– Я здесь, потому что это гнездо моё. Вечно подбрасывают мне тех, кому пора вылупиться, – голос Грифона был насмешлив, но добродушен. – А ты здесь, потому что захотел себя наполнить. Но можешь и обратно вернуться, – как будто ледяной ветер прошумел в голосе Грифона, – в любой момент можешь. Скажешь себе: назад – и повернёшься к своему Пути спиной. Вот и вся премудрость.

– Я не хочу спиной… Мой Путь начинается здесь? Он уже начался?

– Первый шаг сделать помогу. Дальше – сам!

Огромная голова склонилась ко мне. В свете розовеющего горизонта перья переливались металлическим блеском. В гладкий выпуклый глаз заглянул я, как в зеркало: жалконький, взъерошенный, ещё бы, только что вылупился. Лицо наполовину в тени, глазик круглый, ротик приоткрыт. Похож ли на себя? Можно подумать, я помню, каким был.

Загнутый крюком клюв раскрылся, сильно, но не больно сдавил моё тело с боков и поднял. Изогнувшись, Грифон аккуратно опустил меня на свою плотную тёплую спину. С двух сторон громоздились огромные крылья с твёрдыми блестящими перьями. Я почувствовал себя младенцем в кроватке.

– Удобно сел?

– Ага, удобно.

– Заройся в перья на моей шее и держись.

– А если упаду?

– Значит, не твой был этот Путь. Смотри вперёд – там сейчас загорится Свеча. И Путь твой начнётся.

Горизонт уже не светил, а вспыхивал яркими пятнами. В его свете ясно видел я каменистую пустыню, разглядел и ручеёк, текущий из одной бесконечной дали в другую бесконечную даль. Пустыня розовела с каждой секундой, будто раскаляясь изнутри.

– Ты видишь? Смотри, малыш!

Над горизонтом зажглась ослепительная искра, потянулся от неё пламенный язычок.

Вот плеснуло – и полилось!

И увидел я рядом родные глаза, и согрела ладонь мою родная рука, застучало рядом сердце в такт с моим. И тогда наполнился я до краёв!

– Увидел, малыш? Всё увидел? Молодец, мой птенчик! А теперь в путь.

И поднялись шатром надо мною могучие крылья.

Без сил, почти без сознания опустился я на землю. Над головой моей гулко захлопали крылья: «Прощай, малыш!» – донёсся низкий голос и растаял в светлом небе.

Прикрыл я глаза и сидел долго-долго, не чувствуя ни рук, ни ног, как в миг своего рождения. Так велико было моё напряжение, так держался я из последних сил за жёсткие, колючие перья Грифона, так вжимался я ногами в малейшие неровности на шкуре его, что совершенно обессилел.

И как-то незаметно задремал.

Разбудило меня новое ощущение тепла и покоя в ногах и правой руке. Особенно тепло было руке, тепло и щекотно. Что-то живое дышало теплом под нею.

Потихоньку возвращаясь из сна, я удивился: а что ж я не вижу ничего? Темно? Да нет, я просто забыл раскрыть глаза и сижу, как слепой. Глаза, раскройтесь!

Огромный пёс у моих ног вопросительно заглядывал мне в глаза, высунув от усердия розовый язык. Славный большой белый пёс с бурыми пятнами и густой тёплой шерстью. Правая рука моя лежала на его лохматой голове, и чуткие уши щекотали ладонь.

– Просыпайся, что ли! Здоров ты спать, щеняра! Глазёнки прорезались – так ты смотри на мир, впустую ими не хлопай! – добродушно проворчал пёс. Он, кажется, засиделся, сторожа мой сон, и ему не терпелось размяться.

Выскользнув из-под тяжёлой моей руки, он встряхнулся и исчез из виду. Окончательно придя в себя, я обвёл взглядом мир. Оказалось, что я удобно сижу на старом замшелом пне, а спина моя опирается o широкий ствол дерева. Густая листва с низко склонённых ветвей защищает меня от солнца, уже поднявшегося высоко над горизонтом. Вокруг луга, белые от кашки, далёкие холмы и деревья с раскидистыми кронами. Кажется, так в разных миссионерских книжечках изображаются райские кущи. По этим кущам уже деловито носился мой Пёс, аккуратно помечая каждое дерево. Закончив обход, он потрусил ко мне, приветливо помахивая хвостом.

– Эй! – гавкнул. – Вставай! Вставай! Пора!

– Куда?

– Провожу. Я всех провожаю. Глаз да глаз за вами, щенятами.

И пошли мы по цветущему душистому клеверу, как по облакам.

Пёс то отбегал, то подбегал, клацал зубами, ловя какую-то живность в воздухе. Без конца общался с кем-то или чем-то рядом со мной, будто по мобильнику:

– Да, скоро, скоро! Щеняру доведу, прослежу, чтобы всё как надо…Сама знаешь, как бывает… А там встретимся в наших кустах… Рад видеть, как здоровье?.. Чего под лапу лезешь?! Нечего ныть! Подумаешь, наступили на него!.. Я те покусаюсь! – и тут же, оборачиваясь всем туловищем ко мне: – Осторожно, тут осиное гнездо, стороной обойди.

Так по белому клеверу вышли мы на узкую тропинку. Через десяток шагов она влилась в дорожку, незаметную в густых травах. Дорожка постепенно пошла в гору, невесть как выросшую впереди. Со всех сторон, как в реку, вливались в дорожку тропинки, наполнялась она ими, ширилась и росла, и всё круче уходила к небу.

Наконец, стало ясно, что где-то близко вершина. Ещё несколько шагов…

Мой спутник стал серьёзным, замолчал, пошёл рядом нога в ногу, изредка вопросительно вскидывая голову, чтобы поймать мой взгляд.

Дальше крутой скалистый подъём, совсем невысокий, и острая вершина, на которой может уместиться только один. Вокруг пусто, дали теряются в жарком мареве, перетекают незаметно в бездонное небо с одиноким беспощадным солнцем. А вот на горизонте быстро поднимается облако странной формы и цвета. В воздухе ни ветерка, а оно растёт на глазах. Чудно!

Пёс очень серьёзен:

– Слушай меня. Сейчас поднимешься на вершину и подставишь лапы… как их там у тебя, ладони. Главное – не суетись. Вы все, щеняры, любите блох гонять! Так вот, не лови ничего! Все само придёт, что тебе предназначено. А то как примутся ловить что попало! Мусору нагребут – и рады. Понял? Лапы кверху! Я тут намедни одного еле вытащил. До того наловился, что кулаки разжать не смог. А что поймал!.. Эх!..

Я слушал внимательно и пытался понять, что меня ожидает. А в мире всё менялось: свет тускнел, спустились внезапные сумерки. Туча… нет, не туча, а огромная воронка над моей головой, а в её глубине тьма и яркие вспышки.

– Всё, лезь давай! Встанешь ровно и лапы кверху! И стой, что бы ни случилось! Пошёл!

Он лизнул мне руку на прощание и подтолкнул носом к крутому подъёму.

Первые шаги дались непросто. Удивленные мышцы засопротивлялись и заболели. А потом вдруг поняли, что от них требуется, и я быстро двинулся вперёд, цепляясь руками и отталкиваясь от надёжных опор.

Из воронки над моей головой слышался гул и отдалённый грохот. Чёрная тьма в ней светлела, разгораясь голубым пламенем, лучилась яркими сполохами.

Последний толчок, последний рывок – и я выпрямился в ярком луче, льющемся из воронки. Больше ничего не видел я вокруг, кроме слепящего света. И поднял я руки к нему навстречу, раскрыв ладони.

И обмер, не чуя ни рук, ни ног.

Мимо моих раскрытых ладоней запорхали денежные знаки всех стран мира, горохом посыпались блестящие разноцветные камушки и золотые побрякушки, гулко хлопалась и катилась по склону под моими ногами бытовая техника и мебель от ведущих дизайнеров. Пролетали некие существа в одеждах и без одежд. Гремели обрывки мелодий. Носились вьюгой идеи, образы, очень умные мысли. Возникали и исчезали тексты с круглыми печатями и без круглых печатей.

Раза два руки мои непроизвольно дёрнулись. Один раз мимо меня пронёсся, как пушечное ядро, открытый бочонок с чёрной икрой. Да, грешен, люблю я её, чёрную икру!.. Знать бы ещё, что это такое!..

А второй раз, когда некая красавица в совершенно прозрачной тряпице на бёдрах сделала возле меня пару кругов. Но я гордо отвернулся от неё и ещё выше поднял ладони к небу.

А оно светлело. Воронка теряла чёткие очертания, становилась всё бледнее и вдруг полилась розовым дождиком мне в руки. Я сомкнул ладони лодочкой, и горячая влага тут же их наполнила, застыв живым трепещущим комочком.

Это было сердце! Оно весело билось в руках у меня и радовалось своему рождению! А я слышал и понимал его. «Люблю, люблю, люблю!» – смеялось сердце в моих руках. «Люблю, люблю, люблю!» – кричало ему моё собственное. И вот сердечко в моих ладонях начало таять и исчезать в моих пальцах. Они порозовели, горячая пульсирующая волна покатилась по запястьям, поднялась двумя потоками к плечам, собралась в единый бьющийся комок в яремной ямке и скользнула вниз, к сердцу.