Я позвал отца, как и обещал, брат с мамой уже сидели на кухне, ужин прошёл на удивление легко даже после такого трудного дня. Егор, как оказалось, ходил к другу, который работает в магазине дисков, чтобы просто повидаться и поболтать, и я его в этом понимал, мне бы тоже сейчас хотелось чьей-то поддержки со стороны, но позвонить Артёму или Андрею я так и не решился. Егор говорил с папой о какой-то работе, я слушал вяло и в пол-уха, так что почти ничего не понимал, мама постоянно кому-то что-то подкладывала в тарелку, кроме меня, естественно, потому что я и так с трудом старался влить в себя этот слишком большой стакан апельсинового сока. А потом всё как-то быстро закончилось, и папа пошёл спать, мама взялась за уборку, а брат посмотрел на меня странным взглядом, не решаясь просто встать и уйти.
- Я тут кое-что раздобыл… - если бы я не знал брата, то подумал бы точно, что он что-то задумал, но он всегда был слишком спокойным на такие вещи, так что даже заговорщицкие нотки в его шёпоте говорили, что это «кое-что» вполне легально и должно мне понравиться. Прежде, чем я успел задать вопрос о том, что же такого особенного он раздобыл, пока навещал друга в магазине, он залез рукой в стоящую рядом со столом сумку, выудил оттуда маленькую коробочку с диском и помахал ею прямо у меня перед носом. Не завизжать от радости было практически невозможно, но, приложив титанические усилия, я всё же сдержался, просто пуская слюну на представший моему взору новенький диск DmC, о котором я мечтал последние недели две с тех пор, как последний мой диск ни с того ни с сего полетел. Схватив брата за руку, я сам и не понял, как, но силой утащил его в его же комнату, где мы с ним обычно и играли вместе.
- Я тебя обожаю, ты даже не представляешь насколько! – я уже порывался обнять брата, как неожиданно в мою голову пришла идея поиграть прямо здесь и сейчас, вместе с ним.
Спросите, почему я играю с братом? На самом деле я никогда не был слишком хорошим игроком, да и меня не любая игра могла захватить достаточно сильно, но эта была исключением. Брат помогал мне в том, чего я ещё не умею, был наставником, если можно это так назвать. Поэтому я и любил играть с ним вместе.
- Поиграем? – предлагает он, отдавая мне диск и автоматически давая разрешение на установку, а сам начинает переодеваться в домашнюю одежду, в этот раз это старые широкие спортивные штаны и обычная алкоголичка, что странно, ведь я думал, что уже все их у него отобрал. Да-да, я любил отбирать у Егора вещи, которые мне нравились, хоть в основном они и были старыми и поношенными, сам не понимаю, в чём суть этой моей привычки, но я обожаю носить его вещи, которые мне вообще-то велики. Пока включал комп и засовывал диск в дисковод, не отказал себе в удовольствии понаблюдать краем глаза за тем, как брат переодевается. Да уж, что ни говори, а тело у него шикарное, не то, что у Падалеки, конечно, но вполне недурно. Хотел бы я быть таким же когда-нибудь, но пока что это всё мечты.
Подходя, брат садится всей своей с ног до головы красивой и увесистой тушкой мне на колени, после чего я подумал, что на меня свалился с многоэтажки как минимум беременный слон.
- Ай, чёрт возьми! Какого хрена?! Егор, слезай, мне больно! – я, честно, и сам поразился высоте и громкости своего голоса в этот момент.
- Да чего это тебе больно?
- Ты мне на ноги сел, идиот, ты не пушинка, слезай! У меня и так ноги болят, - уже стараясь не кричать, только бурчу ему прямо на ухо недовольным тоном, чтобы вызвать хотя бы чувство вины.
- Ну не обе же болят.
- Да какая разница? Ну нет, только правая.
- Вот я на неё и сел, - и опять эта противная улыбка чеширского кота, которая брату совершенно не идёт. Я просто не мог оставить положение дел как есть, поэтому прибегнул к последнего способу избавления своих коленок от скорого разрушения – просто завозился на стуле, как уж на сковородке, тем самым скинув брата на пол, как следует тряхнул стол, из-за чего кола чуть не выплеснулась из его стакана. С грохотом упав, Егор быстро поднялся, а я уже успел уступить ему место, так что когда он на него приземлился уже нормально, я наглым образом залез ему на колени, как делал это обычно, чуть поёрзал, чтобы устроиться получше, и успокоился, запуская игру.
Я очень и очень сильно пожалел, что не ношу с собой диктофона или блокнота с ручкой, потому что за те полчаса, что мы с братом играли, он успел обматерить меня и весь свет вдоль и поперёк и, по-моему, ни разу не повторился. Видимо, за две с лишним недели я успел порядком отвыкнуть от игр, даже не так, от их динамики. Мне сложно было поспевать за всем, что происходит, хотя в основном действия я предпринимал правильные. Когда я, совсем устав, предложил сделать небольшой перерыв, брат сразу же согласился и поставил игру на паузу, после чего, тяжело выдохнув, откинулся на спинку кресла, а я в свою очередь откинулся на спинку своего альтернативного кресла под названием «плечо брата». И в этот момент я впервые по-настоящему почувствовал, какой же я маленький в сравнении с ним и какой слабый. Его грудь была шире моей спины, так что я, и правда, умостился на нём, как в кресле, его руки были сильными и в меру мускулистыми, что было заметно, даже когда они расслабленно лежали на подлокотниках, его ноги были сильными, так что, наверное, даже не затекали после того, как я часами сидел на его коленях. Как мы, братья, можем быть настолько разными? Эта разница в силе, его явное превосходство заставляло внутри меня пробуждаться некому трепетному страху. То был не плохой страх, не такой, как обычно, это было даже приятно. Приятно с одной стороны, когда понимаешь, что есть кто-то такой большой и сильный, кто будет защищать тебя, и горько с другой стороны, когда понимаешь, что и сам хотел бы быть таким же, следовать примеру брата. В этом наши с ним мнения сходились: Егор всегда старался быть для меня примерным братом, и именно это подстёгивало его всю жизнь, а я был ведом и увлечён, поэтому следовал во всём его примеру, и это воспитало меня таким, какой я есть.
Но сейчас философствовать совсем не хотелось, ведь и так слишком много странных мыслей побывало в моей голове за сегодняшний день. Сейчас хотелось просто вот так сидеть и расслабиться, просто чувствовать тепло родного человека рядом, чувствовать себя защищённым в этой крепости его рук. Егор не обнимал меня, поэтому я сам взял его руки и переместил с подлокотников на себя, складывая их в жесте объятий, на что брат ответил одобрением, чуть сжав меня и подтянув повыше к себе, отчего мне стал открываться прекрасный вид на его шею, а она была у него тоже совершенно особенной: широкой, с выпирающими мышцами и заметными паутинами синих вен сквозь загорелую кожу. Чуть ниже была эта замечательная ямочка, по обе стороны от которой были видны прямые, как крылья парящего сокола, ключицы. Помнится, как-то давно он говорил, что хочет сделать татуировку на одной из ключиц. Не знаю, почему он этого не сделал, но, по-моему, он поступил правильно, не став портить такой прекрасный вид. Пытаясь приблизиться к этой прелестной ямочке между ключицами с чётким желанием её лизнуть, натыкаюсь лбом на такую преграду как подбородок брата, и отчётливо чувствую щетину на его лице, которая не заметна с виду, но достаточно ощутима, если к ней прикоснуться. Отогнав моментально от себя все глупые наваждения, чуть отстраняюсь, взглянув на лицо брата, и тот тоже лениво приоткрывает глаза, косясь в мою сторону. Не думал, что когда-либо скажу это вновь, но не признать очевидного было просто невозможно… Блять, он же такой красивый, что, сука, аж сводит колени, и хочется целовать его, целовать и целовать, сминая эти охуенно шикарные губы. Мысленно я уже сто раз дал себе по голове за то, что матерюсь, пусть даже и только в собственной голове, но это было верным признаком того, что я возбуждаюсь. Да, материться я начинаю только в моменты злости или возбуждения, а эрекции у меня вообще-то не было уже довольно давно из-за сильного истощения. Но речь сейчас не об этом! Я смотрю в глаза Егора, ясно чувствуя, как внизу живота всё скручивается в плотный клубок, как будто электрические разряды проходят по всему телу, заставляя колени подгибаться, как румянец начинает заливать мои щёки, а ладони потеют, но я всё смотрю в его глаза, на эти полуопущенные веки с густыми ресницами, смотрю в этот блеск карих добрых и таких родных глаз, и мне стыдно, но взгляд оторвать кажется просто невозможным. Я чувствую, насколько горячая у него кожа, насколько гулко бьётся его сердце, чувствую его тяжёлое и жаркое дыхание, и мне не приходит ни на секунду в голову мысль, что это неправильно – сидеть на коленях старшего брата, чувствуя ягодицами его возбуждение и быть самому не менее заведённым, хотеть поцеловать его, лизнуть шею, оставить на ней алую метку, вылизать его всего, всю эту блестящую бронзовую кожу и много ещё чего с ним сделать. Егор тоже смотрит на меня, не отрываясь, и в его глазах явно читается полное понимание сложившейся ситуации. Мне почему-то кажется, что в комнате слишком жарко, слишком мало места, да и сексом пахнет, можно сказать. Хотя откуда мне вообще знать такие вещи? Но я это чувствовал. Прежде, чем я успел подумать о чём-либо или понять неправильность своих действий, брат чуть склонился к моему лицу, касаясь кончиком носа моего, обдавая горячим вздохом мои губы и застывая вот так, не двигаясь дальше, не предпринимая дальнейших попыток на сближение, и я понимаю, что тем самым он даёт мне выбор.
