Позже по рекомендации преподавателя-майора в военных лагерях меня назначили запевалой в отдельном взводе, затем я даже стал ротным запевалой.

08.03.13 г.

После четвертого курса университета я был вынужден досрочно сдавать экзаменационную сессию по семейным обстоятельствам. Cдал все успешно – и экзамены, и зачёты, кроме одного спецкурса, по-моему, «Размещение производительных сил», который вёл профессор Пробст. Я очень активно занимался этим предметом и на последнем занятии профессор сказал, что я заслужил за хорошую работу зачет-автомат и что он поставит мне его в зачетную книжку на следующей неделе. Однако профессор был вынужден уехать в командировку, и в деканате сказали, что вернётся только через неделю.

Поскольку сроки поджимали, я очень расстроился и в подавленном состоянии шел по коридору факультета. Вдруг мимо меня сломя голову куда-то неслись мои однокурсники. Я остановил одного из них, и он сказал, что профессор Плетнёв принимает аналогичный двенадцатичасовой специальный курс. «Побежали к нему, может, поставит. Какая разница, кто распишется в твоей экзаменационной книжке», – рассудил мой однокурсник.

В аудитории собралось человек 70. Профессор собрал все экзаменационные книжки и приступил к опросу студентов. По тому, как он их спрашивал, стало ясно, что у профессора в жизни шла черная полоса. Он был не брит, о чем свидетельствовала трех-пятидневная рыжая щетина. На лице читались следы похмелья. Надо отметить, что он был очень талантливым и умным человеком, написал несколько монографий, пользовался уважением среди сотрудников и коллег-преподавателей.

Опрашивая студентов по курсу, он, конечно, «вставлял шпильки» и каждый раз в соответствии с индивидуальными особенностями студента. Например, вызвав Алика Симоняна, он спросил: «А тренер Московского “Спартака” Никита Симонян не ваш родственник?». Тот ответил: «Нет, не мой». Кто-то из студентов крикнул: «Но Алик тоже спортсмен, правда, легкоатлет – спринтер». «Хорошо, ставлю зачёт. Декан любит спортсменов», – с пафосом произнес профессор.

Я оказался в двойственном положении. С одной стороны, мне нужно было оформить зачёт, с другой – я не хотел быть осмеян перед однокурсниками. Для этого подготовил тираду и, когда очередь дошла до меня, быстро вымолвил, как бы взяв «бразды правления» в свои руки: «Уважаемый, Эрик Пантелеймонович, – сказал я, – меня не было на двух последних занятиях по причине досрочной сдачи сессии по семейным обстоятельствам, но я прочитал все лекции, одолжив их у своих товарищей». Вдруг Плетнев прервал мою речь и громко прокричал: «Меня не интересуют ваши текущие проблемы. Меня интересует почему вы – Олег Эрикович, а я – Эрик Пантелеймонович?». В аудитории воцарилась гробовая тишина. Я был должен как-то реагировать на заданный мне вопрос. И отреагировал: «Этот вопрос надо адресовать вам, уважаемый профессор, ведь вы – Эрик Пантелеймонович, а я всего-навсего – Олег Эрикович». Аудитория разразилась гомерическим хохотом, а мне на стол плюхнулась моя зачетная книжка с проставленным зачетом по спецкурсу. Видимо, преподавателя удовлетворил мой ответ.

Сдав сессию за год, я погрузился в ностальгическое настроение. А когда закончился процесс сдачи зачета, и профессор Плетнев вышел из аудитории, я подошел к нему и спросил: «Эрик Пантелеймонович, а почему вы – действительно, Эрик Пантелеймонович?». Дыхнув на меня свежим коньячным запахом, он ответил: «Я родился в 1925 году, а, как известно, в те времена давали злободневные имена. Вот родители и назвали меня Эрик, что означает: электрификация, революция, индустриализация, кооперирование. Но это не самое злободневное имя. Например, уважаемый профессор Козодоев Иван Иосифович своего сына, который тоже родился в те времена, назвал Трактором. Ха-ха-ха, Трактор Иванович Козодоев».

09.06.13 г.

В районе Северное Измайлово г. Москвы, где я живу, подвязалось в качестве бомбил-таксистов много таджиков. Если я очень опаздывал, они меня довозили до метро. Обычно это обходилось в 100 рублей.

Надо сказать, что таджики являются очень обходительными людьми, как правило, молчаливыми, но вместе с тем очень хорошо идущими на контакт и весьма доброжелательными.

В дороге я всегда стараюсь общаться, это помогает мне снять дорожную маету и поддерживать психологический баланс и хорошее настроение.

И вот однажды разговор зашел об установке памятника Великому персидскому поэту Рудаки в г. Душанбе. Этот поэт очень почитаем в Иране и Таджикистане, да и во всем мире. Я показывал фото памятника и говорил, что у меня очень теплые отношения с автором скульптуры, что на открытии памятника присутствовали руководители Шанхайской пятерки.

Я не ожидал реакции таджикских водителей на эту информацию. Они, как будто сговорившись, сообщали, что теперь будут возить меня до метро не за 100, а за 70 рублей. На что я им отвечал: «Нет, я буду давать вам все равно 100 рублей, а вы, когда будете в Душанбе, на оставшиеся 30 рублей купите розы и положите цветы к подножью памятника Рудаки». При этом я оставлял номер своего мобильного телефона и просил их после возложения цветов мне звонить и сообщать об этом.

И вот через некоторое время я стал получать звонки из Душанбе. «Олег, только что положил розочку к памятнику Рудаки». Я, поблагодарив звонящего, попутно задал вопрос: «А сколько рублей заплатил за цветок?» Он отвечал: «12 рублей». Я спрашивал: «А куда дел оставшиеся 18?». Мой собеседник отвечал: «Олег, 18 рублей сожрал роуминг». Я вторично благодарил звонящего, а сам думал: «Зачем развалили Советский Союз?».

Если бы этого не произошло, такие хорошие ребята были бы моими соотечественниками.

15.06.13 г.

За месяц до моего рождения моя мать, будучи медиком на всю округу в одном из районов Томской области, принимала роды у одной женщины. Вдруг, посмотрев в окно, она увидела зарево в районе своего дома. Было такое ощущение, что это пожар. Она на секунду отвлеклась и бросила мужу роженицы: «Посмотри, не мой ли дом полыхает? Там моя дочь». Муж роженицы посмотрел и увидел, что горит ее дом, но, чтобы не отвлекать мою мать от принятия родов, то есть, проявляя заботу о своей собственной жене, он успокоил мать, сказав, что горят ее соседи. Мать спокойно доделала свою работу и пошла домой.

Подходя к дому, она обомлела. Горел ее дом. Все уже догорало. Люди вокруг пытались потушить огонь, бросая снег.

Мать от ужаса схватилась рукой за затылок и едва устояла на ногах – от страха у нее потемнело в глазах. Надо сказать, что пятно на затылке от прикосновения руки осталось у неё на всю жизнь, а у меня на затылке осталось точно такое же пятно, хотя я ещё не появился на свет. Такой стресс испытали моя мать и еще не родившийся я.

Может, мать и упала бы в обморок, если бы не увидела свою дочь рядом с горящим домом. В руках она держала практически полностью обгоревшую курочку, но живую. Это всё добро, что осталось после пожара.

Спустя некоторое время курочка обросла небольшими перьями, была очень пугливая и крикливая. Но что удивительно, несла яйца, по размеру как голубиные, очень маленькие. Как позже мне объяснили специалисты-биологи, это произошло от перенесенного птицей стресса. Но природа есть природа. Стремление к продолжению рода пересиливает любые невзгоды.

19.03.13 г.

Будучи студентом, я каждые каникулы приезжал к маме, в г.Екабпилс в Латвии. Он расположен на левом берегу реки Даугавы. На правом берегу находится город Крустпилс. Для жителей эти два города представляли единое целое, как, например, город Будапешт. Буда – на одном берегу Дуная, а Пешт – на другом.

В очередной раз я приехал к матери на каникулы. Как-то в субботу пошел на танцы в местный дом культуры в Крустпилсе.

На танцах я познакомился с очень симпатичной девушкой-брюнеткой польского происхождения. Мы целый вечер танцевали, потом я её проводил до дома, она жила недалеко от дома культуры, а сам пошел домой в обход через мост на левый берег реки в Екабпилс. При расставании мы условились встретиться на следующий день в 13:00 у памятника Ленину. Она сама предложила такое место встречи. Я, естественно, согласился, потому что знал, где находится это памятник, кстати, недалеко от моего дома.