Я был парализован. Был парализован и совсем не мог двинуться. Я просидел на кухне возле окна, где обычно сидел малыш Или, всю ночь. В голове было совершенно пусто. Никаких «почему?» и «за что?», только пустота. Моего Или больше нет.
Утром, хотя я не совсем уверен, что это было именно утро, из комнаты выбежал насмерть перепуганный отец и стал звонить в скорую. В ту ночь у мамы случился инсульт. Она пролежала в больнице несколько дней, пока мы с отцом, хотя скорее он, чем я, добивались от авиакомпании, чтобы они немедленно привезли все найденные личные вещи Илиана. Их оказалось не так уж много. Телефон, мои наручные часы из натурального камня, о которых я не имел понятия, что он их взял с собой. И больше ничего. Ничего больше не осталось от моего малыша Или. В нём было около метра шестидесяти пяти роста и сорока килограммов веса. У него были светлые, почти прозрачные волосы и умопомрачительные серые глаза. Но больше ничего этого нет. Всё это исчезло.
Мы с отцом вдвоём устраивали похороны. Мама специально отпросилась из больницы в этот день. Гроб был закрытым. В нём лежали уцелевшие в полёте вещи, некоторые вещи из комнаты Или, которыми он особенно дорожил, и моё сердце. Вся моя жизнь была в этой маленькой деревянной коробочке. На кладбище уже была вырыта свежая, черневшая изнутри могила. Когда гроб опускали в землю, мама снова потеряла сознание. С нами по просьбе отца дежурила карета скорой помощи. Маму увезли обратно в кардиологию, на похоронах она больше присутствовать не могла. Мне пришлось кинуть первую горсть земли на могилу моего собственного брата. На могилу моей плоти и крови. И я это сделал. В скромной столовой, где проходили поминки, я наткнулся взглядом на бледных, как смерть, с мокрыми глазами двух подростков – Артёма и Андрея, друзей и одноклассников Или. Они смотрели на меня такими больными глазами, что я мог только отвернуться.
Легенда для всех была следующей: Илиан уезжал в Америку, чтобы поступить в престижный колледж и получить там хорошее образование. Ни о его тщательно скрываемой в последние месяцы болезни, ни о нашей с ним порочной связи не было сказано ни слова. Ещё бы. Такую грязь нельзя выносить на публику. Тем более, о покойниках плохо не говорят. Либо хорошо, либо никак.
Глупый малыш Илиан так по-детски просто и трогательно завещал мне все свои вещи. Я забрал всё. Забрал всё и уехал. В ту квартиру, что снимал, пока был выгнан из дома. После похорон и поминок на девятый день отец велел мне выметаться из квартиры. Я понимал его. Я был ему больше не сын. Я бы и сам не смог оставаться там. Там, где всё, абсолютно всё, каждый уголок напоминает об Или. Я бы не смог остаться, зная, что всё это лишь моя вина.
Да, я винил себя в смерти брата. И да, это лишь я один был в ней виноват. Если бы не мы, если бы не наша порочная связь, к которой я склонил его, ничего бы не случилось. Ничего бы этого не случилось, наша жизнь не разрушилась бы. Больше нет нашей семьи. Её просто больше нет, я всё разрушил. Своими собственными руками. Мы ведь были хорошей семьёй. Мы по выходным часто вместе ходили гулять, родители жили душа в душу. Или рос хоть и сложным, но отличным мальчишкой. Зачем же, зачем я всё разрушил? Хотелось умереть. Пойти, выкопать обратно эту чёртову яму, лечь там рядом с гробом и умереть. Но я не мог. Мне было уже двадцать лет, и я, вроде как, учился на третьем курсе в университете.
Те вещи, которые я забрал из его комнаты, я изучил вдоль и поперёк, от корки до корки. Какой он всё-таки был интересный и многогранный, мой малыш. Его интересовали медузы и совы, самураи и холодное оружие, пост-рок и самые первые немые чёрно-белые фильмы, его интересовала музыка шестнадцатого века и развитие гражданского общества в Камбодже после свержения коммунизма. Его интересовали международные отношения, конфликты Запада и Востока, курсы иностранных валют, английский язык и скандинавские сказки. Я жил им, дышал лишь им, я был им. Я изучил абсолютно всё, что ему нравилось, узнал о нём даже то, чего он мне сам не рассказывал. Не знаю, зачем я это делал.
От моего малыша Или совсем ничего не осталась. Только мои воспоминания о нём, которые со временем угаснут, которые мне некому и незачем будет передавать. Что он оставил после себя, мой младший брат? Неровные буквы на листке бумаги? «Несмотря ни на что, Егор, я люблю тебя». Если бы ты только знал, малыш, как я люблю тебя. Что бы ни случилось, я тоже тебя люблю.
