Будучи стратегически важным пунктом, пожиная культурные, интеллектуальные и экономические плоды и пользуясь тенденциями как Востока, так и Запада, Византий оказался в удачном месте и потому преуспел.

Выходцы из Мегары (по своей культуре они были ближе к своим соседям на Пелопоннесе, спартанцам, чем к более авантюрным афинянам), говорившие на гортанном дорическом диалекте греческого, начали воссоздавать в Византии знакомый им мир. На этой окраине Фракии они возвели греческие бани, гимнастические залы, портики (крытые колоннады) и систему водопровода. На реке Ликос, которая некогда огибала центр города, они приносили священные подношения. Во время раскопок под небезызвестной после фильма «Полуночный экспресс» османской тюрьмой (ныне там роскошный отель) нашли булавку от фригийского плаща (должно быть, необычные изделия из центральной части Анатолии пользовались спросом) и кубки – в греческом стиле и с тонкой росписью – для смешивания вина и разливания масла.

В Византий выходцы из Мегары привнесли отчасти дорийское отношение к жизни: их восхищала маршевая музыка, а на календаре они отмечали соответствующие религиозные празднества, например связанные с Аполлоном Гиакинфии и Карнеи. Как раз недавно в резонирующем святилище Олимпия в материковой части Греции обнаружили византийскую надпись VI в. до н. э. – и действительно, буквы бета и эпсилон были типично мегарскими{61}. Выходит, что древний Византий – город с населением около 20 000 человек, представителей, в основном, эллинской культуры. В окрестностях же жили «варвары».

Судя по обычаям погребения, греки братались с урожденными фракийцами. Тем не менее греки предпочитают в своих преданиях подчеркивать свою принадлежность именно к грекам, таким образом доказывая всему миру, что город Бизанта – не просто варварский приграничный городишко. Можно себе представить этих поселенцев ночью: вокруг незнакомые звуки, и они подбадривают друг друга, рассказывая полные преувеличений легенды о величии своего родного города, не давая себе забыть, что именно один из них, Орсиппос, якобы первым пробежал обнаженным на Олимпийских играх и что греческий Робин Гуд, Феаген, защитил бедных, перебив весь скот богачей (это, пожалуй, говорит о том, что Феаген шел к тому, чтобы стать тираном). Эти мегаряне знали – чтобы оставаться у руля, нужно подчинить окружение. Напористо, по-господски, на манер Спарты. Новые греческие правители тут же объявили местных жителей prounikoi – «несущими бремя»{62}.

Представим-ка бесстрашных дорийских греков в византийском акрополе. Они видят, как другие греческие колонизаторы беспокойно стремятся прочь, проплывая по Босфорскому проливу к Черному морю. В такие моменты они, пожалуй, даже позволяют себе на мгновенье молчаливо порадоваться – ведь они знают, что, завладев «городом зрячих», они уже нашли золотую жилу. В VII–VI вв. до н. э. греческое влияние на этот регион усилилось. По всему побережью Малой Азии тут и там вырастали временные поселения греков – сначала возводимые из глины, а затем из камня. А византийская колония мегарян была, с экономической точки зрения, уникальной – ведь она еще и сторожила проход между континентами. Стамбул образца VI в. до н. э. – это город, где невозможно (и по сей день) игнорировать надежды и страхи, планы и желания других.

Но всего через несколько поколений желаемое стало необходимостью. Как только Византий после кропотливых усилий и надежд засиял звездой эллинских городов, туда бушующим потоком устремились заклятые враги греков – сметающие все на своем пути персы. Свирепо атаковав со стороны Босфора, персы контролировали город примерно с 546 г. до н. э., управляя им из Даскилеона (где сейчас ведутся раскопки). Правда, сатрапами были греческие диктаторы – ставленники новой персидской державы Ахеменидов, сложившейся около 550 г. до н. э.

Восточное владычество, похоже, пришлось византийцам не по душе, и они свергли своих азиатских правителей. Но персы вернулись – во главе с царем Дарием и его сыном Ксерксом, ведшими за собой по своим необозримым землям войско из 500 000 солдат. Один из персидских полководцев, некий Мегабаз, человек, который, как утверждал Геродот, и прозвал Халкидон «городом слепых», по приказу своего богоподобного императора велел своим войскам численностью более 80 000 человек «покорить все города, еще не подвластные персам»{63}. На беду жителей Византия, их город оказался в списке персидских завоеваний.

Одним из синих «сапфиров», среди которых, как говорилось в текстах, «словно алмаз» зиждился Стамбул, был Босфор. Босфорский пролив не только труднопреодолимый психологический рубеж, но и коварная физическая преграда. Здесь соленая и пресная вода, смешиваясь, закручивается в водовороты. Поверхность прорезывают атласные узоры, за гипнотическим рисунком которых скрывается безжалостное течение. На 22-мильном протяжении направление и скорость течения в проливе, соединяющем Черное и Мраморное моря, меняются девять раз. Такой капризный его характер стал понятен лишь недавно, благодаря открытию подводной реки – желоба, проходящего под поверхностью моря, по дну пролива{65}. Вода и осадочные породы, влекомые по широкому подводному каналу, образовавшемуся в Черном море, направляют закручивающиеся потоки воды в направлении, противоположном основному течению. Получается, что здесь – «двойное море».

Многие утонули в этих водах или погибли, разбившись о скалы, невидные из-за подкравшихся морских туманов. Но для величайшего из правителей – персидского царя Дария Великого – это было нипочем. Когда глядишь на мир с его позиции, имея, как он, опору в Сузах, Вавилоне, Мемфисе и Персеполисе, внутренние районы греческого Халкидона очень кстати оказываются равнинными. В наши дни пологие холмы, окружающие равнину Меандра, покрыты рядами оливковых рощ. Ворота в Европу выглядят заманчиво, а вершины Кавказского хребта и горы, окружающие греческий Пелопоннес, напоминают заграждение. Меняющие направление потоки Геллеспонта и Босфора – просто ручейки, а обнимающие побережье острова – Самос, Лесбос, Хиос – не больше чем ступеньки, ведущие к новому материку, готовому к тому, чтобы собирать с него дань.

Так что стоявшему у подножия Азии и глядевшему на покрытые зеленью горы Европы человеку переход через маленький влажный промежуток между континентами, должно быть, казался детской игрой. Ведь царь царей прорубил канал, соединивший Красное море со Средиземным, этот человек ввел универсальную валюту, чтобы подхлестнуть торговлю с известными странами мира, а маленькие разорить. Пропорциональны ли размеры этих деяний? Совершенно очевидно, что для самого могущественного правителя на Земле этот переход был вполне осуществим. Вот и получается, что буквальная история существования Стамбула начинается с моста. Благодаря изображенному Геродотом образу построенного Дарием колоссального, длиной в милю, моста – одной из самых дорогих и дерзких затей этого царя – Византий был вписан в историю. На Западе были очень обеспокоены мотивацией этого дерзкого проекта.

Вассальный вавилонский царь Навуходоносор III взбунтовался против персов. Узнав эту радостную новость, скифы, занимавшие северную оконечность Черного моря и заправлявшие европейскими землями, простирающимися к западу от современного Стамбула, решили сыграть свою игру. Дарию это, естественно, не понравилось. Примерно в 513 г. до н. э. он преисполнился решимости отогнать скифов к их родным фракийским и балканским землям. Царь царей, восседавший в священном для греков храме Иерон на азиатском берегу Босфора, у выхода из пролива в Черное море (здесь Зевс-повелитель ветров следил за беспрепятственным проходом судов), вызвал к себе Мандрокла, инженера с острова Самос. Приказ царя – соорудить понтон из кораблей от азиатского до европейского берега Босфора. Может, Дарий и собирался завоевать весь мир, но мочить при этом ноги ему не хотелось.