— Расчетное время прибытия — двенадцать минут, — сообщил он, подсаживаясь к ним. — Автопилот настроен на кратчайший маршрут. Вот, — как-то смутившись, Роджерс непривычно дернул шеей и показал небольшой шприц-тюбик. — Обезболивающее нового поколения. Мгновенного действия.
— С чего бы такая щедрость? — выплюнул Брок, отреагировав быстрее Барнса. Наверное, если бы он оказался в подобной ситуации не после «родов», его подняли бы на борт этого джета только в мешке для трупов. Но подзабытая за прошедшие месяцы непривычная легкость в теле, боль в животе и слабость от кровопотери сделали свое дело. Поэтому он лежал на руках у Солдата, глядя на перевернутое лицо Кэпа и краешек пеленки у его груди, и никуда не дергался.
— Делай, — согласно кивнул Баки, встретившись со Стивом взглядом. Интуитивное доверие, которое было между ними с детства, почти восстановилось за время, пока они совместно делали кесарево. И теперь он был уверен, что странный знакомый незнакомец не причинит вреда командиру.
От облегчения Брок ненадолго вырубился, а когда пришел в себя, услышал слова Роджерса:
— У нее твои глаза, Баки.
— Все новорожденные на инопланетян похожи, — прохрипел Рамлоу, потому что Барнс завис, передвинувшись и заинтересованно рассматривая сверток, и не отвечал. — Где ты там сходство углядел?
— Я давно Баки знаю, — чуть вспылил Стив, который пока не понимал, как ему нужно реагировать на то, что он обнаружил по наводке Тони. Состояние Баки, здоровье Брока, ребенок — все меняли. — И фотографии детские видел. Его и… твои. — Он совершенно не знал, как общаться с человеком, который еще полгода назад считался его любовником, а теперь, получается, заделал в то время общего ребенка с его лучшим другом.
— Не очень похожи, — вынес вердикт молчавший до сих пор Барнс, который только с появлением конкурента задумался, чей же это ребенок. До этого он собирался просто заботиться о нем, как о своем, надеясь таким образом окончательно завоевать сердце командира. Да и само крохотное существо вызывало в нем инстинктивное желание защитить. — Возможны варианты.
— Разберемся по прилете, — отстраненно бросил Стив, заканчивая разговор. Внутри неприятно царапнуло очевидное наблюдение — ни один из них даже не стал отрицать, что это мог быть их совместный ребенок.
***
После операции по удалению плаценты с последующим наложением швов Брока перевели в самую дальнюю палату госпиталя при базе для наблюдения за рожеником и его ребенком — чтобы в случае чего предотвратить возможные осложнения. К тому же, случай был интересный — ведь это был первый официально зарегистрированный факт рождения ребенка мужчиной.
Барнсу и Роджерсу предоставили комнаты на территории жилого корпуса, но они дружно отказались, предпочитая приглядывать в оба глаза за Рамлоу и девочкой, к которой подпустили только спешно вызванного из Неаполя неонатолога под своим неусыпным контролем. И друг за другом тоже: Стив не мог оторваться от вновь обретенного Баки, пусть его восторг был несколько разбавлен вскрывшимися обстоятельствами, а Баки не до конца доверял Стиву и, конечно, докторам и ученым — те в любой момент могли забрать чудо-отца вместе с ребенком. Хорошо, что в сумке с молочной смесью и памперсами у него были припрятаны два глока.
Ребенок плакал и никак не мог успокоиться, несмотря на сухие пеленки и съеденную бутылочку молочной смеси. Брок только начал отходить от наркоза и еще не осознавал себя. Оба суперсолдата оказались в ситуации полной беспомощности, не представляя, что делать в подобной ситуации. Никакая суперсила не могла помочь ребенку, который в первые часы жизни нуждался в матери, ритм сердца которой, запах, близость делали незнакомый огромный мир безопасным.
В конце концов, крохотная новорожденная — рост у нее не дотягивал и до сорока пяти сантиметров, а вес еле-еле перевалил за два килограмма — задремала на руках у Баки, спокойно устроившись на руках — живой и металлической — смертоносного боевика Гидры. Укачивающий ее последние пару часов Барнс тоже задремал в кресле, прижимая к сердцу нежданную дочь.
Брок проснулся от ощущения тяжелого, давящего взгляда. По собственному опыту он знал: так смотрел только Роджерс в моменты, когда его идеальный черно-белый мир сталкивался с ужасающе серой реальностью.
— Ждешь, пока ненавистного гидровца и его отродье заберут на опыты? Или чем там еще любит заниматься ЩИТ?
— Нет, — тихо ответил Стив, обласкав на мгновение взглядом спящих в кресле. — Никто вас не заберет. Я обещал Баки. Вы нужны ему.
— Как ты меня успокоил, — съехидничал вполголоса Рамлоу, пытаясь за злыми словами спрятать, насколько ему эмоционально плохо. Как сильно ему хочется отбросить все прошлые обиды и прижаться к бывшему любовнику.
— Зря считаешь меня чудовищем.
— Я как раз тебя чудовищем не считаю. Это ты почему-то решил, что я само воплощение зла на Земле. Всего себя не пожалел, чтобы меня посадить. Так ведь, Роджерс?
— А ты спал с Баки, когда мы были вместе, когда знал, что я ищу его!
— Это была случайность, — как-то сдулся Брок и даже почувствовал себя в кои-то веки виноватым. Что ему было сказать в свое оправдание? Что ему стало плохо на задании? Что он загибался без Роджерса на какой-то богом забытой базе в ледяной Сибири? Или что он мог не брать с собой в изгнание почему-то привязавшегося к нему Зимнего, отправить его в ЩИТ? Или что теперь он испытывает чувства к Солдату, а значит, та ночь не была предательством всех троих? — Так вышло, — жалко добавил он, сам себя ненавидя за такие слова.
— Это уже неважно, — не зло, а как-то грустно сказал Стив. — Врачи сделали тест на отцовство. Это ребенок Баки. Я вас всех забираю под свою ответственность до выяснения всех обстоятельств, — он сурово поджал губы, недовольно вспоминая недавний разговор. Фьюри отказался немедленно легализовать Джеймса Б. Барнса, мотивируя решение тем, что тот долгое время был вражеским агентом и мало ли какие триггеры могли остаться в его голове. — У меня большой дом, ты же знаешь. Надеюсь, малышке там понравится.
Стив резко замолчал; ему было непривычно говорить Броку о своих желаниях и планах, он чувствовал себя каким-то душевно обнаженным. Пройдясь по палате туда-сюда быстрым шагом, он уселся на кушетку, стоящую между кроватью и кювезом для ребенка и напротив кресла с Баки, бессознательно занимая самую удобную позицию для охраны палаты от возможного нападения, облокотился спиной о стену, прикрыл на мгновение глаза и произнес:
— Я все сделаю для счастья вас троих. Клянусь.
А Брок долго не мог заснуть, так и эдак обкатывая в голове неожиданную мысль: Капитан Америка, оказывается, очень хотел семью и детей. И уже совсем перед тем, как соскользнуть в сон, он подумал, что, чисто теоретически, если бы все сложилось по-другому, он вполне был способен дать это ему.
***
Перелет прошел без происшествий. Европейский филиал ЩИТа, конечно, возмущался по поводу того, что его лишают таких интересных объектов для исследований, но стоило только Зимнему Солдату, стоявшему за плечом гневно сверкавшего глазами Капитана Америки, потянуться к оружию, сразу сдали назад и предоставили разрешение на взлет.
В Америке их встретили Фьюри и Хилл, не допустившие на посадочную площадку посторонних. После беглого медицинского освидетельствования всех троих, их отпустили во временный дом. Только Броку нацепили ошейник со следящим устройством. Он не обрадовался, но и возражать не стал.
Неожиданно его захватила забота о дочке. Конечно, ни о каком грудном вскармливании не могло быть и речи, но требовалось греть ей бутылочки с молочной смесью, укачивать, мыть, разговаривать — и вся эта возня приносила ему успокоение и странное удовлетворение. Он даже попробовал как-то спеть ей колыбельную, но устыдился своего хриплого голоса и быстро притих, хотя малышке вроде бы понравилось. По крайней мере, она впервые посмотрела будто бы четко на него, а не в пространство, как это было в первые дни.
Он не знал, что за дверью в эту минуту стояли суперы, напряженно сверлившие друг друга ревнивыми взглядами. Звук его голоса отвлек их от дел по дому, а мирная картина через щелку неплотно прикрытой двери: сильный, брутальный мужчина с ребенком на руках, который, прикрыв глаза, чуть слышно пел хрипловатым голосом, — буквально валила с ног и тянула находиться поблизости, хоть как-то стать причастным к этому незамутненному состоянию счастья.