Нет и еще раз нет! Никаких петель и пистолетов. Вы еще меня насмешите, про дуэли вспомните. У вас будет спокойная, умиротворяющая смерть во сне. Да, просто остановим сердце. В медицинском заключении напишут о сердечной недостаточности. А вот любимый черный свитер далеко не убирайте, пригодится. Хоть и попытаются скрыть ваш уход, чтобы праздник олимпийский не омрачать, а все равно от народа такое событие не спрячешь. Пол-Москвы вас придет провожать на Ваганьковское. Поэтому и проводят как со сцены, аплодисментами, в костюме Гамлета Таганки.

Какая записка, помилуйте! Стихи оставляйте, просто стихи. Что, есть уже написанное? Да, это хорошо. Пусть живущим запомнятся эти строки последними: «Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, мне есть чем оправдаться перед ним»[2]. Хоть и ерунда это все на самом деле. Вы же знаете, куда и зачем идете…

– Господа поэты, минуточку внимания! Послушайте! Нет, Владимир Владимирович, я не ваше стихотворение сейчас собираюсь цитировать, это я внимание ваших коллег так пытаюсь привлечь. Александр Сергеевич, ну прошу вас! Посмотрите, Михаил Юрьевич и Сергей Александрович уже оторвались от своих блокнотов. Уважаемые поэты, кучнее, пожалуйста, сейчас вашему рассмотрению будет предложен новый кандидат. Уж не знаю, чей он протеже, но гениальный малый, задиристый! Вот послушайте, что пишет:

Слова-то какие, мысли! Ведь молод еще совсем, зелен, а уже буквально зрит в корень. И про вас, то есть про нас, догадывается – видно же из строк. Зовут Виктор Робертович. Собирается вскоре поехать на рыбалку под Ригу, на машине. Пригласим?..

Наверное, ни на одной землеподобной планете не бывает столь темных ночей. Вроде и луна тут имеется, причем довольно большая, – а толку? Даже в самую ясную погоду редко-редко проступит из общей черноты пепельный тусклый диск, но светлее от этого, поверьте, не становится.

Вот и сейчас – хоть глаз выколи! Полагаться приходится лишь на слух да на ощупь. Шорох перистых листьев, шустрая побежка суставчатых лапок по незримой тропке, иногда хлопки кожистых крыльев в кронах, сопровождаемые сиплым квохтаньем.

– Знаешь, что я тебе скажу? – хрипловато произнесли в темноте и заворочались, должно быть, устраиваясь поудобнее. – Зря ты все это затеял.

– Ничего не зря, – скрипнули в ответ – именно скрипнули, а не проговорили. Впору вообразить, будто подал голос крупный земной попугай, хотя откуда бы ему тут взяться?

– Полнолуние, – словно бы оправдываясь, продолжал скриплоголосый. – Самое время для этой погани. Кто-нибудь по тропинке да попрется. Чем хочешь клянусь…

– Сказано: никогда же не клянитесь, – проворчал первый.

Последовал короткий треск – похоже, второй смущенно кашлянул. Или крякнул.

– Уверен, короче… – исправился он.

– Уверен он… – недовольно отозвались из тьмы. – А если сворой полезут?

– Значит, всю свору положим. Тропинка – узкая.

– Что-то ты, я смотрю, расхрабрился сегодня.

Скриплоголосый смолчал. Кажется, обиделся.

– А как иначе? – с вызовом спросил он чуть погодя. – Либо мы их, либо они нас. По-другому никак. Одно слово – монстры. Ты же их сам видел! Ничего человеческого…

– Кроме разума.

– Да какой у них разум? Злоба одна!

– Тихо! По-моему, ломится…

– Рановато вроде… Луна только встает еще…

Несколько секунд напряженного молчания, затем негромкий металлический щелчок – и что-то с глухим стуком упало в сухую перистую листву, толстым слоем выстилавшую лесные тропы.

– Ты что, обойму выронил?

– Ну да…

Хриплый презрительно фыркнул.

– Вот и ходи с тобой в засаду! Ищи давай…

В темноте снова заворочались, закряхтели, зашуршали перистыми сухими листьями. Нащупать обойму не удалось.

– Зажги, а?

– Увидит.

– Да некому пока видеть… Зажги.

С непривычки тусклый огонек показался ослепительным. Он выхватил из кромешной тьмы причудливые ветви, стволы и две склонившиеся к земле фигуры. Одна, человеческая, была облачена в защитный комбинезон, тяжелые ботинки и шлем с прозрачным забралом. Вторая больше всего напоминала гигантскую многоножку артроплевру из позднего карбона, согнувшуюся в знак доллара. Нет, кое-какие отличия, конечно, имелись: крупная голова, хваталки на груди. Грудь, кстати, ритмично вздымалась, что говорило о наличии легких. Хитин отливал вороненой сталью, на фоне мелких сегментов брюшка сияла серебром тонкая нитевидная цепочка. Видимо, украшение, причем явно не местное. С Земли.

– Вот она… – Тот, что в комбинезоне, поднял оброненную обойму. – Держи, растяпа!

Проштрафившийся напарник принял боезапас нижней парой клешнеобразных ручонок, поскольку верхняя была занята карабином. Загнал обойму на место и выключил свет.

Все опять провалилось во тьму.

– Как ты вообще можешь их с нами равнять? Твари! Уроды! Вот ты говоришь: разум. Чужой у них разум! Не наш. Не людской…

– Давай-ка помолчим лучше! А то на всю округу шум подняли… Только, слышь, патрон в патронник сразу загони…

Клацнул затвор. Стало тихо. Снова проступили шелесты листвы да похожие на позевоту стоны из ближнего болотца.

В прогале между невидимых крон обозначился тусклый пепельный диск. Пик полнолуния. По словам членистоногого, самое время для засады.

И ведь не соврал членистоногий. Минут через двадцать к приглушенному бормотанию ночных дебрей добавился новый звук: несомненно, по тропинке пробиралось нечто массивное, причем не шло оно, а такое впечатление, будто ползло рывками. Остановилось. Таящиеся в засаде – замерли. Неужто почуял? Нет, двинулся снова. Ближе, ближе… Вроде бы тьма впереди шевельнулась.

– Огонь!.. – еле слышно выдохнул хриплый.

Карабины грянули разом, переполошив лесную живность. В кронах глухо захлопало, заквакало. Вспыхнул свет. Поперек тропинки неподвижно чернела плоская туша, показавшаяся поначалу неправдоподобно огромной. Двое приблизились, держа оружие на изготовку.

– Чисто сработали, – заметил землянин. – Что скажешь, крестничек?

Тот, кого только что назвали крестничком, опять изогнулся знаком доллара и потрогал поверженного стволом.

– На капище ихнее пробирался, поганец! – враждебно скрипнул он. – Жертву небось принести хотел. Может быть, даже человеческую…

Теперь уже можно было сказать с полной уверенностью, что убитый и убийца ничем не отличаются внешне друг от друга. Разве что размерами.

– Где б он ее взял?

– Жертву? А мы-то с тобой на что! Выстрели чуть позже – заломал бы обоих… Видал, здоровый какой! Спасибо тебе, крестный…

– Ну так я ж за тебя в ответе, – хмуро напомнил тот. – Отпустишь без присмотра, а ты вон обоймы теряешь…

Подошел, помолчал.

– Не жалко?

– А они нас жалеют? Часовню сожгли, с батюшки хитин ободрали… заживо…

Землянин вздохнул, закинул карабин за плечо, огляделся озабоченно.

– Может, прикопать его? Хотя бы листвой присыпать…

– Зачем? – не понял членистоногий крестник.

Крестный несколько замялся.

– Н-ну… Все-таки соплеменник твой… сородич…

– Сородич! – угрюмо передразнил членистоногий и как бы невзначай шевельнул нижней правой клешней серебряный крестик на цепочке. – Какой он мне сородич! Нехристь…