— Черт возьми, ангел, просто уже убей меня…

— Тише, — сказал Азирафаэль гораздо мягче, чем прежде, снова положив руки на щеку Кроули, а затем скользнув вниз по бокам его ноющего горла, осторожно исследуя кончиками пальцев опухшие лимфатические железы.

Кроули закрыл глаза, признавая свое поражение. Тем не менее, поражение не казалось таким уж плохим, потому что в следующий момент упомянутые пальцы ловко расстегнули куртку Кроули, а затем его рубашку, и вот оно, руки Азирафаэля на его груди, прохладные на его разгоряченной голой коже, прикосновение, хотя и самое нежное, как будто послало электрический разряд через тело Кроули. Глаза Кроули распахнулись, когда он почувствовал, как две ладони прижались к его груди с обеих сторон, и последовавший за этим осторожный поток божественной силы обжег его кожу сильнее, чем лихорадка внутри. Подавленный, Кроули услышал, как тихо он заскулил.

— Ш-ш-ш, — успокаивающе прошептал Азирафаэль, быстро взглянув на широко раскрытые глаза Кроули. — Может быть больно, если я вливаю в тебя слишком много, так что я просто буду действовать потихоньку, хорошо?

— Мфпх, — сказал Кроули, не в силах отвести глаз от вида безупречных ангельских рук Азирафаэля на своей обнаженной груди. Он не был уверен, что это не поднимает температуру его тела еще больше, чем она уже была.

Ангельское исцеление действительно причиняло боль, если применялось слишком небрежно, скорее всего, вызывало больший шок и приводило к большему ущербу, чем того стоило, но Азирафаэль был достаточно опытен в этом, по крайней мере, в том, что касалось исцеления одного определенного демона, поэтому его лечение было просто неприятным. Кроме того, к этому добавлялось ощущение прохлады на лбу и щеках, и Кроули с благодарностью понял, что ангел держит его лицо влажным, чтобы немного снизить жар.

— Что ты делаешь в Лондоне? — спросил тем временем Азирафаэль. — Я думал, что ты отправишься в какое-нибудь приятное, теплое и солнечное место.

Кроули открыл глаза, которые не очень-то ему помогали, они оставивляли ощущение, будто бы он смотрел на все сквозь залитое дождем оконное стекло.

— Я был занят… — он замялся, не желая раскрывать, чем именно занимался в охваченной ужасом столице. — Некоторыми вещами.

— Разве у людей и без твоего вмешательства не хватает проблем? — спросил ангел, не глядя на него, но не без злобы, а просто с любопытством, в то время как его руки продолжали осторожно ощупывать места, которые болели больше всего, приближаясь теперь к паху Кроули. Демону не хотелось выходить на улицу, по крайней мере до тех пор, пока он не потеряет сознание. Язвительные слова ангела сумели отвлечь его от этого, хотя и по какой-то причине более обидной, чем Кроули хотел признать.

— На самом деле я помогал детям сбежать, пока еще не слишком поздно, если ты так хочешь знать, — пробормотал Кроули, не сводя глаз с самого темного верхнего угла комнаты.

Он не особенно гордился этим, он был демоном и спасение осиротевших детей, конечно, не входило в его должностные обязанности, но он ничего не мог с собой поделать. Правда, и Азирафаэль, и он, согласно их договоренности, иногда протягивали руку помощи, когда речь шла о выполнении определенных задач, но это было исключительно для взаимного удобства, одолжение за одолжение. Здесь все было по-другому, и ангел имел полное право выглядеть немного ошарашенным.

Он почувствовал, как руки Азирафаэля остановились, к счастью, не дотянувшись до его паха, и когда он позволил своему взгляду скользнуть обратно к ангелу, тот смотрел на него со странным выражением в своих небесно-голубых глазах. Кроули закрыл глаза, не в силах вынести то, что увидел в них, таких синих и таких божественных. Мгновение спустя рука Азирафаэля снова коснулась его щеки, и Кроули почти бессознательно повернул голову, чтобы уткнуться лицом в приятную прохладу, не в силах сдержать тихий всхлип.

— Я так устал, ангел, — пробормотал он, крепко сжимая веки.

Потолок продолжал кружиться над ним, хотя он не мог видеть его с закрытыми глазами и, таким образом, сделал его еще более больным, чем он уже был. Кроули изо всех сил старался сосредоточиться на том, чтобы не заболеть, и это высасывало из него ту малую энергию, которой он еще, казалось, обладал, а близость Азирафаэля одновременно успокаивала и нервировала его.

— Перестань валять дурака, Кроули, — мягко сказал ангел, его ангел. — Ты не умер, просто заболел, и это поправимо.

Кроули выдавил слабую ироническую улыбку. Он, конечно, не был мертв — не в том смысле, как предполагал ангел. Но он все равно умер. Он любил Азирафаэля, и от этого, конечно, не было никакого спасения. Насколько он понимал сейчас, глядя в небесно-голубые, взволнованные глаза ангела, он, возможно, тоже любил его уже довольно давно. Озарение, почти проклятое прозрение, было таким ясным и таким сильным, что он снова почувствовал тошноту, на этот раз явно не из-за своего состояния. Если бы Ад узнал, инквизиция показалась бы ему еще не придуманным оздоровительным курортом, но пока у него не было никаких намерений сообщать об этом кому-либо, не говоря уже о его начальстве. До поры до времени прохладные, успокаивающие руки Азирафаэля, такие ужасно нежные и осторожные, касались его лба и висков, поэтому он закрыл глаза с тихим вздохом облегчения и позволил своему ангелу позаботиться о себе, успокаивая боль и прогоняя лихорадку.

— Спи, мой дорогой, — услышал он бормотание Азирафаэля, голос которого звучал так близко к уху Кроули, что это было одновременно тревожно и восхитительно. — Скоро ты будешь в полном порядке.

Кроули повернул голову на голос, это действие, казалось, требовало титанических усилий, но оно того стоило, так как кончик его носа слегка коснулся мягких кудрей, которые исчезли мгновение спустя.

Кто-нибудь, помогите мне, — была последняя относительно связная мысль Кроули, прежде чем он погрузился в сон. У него все еще болела грудь, словно на ней стоял чертов ящик из железного дерева, горло горело, в голове стучало, и ему было то холодно, то жарко, но сколько бы божественной силы Азирафаэль ни осмелился влить в него, она уже делала свое дело.

В течение ночи Кроули то и дело просыпался от приступов кашля, настолько сильного, что он едва не задыхался, но каждый раз, когда он согибался пополам, а грудь и живот горели от напряжения, он замечал руки Азирафаэля, крепко державшие его, одна на спине, другая на груди, и струйка небесной магии просачивалась в него маленькими порциями, обжигая, но все равно успокаивая боль в теле. Некоторое время спустя, и он не был уверен, что все это ему не приснилось, он перекатился через кровать, безнадежно запутавшись в одеяле, пока его нос не наткнулся на что-то довольно мягкое, но твердое. Что-то тихонько ахнуло от удивления, но не сдвинулось с места, и Кроули с благодарностью уткнулся лицом в ту часть своего ангела, которая там была. Он почувствовал себя лучше, хотя все еще чувствовал усталость, так что усилие, которое потребовалось, чтобы поднять руку и провести ею по телу Азирафаэля, было огромным. В конце концов, Кроули все-таки удалось это сделать, что оставило его с легким головокружением и запыхавшимся, но все же необъяснимо удобным, рука свободно сжимала одежду ангела. Мгновение спустя он почувствовал, как чья-то рука обхватила его за плечи, а затем что-то легкое, как перышко, коснулось его щеки, мягкое, как пух… глаза Кроули распахнулись, но в темноте он смог различить только какую-то темную ткань прямо перед его лицом и лишь проблеск белого в его периферийном зрении. Однако одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что крыло Азирафаэля прикрывает его, и он понял, что снова Падает без всякой надежды на спасение. Он не был уверен, что способен сделать это вновь, но он мог Падать сколько угодно — он все равно не мог Пасть еще ниже, он уже был Падшим.

Кроули задремал, чувствуя дыхание Азирафаэля на своем лбу, а затем мягкое прикосновение его сухих губ. Это был не поцелуй, он был уверен, не может быть, ангел, скорее всего, проверял, насколько горяча его кожа, но это уже не имело значения — это был еще один гвоздь, который Азирафаэль только что невольно вбил в гроб обороноспособности Кроули.