– Вот эти пещеры называются Соль-Вычегодские, – Егорыч указывал Мишке на тёмные, местами обвалившиеся, пугающие входы. – Раньше сюда туристов привозили, а теперь, – старик сокрушенно вздохнул. – Обвалилось всё. Надо бы ремонтировать, а кому это надо?! – он безнадёжно взмахнул рукой.

Уставшие и довольные они приходили домой, пили вкуснейший травяной чай и принимались сортировать и развешивать по стенам лекарственный сбор.

– Я, конечно, как представитель науки не особо приветствую самолечение, но иногда помогает. И даже очень. Вот, попей-ка отварчику. Он остыл, настоялся. Не бойся, это для укрепления мышечной массы! – он протягивал недоверчиво смотревшему Мишке глиняную кружку с коричневым отваром. – Давай, давай! Пей, да беги, а то дома ругаться будут!

Мишка стоически и послушно выпивал тянущуюся жидкость и, наскоро попрощавшись, вприпрыжку бежал домой по темнеющим улицам.

Вот только со сверстниками отношения никак не хотели налаживаться. А может Мишка и сам не особо стремился к этому. Это с пацанами. А с девчонками и подавно…

Как-то поздним вечером Мишка возвращался домой, хотя, вечер в конце мая – понятие относительное. Стояли упоительные белые ночи, время, когда солнышко не покидает небосвод и, едва коснувшись раскалённым краем темнеющего горизонта, вновь устремляется ввысь.

Мишка уже свернул на свою улицу, когда услышал доносившийся из придорожной канавы жалобный писк. Ни секунды не колеблясь, паренёк свернул с дороги и, нагнувшись, с трудом разглядел едва различимый, серый комок, безуспешно пытавшийся выбраться из грязи.

– Собачка! – ахнул Мишка и, подхватив дрожавшего щенка, сунул его за пазуху. – Сейчас, сейчас…

Но не успел он сделать и пары шагов, как сзади раздался грозный окрик:

– Эй ты, приезжий! Погоди! – Мишка оглянулся и увидел нескольких местных сорванцов, чуточку постарше его. Паренёк, чувствуя, как противно засосало под ложечкой, замер на месте.

– Ты кто? – к нему вплотную подошёл парень в застиранной тельняшке, очевидно, предводитель, и грубо вытащил у Мишки из-за пазухи жалобно пискнувшего щенка.

– Я – Мишка. Блаженов Мишка. Мы недавно приехали и теперь живём у Карцевых.

– Блаженов, Блаженов. Что-то я не слышал такую фамилию! Блаженный что ли? – парень сплюнул и оглянулся на дружков, которые дружно загоготали. – Курить есть у тебя, блаженный?

– Нет, – угрюмо ответил Мишка. – Верни мою собаку!– он внутренне напрягся, приготовившись к худшему.

– Забери, я сегодня добрый! А курево надо иметь, блаженный! Для нас, – нравоучительно добавил он и небрежно бросил жалобно пищавшего кутёнка под ноги Мишке. – Айда на речку, пацаны!

– Мам, а кто такой блаженный? – спросил Мишка после того, как они совместными усилиями отмыли живую находку, накормили его и, подстелив старый ватник, устроили спать в уголке.

– Блаженный? – устало переспросила мать и, присев к сыну, лежавшему на диване, положила руку ему на голову. – А где ты это услышал?

– Меня сегодня пацаны на улице так назвали, – Мишка доверчиво посмотрел на мамку. – Это нехорошее слово?

– Ох, сынок! – вздохнула Шура. – Блаженный – это, как Божий человек, который доволен тем, что у него есть. И фамилия у тебя подходящая, – мать говорила медленно, с трудом подбирая нужные и понятные для ребёнка слова. – А на ребятишек не обращай внимания! Ничего обидного и нехорошего здесь нет.

– Я и не обращаю. Я доволен тем, что у меня есть ты, дядя Вова с тетей Нюрой, Егорыч, – пробормотал Мишка, засыпая.

– Спи, малыш! – Александра плотнее укрыла сына одеялом, а сама улеглась на раскладушку и прошептала:

– Божий ты мой, человечек!

Часть третья

Быстро пролетело короткое северное лето, а первого сентября Александра, взяв отгул на работе, привела Мишку в первый класс.

– Глянь, пацаны, мамка Блаженного за ручку привела! – услышал Мишка приглушённый ропот и, затравленно оглянувшись, непроизвольно прижался к матери. В глубине двора сидела компания ребят, тех самых, которые в своё время пытались отобрать у него щенка.

– Не бойся! – раздался сзади звонкий голос. Возле них стояла хрупкая девчонка и ободряюще смотрела на расстроенного мальчугана. – Это Митька Шведов со своими дружками. Они всегда цепляются к тем, кто слабее их. Ты ведь новенький? – она, не дожидаясь ответа, протянула руку. – Пойдём, я провожу тебя. Меня Марина зовут.

Мишка не успел ничего ответить, как прозвенел звонок, и учительница во главе небольшой группки первоклашек, боязливо прижимавшихся друг к другу, направилась в школу. Он отпрянул от мамки, неловко сунул ей букет жёлтых астр и бросился следом.

Молоденькая и совсем не строгая, как показалось поначалу, Марья Петровна, рассадила их за парты, и началась совершенно новая, школьная жизнь.

Учиться Мишке понравилось. А может просто показалось? Первый день, всё-таки! За три месяца дружбы с Егорычем Мишанька одолел азбуку, научился делать несложные математические вычисления и, вообще, к окончанию первого года обучения он очень выделялся среди остальных учеников своей скромностью и явно недетской рассудительностью

Марина Кравцова, Маринка, которая училась в пятом классе, с первого дня взяла над пареньком ненавязчивую и негласную опеку. Поначалу Мишке это очень не понравилось. Ещё бы, какая-то девчонка, пускай даже старшеклассница, приходит к ним каждую перемену, приносит хлеб с маслом или с вареньем, проверяет его тетради, а после уроков считает своим долгом проводить его домой.

«Вот, приставала! – раздражённо думал Мишка, чувствуя на себе насмешливые и любопытные взгляды одноклассников. – Чо ей надо?».

С самого начала мамка определила его в группу продлённого дня, так что Мишка частенько выходил из школы вместе с Мариной, которая сразу забирала его портфель и пыталась, как маленького, взять за руку.

– Не надо! – сконфуженно бормотал он, безуспешно вырывая портфель. – Что ты ко мне прицепилась? И не надо меня провожать, мальчишки смеются, дразнятся! Обзывают нас женихом и невестой.

– Дураки и завистники! – беспечно отвечала несносная девчонка. – Не обращай внимания! – в свои неполные тринадцать Маринка была достаточно взрослой и независимой, во всяком случае, такой ей хотелось быть.

Её родители утонули, переплывая на утлой лодчонке бурлившую реку, и поэтому девочка, которую с шести лет воспитывала бабушка, привыкла полагаться только на себя и всегда имела собственное мнение. Жила она на Пролетарке, небольшом околотке, окраине основного посёлка. Как-то раз, когда Мишка уже учился в третьем классе, и Марина, по обыкновению проводив Мишку до дома, собралась уходить, парнишка, что явилось полнейшей неожиданностью для него самого, неуверенно спросил:

– Можно сходить к тебе? В гости.

– Можно. Наверное… – Маринка от неожиданной просьбы растерялась, правда, на доли секунды. – А ты что ни разу не был на Пролетарке? – она удивленно посмотрела на него.

– Нет, – Мишка расстроенно покачал головой. – Ни разу. Мамка одного меня не пускает, говорит, что там хулиганы живут, а с Михаилом Егорычем только проходили мимо. Собак там много! – оправдываясь, пробормотал он.

– Ну, ты даёшь! – неподдельно удивилась Марина. – Конечно, пошли! А собак ты не бойся! – она покровительственно посмотрела на смущённого парнишку. – И у нас есть две лайки, иначе волки одолеют, – она произнесла эти слова просто и обыденно, а Мишка невольно поёжился.

– Сапоги у тебя есть? – озабоченно спросила она, критически посмотрев на Мишкины ботинки. – И переодеться бы тебе не мешало

– Конечно! – горделиво ответил паренёк. – Мне их дядя Вова купил, когда мы с ним на рыбалку ездили, – он быстро скинул с себя школьную форму, надел повседневную одежду, обул резиновые сапоги и, горделиво топнув ногой, предстал перед Маринкой.

– Вот! Слушай, а ты как в школу ходишь? – спохватился он.

– Я уже привыкла, – засмеялась девчонка. – И автобус нас возит, утром, в обед и вечером. А сменную обувь я всегда с собой ношу, – она показала Мишке сумку, которую держала в руке.