Бледный свет зари, которая точно затуманилась, чтобы не видеть этого ужасного зрелища, дал нам возможность разглядеть в возвышавшейся перед нами скале огромную черную дыру, которая с жадностью вдыхала в себя ветер и грозила поглотить и вас вместе с несшим нас вихрем. Мы несемся прямо в эту открытую дверь и неминуемо будем проглочены этой огромной зияющей пастью.

Раздался тревожный звон сигнального колокола, заглушивший наши вопли…

Наш сигнал был услышан… Послышался громкий колокольный звон, и вдруг страшный толчок подбросил меня в воздух, как живую бомбу.

Я пришел в себя в воде. Я упал в море посреди обломков парохода, разлетевшегося в мелкие щепы. Кругом был неописуемый хаос. Обломки железа, дерева покрывали скалы. Многочисленные трупы уносились отливом. Ветер стих. Тишина нарушалась лишь мерным дыханием моря.

Я был весь разбит и в крови и, не попади я на мелкое место, у меня едва ли хватило бы сил доплыть до суши. Я выполз на песок и, обессиленный, измученный, опустился на него.

Осмотревшись кругом, я увидел, что огромная разверстая пасть скалы, грозившая поглотить нас, исчезла. На ее месте была кованая железная стена, о которую разбилось наше судно. Очевидно, этот трап опустился как раз вовремя, чтобы закрыть перед нами вход в пропасть и чтобы разбить в щепы судно.

И вдруг меня кто-то окликнул. Капитан, единственный, кроме меня, из всего экипажа спасшийся от крушения, весь в лохмотьях, исцарапанный, истерзанный, с трудом приближался ко мне.

— Судьба выкинула нас на уголок земного шара, куда ни одна живая душа не заглянет, — сказал он. — Нет сомнения, что это остров Бурь, вулканического происхождения, весьма недавнего образования, положение которого в Индийском океане указано лишь на очень немногих картах.

— Господь с вами, капитан! Уж не поражен ли ваш рассудок приключившимся с нами несчастьем? Ведь вы говорите невероятные вещи! Неизвестный остров — в этой части океана, по которой так и шмыгают вдоль и поперек суда! Ведь это вещь невероятная!

— Однако, это так. Когда этот остров только появился из-под воды в виде бесплодного вулканического утеса, к нему легко можно было пристать. Но уж много лет, как он каким-то таинственным образом защищается от людского любопытства. Легенда ли это или правда — не знаю — но только моряки рассказывают, что всякий приближающийся к этому острову отталкивается от него каким-то внезапным ураганом, напоминающим дыхание бури. Отсюда и название: остров Бурь.

Мой взгляд упал на железный трап, закрывавший огромное отверстие.

— Буря выходила, вероятно, отсюда, потому что сюда она и скрылась, — заметил я. — Во всяком случае, эта кованая железная дверь с очевидностью указывает на присутствие здесь людей, и людей цивилизованных, на опытных инженеров…

— Это было бы большим счастьем зля нас! — вздохнул капитан.

Не успел он кончить этих слов, как я прервал его криком радости: маленькая лодочка появилась за выступом и направилась прямо к нам. На лодке не видно было ни весел, ни парусов. Она приводилась в движение какой-то невидимой силой.

Сидевший в лодке человек делал нам успокоительные знаки. Он был довольно изысканно, хотя и несколько старомодно, одет. Приблизившись к берегу, он выскочил из лодки и побежал к нам.

— Верьте, господа, — сказал он, — что мы очень огорчены причиненным вам несчастьем и сделали все возможное, чтобы устранить его. Но мы не можем позволить судам проникнуть в Пещеру Ветров. Единственное, что нам осталось, чтобы предоставить вам хоть какой-нибудь шанс к спасению, это спустить трап. Но, увы! — прибавил он, бросив взгляд на плывшие кругом трупы, — я вижу, немногим из вас посчастливилось. Теперь вам ничего не остается, как последовать за мной в порт. Ваши товарищи будут достойно погребены, а из обломков корабля будет собрано все, что еще может пригодиться.

Мы были так слабы, что лишь едва внятно поблагодарили его за любезность. Наш спаситель помог нам добраться до лодки, усадил нас и мы с поразительной быстротой поплыли.

Мы рассказали ему о том, что с нами приключилось и о том, как поражены мы были внезапной переменой в направлении бури и таинственной силой, бросившей нас к острову.

— Вы должны быть готовы и к другим поразительным явлениям. Мы тут почти все изобретатели, которых бедствия и недоверие людей заставили бежать от света. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что испытывают все те многочисленные гениальные изобретатели, которым не удается провести в жизнь свои изобретения и открытия? Считали ли вы тех, кто умирает с голоду, владея неиспользованными привилегиями? Многие из них нашли здесь приют и теперь смеются над глупцами, которые считали их гениальные изобретения химерами. Мы, добровольные изгнанники, мы создали на этой голой скале промышленность и жизнь. Мы — властители природы! Мы намеренно избрали для своего жилья этот остров, находящийся на пути великих катаклизмов; ураганы в плену у нас, как птички у птицелова. Они служат нам в наших домах, в наших мастерских. Вы совершению верно заметили, что какое-то внезапное дыхание изменило в эту ночь направление циклона. Это мы пополняли наши погреба запасами ветра. Ветер — это наш сжатый воздух, который нам ничего не стоит и который прекрасно служит нам.

Пока этот удивительный человек, повелитель ветров и моря, говорил, лодка остановилась у плотины в гавани, полной оживления.

Плотина, к которой мы причалили, сама по себе достойна была удивления. Спуск ее был сделан не из каменных плит, а из листового железа, подвижно установленного на ступице и точно на пружине качавшегося при всяком ударе волн.

— Вы видите, — сказал наш спутник, — мы умеем использовать даже движение волн морских. Каждый удар волны об эти железные плиты заставляет делать один оборот зубчатое колесо, находящееся в помещении под этой плотиной. Движение это через вал передается системе сцеплений, передающей это движение ткацким станкам прекрасных фабрик, которые вы видите вдоль берега. Море — это великий работник, который изготовляет наше платье, наше белье, холст, предохраняющий от непогоды наши растения.

Мы вышли на берег и вошли в город. Наш спутник толкнул какую-то дверь.

— Вот что делает море! — сказал он.

Мы увидели длинную галерею, в которой солнце весело играло на мириадах нитей, протянутых между вращающимися колесами, мы увидели целую сеть ременных приводов. Женщины, весело смеясь, залитые лучами яркого солнца, легко складывали куски материи, то легкой и прозрачной, как батист, то тяжелой и теплой.

— Нам удалось укротить, сделать послушным это капризное море, поглотившее столько человеческих жертв.

— Ну, а когда оно злится? — спросил капитан.

— Когда оно злится и волнуется, оно только быстрее производить свою работу, вот и все. Мы только выгадываем от его гнева.

— Ну, а прилив и отлив? Когда наступает отлив…

— Да, волна работает не больше девяти часов в день. Что же? Вы находите недостаточным девятичасовой рабочий день?

Пережитые волнения и мучительные, хотя и неопасные раны приковывали меня в первые дни моего пребывания на острове Бурь к постели. Из окон моей большой комфортабельной комнаты я мог видеть улицу.

Инженеры наилучшим образом умели использовать этот вулканический клочок земли. Черные, но не мрачные дома, построенные из вулканического шлака, отличались оригинальной формой и производили причудливое впечатление под жгучими лучами тропического солнца. Расстояния тут были все недалекие, поэтому экипажей, за исключением электрических экипажей для промышленных целей, на улицах не видно было. Малочисленное население города не оживляло улиц праздным шатанием: все были заняты, все работали.

Меня поразило, до какой степени они тут утилизировали естественные силы природы, обыкновенно бесполезно теряющиеся.