нас примерами. Они все сопротивлялись, когда на них… напали, за что и были убиты. Но я знала, что все не так просто. Сопротивление можно сломить гораздо меньшим, чем угрозой смерти. Гибу даже не пришлось держать у горла Джоан нож, но достаточно сильному мужчине не нужно чем-то угрожать. Правда в том, что я не собиралась умирать ради того, чтоб остаться целомудренной - я хотела выжить, даже если случится худшее. Полагаю, это значит, что подвергнуться насилию для меня - не самое худшее. Но разве можно пожертвовать возможностью попасть в рай ради того, чтобы остаться на земле еще ненадолго?

При виде сестры Кэтрин, которая нуждалась в том, чтобы кто-то разуверил ее, отец Мартин обнаружил, что его плотские желания чудесным образом оказались под контролем. Они с сестрой снова возвращались к привычному общению, и, возможно, у них еще получится пройти через все это и остаться друзьями.

- Я бы не хотел влиять на вашу веру, сестра, но мне доводилось читать истории о древних богах и сказочных созданиях, подобные тем, что рассказывались о наших святых. Мы не можем строить наши жизни на сказках. Как вы сами говорите, жизнь гораздо сложнее.

- Ведь вы не верите ни в одну церковную догму, отец Мартин?

Он говорил ей о своих сомнениях, но никогда в открытую не оспаривал ее веру. Что он может предложить взамен? Мартин чувствовал себя, как корабль в море, потерявший из виду полярную звезду, и потому не мог утверждать, что с потерей веры жить ему стало проще.

- Вы правы, я не верю в них.

- Это неважно, однажды вы познаете истину. Вы честный человек и не отвергнете правду, когда встретитесь с ней.

- Нет, я этого не сделаю, – ответил отец Мартин. Про себя же он подумал, что «нет, я этого не сделал», было бы более верным ответом.

Их возвращение в монастырь вызвало некоторое волнение среди его обитателей, однако матушка Агнесс удовлетворилась уверением, что сестра Кэтрин не пострадала. Многие из сестер старше ее пережили в своих краях войны и могли бы многое рассказать, хотя предпочитали помалкивать, так как знали, что нечестивые мысли слушателей обязательно пересилят жалость к рассказчицам. А у новеньких и послушниц было особенно богатое воображение, которое легко воспламенялось.

Вскоре распространилось множество версий причем все они оказались куда страшнее реально произошедших событий. В них также упоминались раны, полученные храбрым отцом Мартином; о шишке у него на лбу и о синяке на груди позаботились как следует.

Сестра Эдриан замечала в разговорах с послушницами, что сестра Кэтрин не испытывала стыда, превращая себя в центр внимания. Если она не хотела, чтобы на нее напали, стоило проводить больше времени в часовне монастыря, а не бродить по городу и его окрестностям.

В течение нескольких дней жители Дерби только и говорили, что о приключениях наемников. На следующий день для поиска разбойников была собрана большая группа добровольцев, но бандитов так и не нашли. Отец Мартин считал, что наемники ушли ночью, как и планировали, потом разбились на пары и до наступления темноты прятались. Городской совет послал гонцов в деревни севернее Дерби, и сообщений о новых нападениях не последовало.

Затем всех отвлекла жестокая драка после танцев вокруг майского дерева во время Летнего Празднества. Никогда еще песни не были такими оскорбительными и неприличными. Несколько молодых людей заработали синяки, не обошлось и без сломанных костей. Кое-где еще слышны были шутки о сестре Кэтрин, но они не долетали до ушей отца Мартина после случая с плотником у мельничной запруды.

***

Все это уже становилось странным. Мелисса проявила необычную проницательность, описав тайные мысли Малдера, отчего ему стало не по себе. Она буквально силком загнала отца Мартина и сестру Кэтрин на крайне сомнительную, если не сказать опасную, территорию. Малдеру не верилось, что мать Скалли могла смутить мысль о сексе священника и монашки, или то, что ее дочь об этом написала. А может, миссис Скалли поразило все вместе взятое? Нет, стойте, она же не верила, что это дело рук Мелиссы. Ну все, тут Малдер окончательно сдался.

Он-то надеялся, что старинная рукопись его усыпит, а вышло наоборот. Малдер со вздохом взял ранее отложенные в сторону заметки по делу и приступил к составлению списка дел на завтра, основываясь на тех крохах информации, что были у них со Скалли.

В семь утра Малдера разбудил энергичный стук в дверь. Повсюду вокруг него по кровати были раскиданы заметки, и лампа до сих пор горела.