Несколько раз он порывался полететь на Драконий Камень, только вот совесть не позволяла бросить столицу просто так и, если быть честным с самим собой, Гриф не был готов встретиться с ней после всего, что произошло. Слишком много усилий было приложено, чтобы сохранить беременность Элии в секрете, и он совсем не доверял себе, зная, насколько легко Арье удавалось прочесть его по одному взгляду, а стоит ей только заподозрить что-то, то будет делом времени, когда она выпытает правду. Король и сейчас-то не был уверен в собственных актерских способностях, но желание скорейшей встречи с его королевой пересиливало этот страх.

Меньше двух месяцев, а ощущалось, как целая вечность. Наверное, из-за того, что он только и делал, что занимался вечными самокопаниями, едва ли просыхая, и даже на заседания Совета приходил навеселе. Хотя, другие, скорее, считали его поведение нормальным: особенно утром и днем, когда он занимался государственными делами. Стоило ему немного протрезветь, как парень сразу же превращался в унылое нечто, готовое целыми днями просто лежать и не выходить из комнат, наслаждаясь той щемящей болью, что засела в душе, как следствие собственной глупости и ханжества. Эйгон умел страдать ничуть не хуже, чем веселиться, и это часто пугало его самого.

Для того, чтобы не вызывать подозрений, он усиленно налегал на алкоголь, и это действительно помогало, но, когда он перебарщивал, то не мог следить за потоком мыслей и начинал говорить без остановки, что, конечно же, привлекало ненужное внимание. Эшара и Джон успели надоесть Грифу своими постоянными нотациями, а Коннингтон и вовсе не желал униматься, почти каждый день капая ему на мозг и причитая, что так больше не могло продержаться, а один раз и вовсе оборонил фразу, приведшую Таргариена в ярость. Честно говоря, он не помнил ее точной формулировки, но суть сводилась к тому, что излишняя привязанность к Арье делала его слишком уязвимым, и, вообще, видите ли, он, несносный такой мальчишка, неуправляем, капризен до жути и думает только тем, что у него промеж ног.

Злили не сами слова, а то, что они были правдивы. По крайней мере, именно такое впечатление он производил по поступкам. Джон, как всегда, уткнул его лицом в собственное дерьмо, и Эйгону не оставалось ничего другого, кроме как признать свою несостоятельность. Подумать только, ему миновал двадцать шестой год, он правит этой страной больше шести лет, у него борода подлиннее, чем у самого Коннингтона, а он только и делает, что разгребает последствия собственных ошибок. Гриф и сам не понимал, как он окончательно не угробил свой брак и, более того, даже смог восстановить его, но, невзирая на упреки названного отца, он не считал любовь к Арье проявлением слабости, ведь она все это время давала ему силы и позволила проделать столько дел, на которые его предшественники потратили бы с десяток лет.

Да, он нуждался в ней и не стыдился этого. Теперь, после стольких испытаний и долгой разлуки, он наконец осознал то, чего раньше не видел, и не собирался больше отпускать ее. Иногда, раздумывая над всем, он благодарил судьбу и свою удачу за то, что она полюбила его и стала ему женой. Пожалуй, Арья была даже слишком хороша для него, и король до сих пор задавался вопросом: как она вообще могла полюбить такого раздолбая, как он?

Возвращение домой, встреча с дочерью и скорое прибытие жены подняли настроение, и сейчас он чувствовал себя лучше, чем когда-либо за прошедшие недели. Вымывшись до чиста, Эйгон вышел из успевшей порядком поостыть воды и босыми ногами прошлепал из солярия в спальню. Он был слишком расслаблен, чтобы обращать внимание на что-то, кроме координации собственных движений: мраморные плиты были опасно-скользкими, и ему не хотелось стать королем, который умрет самой глупой смертью. Едва ноги коснулись пушистого ворса мирийского ковра, Таргариен облегченно выдохнул и протяжно зевнул, потягиваясь всем телом. Хотелось просто так лечь и заснуть, даже не надевая ничего, но, ощутив приятный тонус в мышцах, он отбросил подобные мысли. Собравшись стянуть висевшее на бедрах полотенце, Гриф краем глаза заметил какое-то движение слева и напрягся, прислушиваясь к звукам: ничего не было. Тихо хмыкнув себе под нос, парень отвернулся, намереваясь, наконец, одеться, но чьи-то руки быстро накрыли его глаза, и он ощутил легкое прикосновение к правой лопатке, от которого по телу пробежалась дрожь.

— Угадай кто я, — шепнул знакомый голос, где-то в районе его плеч.

— Дорогая, это немного по-детски, не находишь?.. — хмыкнув, Эйгон собирался обернуться, но внезапно усилившаяся хватка не позволила ему этого.

— Угадывай давай, — отчеканила девушка, больно скрутив его руку.

— Ладно-ладно! — охнув от боли в руке, он попытался выпрямиться и слегка кашлянул. — Это ты? — невинно спросил Таргариен, буквально ощутив то, как жена начинает вскипать.

— Кто — я?

— Ну… — поморщившись от очередного укола боли в предплечье, парень выдохнул. — Скажем… та, что украла мое сердце? — шутки она, как всегда, не оценила.

— Имя, — потребовал голос, и ему не оставалось ничего другого, кроме как сдаться.

— Арья.

Из-за спины послышался удовлетворенный хмык, и его, наконец, отпустили. Быстро обернувшись, Гриф заключил ее в кольцо рук, и та смущенно ойкнула, когда полотенце, не выдержавшее таких изощренных пыток, медленно спикировало на пол. Эйгон же и вовсе не обратил внимание на подобное недоразумение и, не стесняясь собственной наготы, обнимал ее так, словно бы желая слиться воедино. Он еще тихо шептал какие-то нежности и целовал ее везде, куда мог дотянуться, как-то умудряясь при этом не выглядеть глупо.

Арье кое-как удалось отцепить его от себя, и он успокоился, хотя бы, перестав лезть с поцелуями. Переведя дух, она уставилась в его жутко довольное лицо и фыркнула, смешливо потянув за его козлиную бородку. Тот ойкнул и обиженно глянул на нее своими невозможно-синими глазищами, потерев подбородок.

— Не нравится? — с грустью в голосе спросил он, но Старк распознала смешливые искорки, весело плясавшие на дне его взгляда.

— Нет. Наоборот даже, — прочертив линию от его солнечного сплетения до шеи, она чуть надавила на кадык. — Так ты выглядишь более мужественно.

На лице Грифа после ее слов расцвела самодовольная усмешка, и девушка с трудом удержала смешок, готовый сорваться с губ.

— Я хотел лично встретить тебя, но раз уж ты уже здесь, — его вездесущие руки начали развязывать шнуровку ее корсета. — Не вижу смысла терять время… — томно выдохнув это куда-то ей в шею, он потянулся к ней за поцелуем, но Арья отвернулась.

— Учитывая то, что ты уже стоишь тут с голой задницей, у нас есть пара минут для разговора.

Эйгон раздосадовано отпрянул от нее и выдохнул, усевшись на кровать и даже соизволив прикрыться полотенцем. Довольно кивнув, Старк сама начала раздеваться под грустным взглядом Таргариена, просто обожавшего делать это. В погоне за эффектностью, он разорвал не одно ее платье, и она строго на строго запретила ему даже прикасаться ее одежды. Аккуратно сложив все в стопку, девушка повернулась к нему, слегка потянув край рубашки вниз. Подойдя ближе к терпеливо ждавшему мужу, она застыла прямо перед ним.

— Ничего не замечаешь?

Эйгон приподнял одну бровь, мягко отведя несколько прядей ей за ухо, и улыбнулся.

— Ты постригла волосы?

Лицо Старк вытянулось на секунду, а затем она раздраженно поджала губы, толкнув его. Опершись локтями на постель, парень поднял на жену недоуменный взгляд.

— Да, — не дав ему и рта раскрыть, она продолжила. — Но дело не в этом. Смотри внимательней.

Устало выдохнув, Гриф прищурился и довольно долго внимательно оглядывал лицо и фигуру Арьи, но, в конце концов, пожал плечами, принимая поражение. Старк, нахмурившись, резко схватила его за руку и расположила на своем животе. Глаза Эйгона широко распахнулись, он замер, медленно трогая ее округлившийся живот и выдохнул, подняв на жену трепетный взгляд.

— Это то, о чем я думаю? — дрожащим голосом спросил он, накрыв ее руку своей.