========== Глава I ==========
***
Смотреть на маленькую Кристу Ленц больно, ведь ее лицо – точная копия лица Фриды, но капрал успокаивает себя тем, что никаких других схожестей между ними нет. Волосы – светлые, вместо черных, словно сама ночь, глаза – чуть более светлые и смотрят совсем не так, рост – меньше, и даже это кажется ему минусом. Есть еще другие отличия: на самом деле, их намного больше, чем схожестей, и только поэтому ему удается забыть неумелого кадета из сто четвертого.
Вспоминать – больно, но он не может и не хочет забывать ее. Каждая ночь – одновременно пытка и наслаждение для Леви, он не помнит ни одного вечера, за последние четыре года, когда бы он засыпал без мыслей о ней.
Во снах Фрида вновь являлась ему, в той самой соломенной шляпке, которую он искал больше часа, когда ветер унес ее в поле. Капрал помнил благодарную улыбку, которой она одарила его, приняв шляпку из его рук. Тогда их пальцы соприкоснулись, и она слегка вздрогнула от холода его руки, а он никогда бы не подумал, что у человека могут быть настолько теплые руки.
В его снах она тоже была теплой и улыбалась точно так же, но Леви понимал, что она мертва, только никогда не говорил ей об этом, наслаждаясь временем, проведенным с ней. Их всегда разлучало его пробуждение: он просыпался внезапно, но, казалось, девушка сама знала о том, что он скоро уйдет, и в эти моменты ее лицо покрывалось тенью печали.
Такое же лицо у нее было, при их последней встрече, не за долго до падения стены Мария: в то свежее и холодное утро они, как всегда, встретились в Орвуде и провели весь день вместе, только под самый вечер, когда они грелись у растопленного камина, Фрида сказала ему, что больше не придет. Она говорила что-то про отца, который начал подозревать ее, про братьев, так и норовивших проследить за ней, а Леви слушал ее молча, смотря в грустные синие глаза.
Он остановил поток ее речи, сжав тонкое запястье, и она замерла, словно испуганная птица, впервые за разговор, посмотрев ему в глаза. Аккерман еще секунду ничего не говорил, обдумывая слова, что хотел высказать ей, и, решившись, начал:
— Я мог бы забрать тебя, — прозвучало излишне буднично – Леви понял это спустя мгновение и продолжил, почувствовав волнение в груди. — Я и вправду мог бы. У меня есть дом в Тросте, мы бы обвенчались и ты поселилась бы там. Моего жалованья хватит на безбедную жизнь, и я буду рядом с тобой три дня в неделе, — он говорил бегло и торопливо, опустив взгляд на ее ладонь, что до сих пор сжимал в руке, боясь посмотреть ей в глаза и увидеть в них отказ.
Наступило тяжелое молчание, прерываемое лишь треском поленьев в камине, да скрипом половиц в коридоре. Леви сидел, ссутулившись, ощущая учащённый пульс любимой, напряжение, сковавшее ее тело, и молчал, ожидая того, что она наконец скажет что-нибудь, но Фрида не проронила ни единого слова за пять минут, и казалось, вовсе перестала дышать, но, когда капрал поднял на нее несмелый взгляд, то почувствовал, как сердце отчаянно сжалось в груди, при виде слез, беззвучно скатывавшихся по бледным щекам.
Он впервые увидел ее плачущей за три года их знакомства и сразу понял, что они обречены, но, несмотря на принятие собственной судьбы, Леви все равно притянул ее к себе, обнимая за плечи, и позволил ей тихо плакать, уткнувшись ему в грудь, в то место, где горело его сердце, готовое разорваться на маленькие осколки.
— Я бы хотела прожить эту жизнь с тобой, — сквозь слезы шептала девушка. — Мы были бы счастливы, я знаю, н-но… — он крепче прижал ее к себе, поглаживая по темным волосам и проговорил так же тихо, как и она:
— Но ты не можешь, — девушка притихла, прислушиваясь к его хриплому голосу. — Я знал, что так и будет, с самого начала… И на что я только надеялся?… — горько усмехнувшись, он выдохнул, ослабив хватку.
Фрида мягко отстранилась от его груди, неуверенно подняв на Леви заплаканные глаза. Видеть его таким надломленным было больно, и она протянула ладонь к его лицу, нежно провела пальцами по щеке, задержав пальцы на остром подбородке.
— Ты еще будешь счастлив… — прошептала она, глянув прямо в потемневшие глаза Аккермана. — Я знаю, — он коротко рассмеялся на ее заявление, запрокинув голову.
— Но не с тобой, да? — фыркнул он, резким движением убрав ее руку с лица. — Мне не нужны слова сочувствия, Фрида, — капрал произнес ее имя с почти искренним презрением. — Если ты так боишься осуждения семьи – уходи. Я тебя держать не буду, — она долго смотрела в его глаза, пытаясь найти в них своего любимого, но сейчас они были наполнены лишь болью и холодной яростью.
Ее лицо покрылось маской печали, девушка медленно встала с кресла, и, не глядя на него, стала собираться. За все долгие минуты, что она одевалась, Леви ни разу не обернулся, подавляя порыв пасть ей в ноги и молить о побеге. На секунду, в голове мелькнула мысль похитить ее, но он так и не смог додумать, так как со стороны двери послышался мягкий голос.
— Прощай, Леви, — в тот момент, когда он обернулся, Фрида уже вышла, и мужчина разглядел лишь ее спину в теплом плаще, а через мгновение, дверь тихо хлопнула, отрезав его от нее навсегда.
Последующие месяцы были агонией для него: Аккерман горел внутри, буквально чувствуя пожар в груди, но его не смогли потушить ни алкоголь, ни другие женщины, ни тренировки. Ханджи успокаивала его, говоря, что девчонка еще пожалеет, что бросила сильнейшего воина человечества, и вернется к нему, Эрвин не использовал слов, а лишь пил с ним за компанию, слушая пьяный бред Леви про «дочь пузатого лордика», а Майк доносил его до комнат, каждый раз оставляя настойку от похмелья.
Так продолжалось больше месяца: офицеры уже почти смирились с его состоянием, но все изменилось, когда до их штаба дошла весть о падении стены Мария. Капрал словно родился вновь, и первым вызвался на задание. Став самим собой, Леви с головой окунулся в борьбу с титанами, помощь в эвакуации и размещении беженцев, постоянные путешествия по Розе и Шине, практически забыв о ней.
Рана на сердце затянулась уродливым белым шрамом, у него не было времени на мысли о Фриде: всем, на что его хватало, являлась работа, и все заметили исчезнувшую в нем импульсивность, но не знали радоваться или нет. Прикрывшись броней из толстого льда, он верно выполнял свой долг, не покладая сил служа во благо человечества, пока, в один день, в столовой, не услышал краем уха перешептывания пары солдат о жестоком убийстве большой аристократической семьи в церкви.
— Как ужасно… да еще и в церкви… — покачал головой молодой солдат.
— Должно быть, дело рук беженца из Марии, — проговорил тот, что был старше. — Убили всех, кроме отца. Как его там… — нахмурившись, он вгляделся в газету, выискивая нужное имя. — Ах да, Райс. Род Райс.
Леви почувствовал то, как время замерло вокруг него, а в голове билась только одна мысль: «Всех, кроме отца». Выхватив газету у сидящего рядом Гюнтера, он взглянул на разворот и увидел небольшую рамочку, с именами погибших.
«Улькин Райс, Дирк, Флориана… Фрида Райс…».
Фрида умерла. Ее больше нет.
Виски пульсировали, причиняя боль, рука дрогнула, но он аккуратно сложил газету, прежде чем положил ее на стол и встал, медленно пойдя к выходу из столовой под взглядами сослуживцев.
Она мертва. Ее труп не нашли.
Шаги гулко отзывались эхом по коридору. Капрал шел, едва ли разбирая дороги.
Фрида все равно умерла, как и тысячи людей, несмотря на то, что находилась в полной безопасности. Ее убили бандиты, не титаны.
Он не мог ей помочь.
Только если бы она согласилась тогда… Возможно, она была бы сейчас жива.
В тот день в нем умерло нечто очень важное, и Леви стал не более, чем тенью себя прошлого. Только во снах он мог ощущать шевеление в душе, но оно отдавалось чудовищной болью при пробуждении. Иногда он хотел, чтобы она перестала являться к нему, не спал несколько дней, пил какие-то отвары для отгона снов, но вскоре понял, что без нее только хуже. Смирился ли он с ее смертью? Да.