В середине урока открылась дверь и вошла наша классная руководительница в сопровождении двух полицейских. Они остановились, о чем-то шепнули учителю химии, и, поискав глазами среди учеников, остановились на мне.
- Кристина Селдридж, - мягко сказала учительница, миссис Свон, и ее необычайно мягкий и тихий голос, заставил меня почувствовать неладное, - выйди, пожалуйста, на минутку.
Я вышла из кабинета, провожаемая десятками глаз. Я всегда хорошо училась, никогда не нарушала закон, а потому факт того, что за мной пришли полицейские, взволновал всех.
Но пожав плечами, я поднялась из-за своей парты (за которой пустовало место Эдварда) и вышла в коридор.
- Кристина, - миссис Свон положила мне руки на плечи и легонько сжала, - я обязана тебе это сказать. Я знала, что вы с Эдвардом всегда дружили и из всего класса он общался почти только с тобой…
- Мы и сейчас общаемся, - поправила я учительницу и увидела, как глаза ее увлажнились слезами, - миссис Свон?
- Мне очень жаль, Кристина. Мне очень жаль…
Миссис Свон заплакала, а я все не понимала, что произошло. Я кричала, чтобы мне объяснили…
- Детка, Эдвард умер. Сегодня ночью. Его сбила машина, когда он возвращался домой на велосипеде, - сказал один полицейский и протянул мне большой синий носовой платок…
Сняв с плеча руку захлебывающейся слезами миссис Свон, я пошла по коридору. Услышала только голос того самого полицейского: «Оставьте, ей надо побыть одной с этой новостью», а потом потеряла сознание…
Что было дальше, трудно говорить. Начался какой-то нескончаемый кошмар. Вся школа переживала, и ученики пытались поддерживать меня, а я два месяца не могла говорить. Помню, я не спала шесть ночей, и дядя просто не знал, что со мной делать. Не могла есть и за короткий промежуток времени сильно потеряла в весе…
Узнав о трагедии с сыном, болезнь миссис Барнс усугубилась и спустя какое-то время она умерла в больнице…
Сестру Эдварда, двухгодовалую Маргу, забрали в приют, ибо никаких родственников у них больше не было. Но спустя год, когда мне исполнилось восемнадцать, я оформила опеку над Маргой и забрала ее себе.
Со временем в школе об этом истории забыли и перестали так остро реагировать на пустое место за партой рядом со мной. Имя Эдварда Барнса просто вычеркнули из школьных журналов, как будто такого ученика никогда и не было.
Все готовились к выпускным экзаменам и самому выпускному.
Помню, что я просто начала учиться. Я дни и ночи, без отдыха, читала учебники, какие-то книги, материалы, просиживала в библиотеках. Я хорошо училась, но никогда не блистала. В моей школе было очень много умных учеников, но медаль за особую учебу получила только я. Я заполняла свою голову разными знаниями и мыслями, чтобы не думать об Эдварде… Найл и Хелена, как могли, поддерживали меня. Тогда-то они и познакомились.
Я винила в смерти Эдварда себя. Если бы я настояла, чтобы он остался у меня, или бы просто не позволила ему так долго сидеть со мной, потому что мне просто было скучно, он был бы жив! Господи, ему было всего семнадцать лет, - я закрыла лицо руками, воздуха стало не хватать, горло пересохло, но я продолжала говорить, прислонившись лбом к холодному стеклу, - семнадцать, понимаешь? У него вся жизнь была впереди. Все мечты, все планы, рухнули в один миг…
А какой-то… Какой-то… Какой-то монстр просто сбил его, и даже не вернулся! Не отвез в больницу! Велосипед Эдварда так сильно ударило капотом машины, что он отлетел на тротуар и пролежал там до утра. Врачи говорили, что он умер не сразу, что, может быть, его было бы еще можно спасти, подоспей «скорая» вовремя… Сосед Эдварда, выйдя рано утром выгулять собаку, нашел его, но… Но было уже поздно.
Несколько лет мне снились эти ужасные сны, в которых Эдвард лежит на тротуаре, а никто не может оказать ему помощь. Со мной были и истерики, я не могла ни с кем разговаривать… Я только училась, читала, заполняла свой мозг разной информацией…
Я замкнулась в себе. Я ни с кем не разговорила, и даже Найла очень долгое время держала в стороне, хотя он переживал так же, как и я, ведь они дружили с Эдвардом.
Я поступила в институт. Там поначалу многие парни пытались со мной познакомиться, но я ни на кого даже не смотрела. Я могла ответить, если меня спрашивали что-то по учебе, но на этом наше общение и заканчивалось. Даже самые настойчивые парни спустя месяц бросали попытку меня добиться, называя меня чокнутой ботанкой.
Когда мои одногруппницы ходили в клубы и на вечеринки, радовались своей жизни, я ходила на кладбище и относила цветы Эдварду. Когда мои подружки встречались с мальчиками, я сидела дома и читала. Книги. Книги были единственные, кто никогда меня не предавал, не уходил от меня, не крутит пальцем у виска и не называл меня чокнутой. Книги вызывали мои слезы, но это были хорошие, правильные, не больные слезы. И кто после этого мог требовать от меня любви к людям больше, чем к книгам?
За успешную учебу мне разрешили закончить институт экстерном. Вместо положенных четырех лет я закончила его за два года, и дядя взял меня к себе на работу в офис. Я слишком много работала и за свои заслуги дослужилась до звания главного редактора журнала.
Как-то я возвращалась с кладбища, на мне просто не было лица. Мне казалось, что если я сейчас ступлю на проезжую часть, то во мне не хватит силы сделать шаг назад и не попасть под машину.
Тогда –то я и познакомилась с Александром. Мы просто столкнулись на улице, он выронил какие-то бумаги и почему-то принялся извиняться… Сказал, что только что переехал из Франции, ищет работу журналистом.. Я посоветовала ему обратиться в издательство дяди, которое в то время уже заслужило огромную славу не только в нашем городе, но и в других.
Александра взяли на работу. Он с первых же дней принялся ухаживать за мной, и это длилось полтора года. Когда я рассказала ему про Эдварда, он все понял и принял, и единственный продолжал относиться ко мне с любовью, в то время как другие сотрудники считали меня стервой, которая работает здесь только из-за родства с владельцем издательства.
И спустя какое-то время я попыталась ответить Александру взаимностью. У меня никогда не было к нему сильных чувств. Но он поддерживал меня, помогал, всегда хорошо относился, и я приняла благодарность за какое-то чувство… Глупо, знаю, - я утерла набежавшие слезы, перевела дыхание, - Я просто привыкла, что, раз я держу теперь под контролем свои эмоции, свои чувства, всю свою жизнь, то и человека рядом со мной тоже должна держать под контролем. Именно им-то и оказался Саша, но замуж выйти за него не смогла. Он делал мне предложение три раза, и каждый раз получал отказ. Не смогла обмануть его. Да и себя.
А потом появился ты. В тебе столько жизни, столько огня, столько… Всего того, что было в Эдварде и когда-то во мне самой. Хочешь верь, хочешь нет, но шесть лет назад я была такой же веселой, беззаботной, как и ты. Жила каждой минутой и не задумывалась о будущем, а прошлое вспоминала всегда лишь с улыбкой.
Но когда Эдварда не стало, я похоронила вместе с ним свою молодость, свое счастье, все свои мечты на обычную жизнь в будущем. В моей жизни появилась только работа, которая, я знала, никогда меня не бросит, никогда не уйдет.
Это единственное, что приносило мне если не радость (сильные эмоции я научилась держать под контролем так, что в скором времени перестала вообще что-либо чувствовать), но хотя бы какое-то ощущение внутреннего спокойствия и довольства собой.
Так что, - я обернулась к Гарри, который как каменное изваяние, все в той же позе сидел на кровати, лицо его побледнело (или мне показалось?), глаза выражали неподдельный испуг и страх, - теперь ты все знаешь.
- А Вы… Вы до сих пор не знаете, кто… Кто был виновен в смерти этого парня? – Гарри провел языком по сухим губам, его голос звучал приглушенно, как накрытый стеклом.
Я повела плечами.
- Нет. Свидетелей происшедшего не было… Кто-то выскочил из-за угла на большой машине и сбил его, потому что не успел снизить скорость. И все. Единственное, что я до сих пор хочу, и какой мыслью живу – найти и узнать, кто был виновен в смерти Эдварда. Я даже бы ничего не сказала этому человеку, - я развела руками, - да и что тут скажешь? Просто хотела бы посмотреть ему в глаза. Посмотреть в его нечеловеческие глаза, которые, не моргнув, убили человека… Можно сказать, даже ребенка, ведь ему было всего семнадцать лет! – я подняла глаза кверху, часто заморгала, чтобы слезы снова не полились, - но, наверное, спустя столько лет этого уже никогда нельзя будет узнать. Я почему за тебя так и схватилась. Когда ты упал в обморок, я чуть с ума не сошла. Я увидела в тебе Эдварда… И если его… Если его я не смогла спасти, то тебя… Тебя всегда спасу, что бы ни произошло.
