— Гони их за стены, жрец, быстро! И ворота сразу запереть, отобьёмся — спустите лестницы!

Старох воет по — волчьи и бежит навстречу скандам, огибая суетящихся огнищан. Первый десяток летит следом, вождю не надо оглядываться, слышит и так.

Бегущий навстречу молодой щенок успевает бросить в Староха дротик — вождь отбивает короткий тяжёлый дрот и с разбега бьёт сосунку ногой в щит. Сканда разворачивает, секира вождя разваливает глупую непокрытую башку. Теперь присесть, пропуская над собой копьё, прорубить выставленную вперёд ногу противника, отпрыгнуть…

Вождь одного за другим бьёт набегающих в беспорядке врагов, слева и справа ревут и воют дружинники, дорвавшиеся до кровавой потехи. Хмельной воздух бранного пира кружит голову, наполняет силой мышцы. Пора отходить, но нужно убить ещё вот этого… и того ….

Загнав Берегуню с домочадцами за ворота, Савастей как молодой взбежал на стену — смотреть бой и готовить лестницы для Староха. Вскормленные волчьим мясом дружинники врезались в бегущих скандов, как серая стая в отару — рывок, удар, летит в сторону мёртвое тело, а хищник уже накинулся на следующую жертву. Торжествующий вой летит к небу — воины служат богу в битве. Савастею со стены видно и то, чего не замечают ошалевшие от крови дружинники — скандов всё больше, к месту побоища подходят уже не бездоспешные одиночки — боевые тройки начинают теснить Староха и его людей. Свист жреца может уронить с небес пролетающую птицу, но военный вождь не обращает на него внимания. Падают враги, один за другим гибнут вильские дружинники. Скандов слишком много, обстрел со стен не может их остановить — слишком далеко от частокола идёт бой. Вот северяне взяли дружинников в кольцо, сдавили…

Залитый кровью с головы до ног хоринг выбежал из толпы и, скалясь, помахал над головой отрубленной головой вождя. Больше десяти стрел попали в него одновременно, сканд успел закрыться, но не выдержал удара такой силы, упал. Броня из железной чешуи спасла жизнь, однако уберечь не смогла — ноги и руки удачливого головореза закрыты не столь надёжно, все лучники со стены бьют в одну цель, кровавые ошмётки летят в стороны. Набежавшие друзья прикрыли, унесли к кораблям — вместе с добычей.

— Чего вылупились? — Савастей орёт на высыпавших на стены сородичей так, что уши закладывает. — Вождь свою службу сослужил, теперь ваш черёд! Кто баб и детей на стену пустил?! Вниз все, чтоб духу вашего наверху не было!

Погода отвратительная. Самое хреновое, что галопом по размокшей луговине в атаку не поскачешь. На повороте конь может поскользнуться и лечь, не спасут и новые шипастые подковы. Высокие и мощные по здешним понятиям лошади Гаталовой дружины в отличие от трофейных лошадок и тарпанов без подков очень быстро снесут себе копыта, слишком тяжёлы, чтобы босиком бегать. Сама лошадь весит килограммов пятьсот, на ней сидит облитый бронзовой чешуёй всадник, к тому же животное укрыто налобником и боевой попоной из толстой кожи, которая на груди усилена черепицей из копытного рога. Как подумаешь, сколько сбродники тарпанов перебили, чтобы своих лошадей укрыть, — руки чешутся понабивать рукодельникам морды лиц. Катафракты, туда вас в качель. Горюй — не горюй, а таранного копейного удара тяжёлой кавалерии сегодня не будет. Гатал со своими конными статуями останется в резерве на предмет преследования убегающего противника. Или даст последний шанс отойти уцелевшим, тут уж как получится спеть. Мальчишка, которого прислали соседи, кроме того, что сканды идут, ничего толком объяснить не смог. О количестве врагов высказался предельно ясно:

— Много.

Подумал чуток, и уточнил:

— Или больше.

Были сборы недолги — когда несколько месяцев готовишься к событию, есть шанс многое успеть. Шагают Ромины "легионы" быстро, но не торопясь, вести в бой уставших людей — последняя глупость. Сколько бы тех агрессоров ни было, за сутки они большой вильский забор не возьмут, а если захватили сходу, без гарнизона — тем более спешить некуда, месть, она торопливых не любит.

По раскисшей дороге следом за Романом, хлюпая и поскальзываясь, топает сквозь ночь вся его рать. Пятьдесят три копья и топора тяжёлой пехоты, закованные в прочнейшую по здешним меркам броню, физически развитые и так — сяк обученные биться в строю. За ними почти столько же лучников, большинство — бывшие сбродники, в основном рыбаки, охотники и пастухи, среди них есть даже женщины. В них Шишагов уверен абсолютно — полгода воевали со скандами, выжили, оделись в трофейные доспехи и шлемы. Замыкают колонну кентавры Гатала. По меркам Советского Союза — усиленная танковым взводом пехотная рота. По здешним — неслабая такая армия.

Вильское ополчение собирается по родам, приплывут по реке. Если план Староха не сломается, к утру в условленном месте соберётся больше четырёх сотен ополченцев и сотня — полторы бойников. К вечеру прибудут двести общинников из дальних родов. Дружина и мужи устьянского рода должны сидеть в "крепости", это двести пятьдесят топоров. Если считать по головам, соотношение сил должно получиться почти равное, только хорунги привели не ополчение, доведись лоб в лоб резаться в поле, сомнут вильцев северяне. Имеются у Шишагова кое — какие задумки, но строить планы рано — надо сначала посмотреть на врага.

Роман поскользнулся, поправил на поясе съехавшие ножны, и повёл свою армию дальше — идти предстоит почти всю ночь.

Битые хоры убрались, на реке больше не то, что корабля — лодки нет. Сидеть на галерее и слушать, как по гонтовой крыше барабанит дождь, когда там, за лесом, родичи сошлись с врагом грудь в грудь — невыносимо. Особенно юным героям, положившим два десятка скандов, не получив в ответ даже паршивой царапины. Синяк на боку и отбитые рёбра не считаются, пуля из пращи случайно в бойницу попала. Крумкачу и самому невтерпёж — кто знает, что в крепости делается, может, каждое копьё на вес золота, а тут сиди — в тепле и сухости, окрестностями любуйся.

И десять пар глаз на тебя в упор смотрят — с надеждой. Крумкач снял с лука тетиву, уложил оружие в налуч, проверил, хорошо ли заточена новенькая тяжёлая секира. Повернулся к подручным:

— Собирайтесь, пойдём нашим помогать. Тут мы своё дело сделали.

Не зря Крумкач третий месяц парней гоняет — собрались быстро, без суеты. Спустились по верёвке на землю и двинулись от башни по кривой тропе, стараясь не сойти с намеченного неприметными камешками пути — берегли ноги. Выбрались с усеянного ловушками холма, пошли быстро, один за другим, и чтобы нога следующего в след предыдущего ступала, этому на границе в первую голову обучают. Крумкач идёт впереди, и невольно шагает всё шире — тянет его к крепости, как на верёвке, если бы не сдерживался — уже бежал бы. Заставщики тропу шагами мерят, но мысли их там, где столкнулись с врагом родные люди. Лучше бы они по сторонам смотрели или лесом шли. Хлопнули пращи, и посунулись на землю сразу три молодых воина. А со всех сторон уже набегают сканды. Крумкач рявкнул команду, кинулся на прорыв, одного хоринга взял на рожон, рубанул секирой в открывшийся бок второго. Потом под лопатку старого бойца по самую втулку вошло тяжёлое скандское копьё.

— Хватит уже мне быть торопливым, — сказал своим людям Алед. — Пора становиться умным.

В башню сканды попали только утром, даже без обстрела искать колышки и ловушки оказалось непросто. Строение облазили снизу доверху, от колодца до площадки дозорного, кое‑что Алед даже зарисовал для памяти — укрепление строили неглупые люди, у них стоит поучиться. Пока хорунг изучает секреты строителей, воины перетаскивают на карнах найденные припасы, утварь и оружие. Добыча не скудная, гружёный корабль осел в воде, с половинным экипажем разгоняется тяжело, медленно выгребает против течения. На оставшемся позади холме разгорается башня, разведённый внутри огонь принялся быстро. На пламя уставились невидящими глазами одиннадцать торчащих на кольях голов, и только у одной ветер треплет длинные усы. У прочих такого украшения нет — не росли ещё толком.