— Может мне остаться? Хочу видеть, как растёт твой живот. Может мне принести те медовые пирожные?

— Нет, Финник. Не надо. Без них и обойдусь. Мне так хочется, чтобы ты остался здесь, но ты ведь уже пообещал остальным, что пойдёшь с ними.

А нужно было сказать. Без пирожных обойдусь, но не обойдусь без тебя. Не смей уходить.

Финник потом добавил:

— Ты права, дорогая. Раз сказал, то нужно сделать. Надеюсь, когда все это закончится, я поведу вас в одно местечко во втором. Тебя, Джоанну и нашего малыша. Горные травы, растущие там, сделают сильным кого угодно. Иногда даже думаю, что потому у них были такие сильные трибуты. И наш малыш будет таким же здоровым.

Я могла бы быть крестной. Я могла бы быть крестной? Неужели?

Знал бы Финник, что ни ему, ни нашему ребёнку было не суждено увидеть этот мир. Зачем я тогда напомнила ему о долге? Истеричный смех Энни. После того как Капитолий объявил, что их отряд мёртв, я просто заснула мёртвым сном. Не иронично ли?

Весьма.

А потом проснулась одна в холодной комнате и отбросила одеяло, которое даже не согревало. В те времена, когда был Финник, то хотя бы жар его тела могло бы согреть меня. В тот день мне было так холодно, мне и сейчас холодно. И когда я привстала, голова неимоверно закружилась, а низ живота скрутило так, что я упала на пол. В комнате пахло железом, чем-то первобытным. Пахло кровью и разочарованием. Я видела, как кафель медленно заливает багровая кровь. Энни судорожно вздыхает. Ты могла бы быть нашей крестной. Но не судьба. Да, Джоанна, тогда я и потеряла своего ребёнка. Но не только его, а последнее, что меня связывало и с Финником. Так я потеряла все. Эфемерное будущее так и не наступило. Иллюзии утратились, как утренний туман.

Хорошо, что я лежу на диване. А стояла бы, то точно бы упала от такого. Тело ослабело, не могу шевельнуться и оледеневшими пальцами пытаюсь сменить кассету. А в голову словно залили свинец, еле поворачиваюсь, чтобы удостовериться, что я сумела включить следующую кассету.

КАССЕТА 10.

Не могу сказать, что уход Финника послужил основной причиной. Я любила его. Но зато не любила себя. Знаешь, мне даже как-то неловко проживать в своём дистрикте. Просто я бесполезна. И всегда была бесполезной. Меня ещё в год победы освободили от должности ментора, от всего. Это ещё одна причина, по которой ты можешь иногда недолюбливать меня.

Нет, Энни. Я никогда не осуждала тебя.

Мне повезло, что я не стала ментором. Мне не приходилось брать на себя ответственность за смерть умерших трибутов. Но при этом я получала пожизненные выплаты от комитета «Голодных Игр». Не могу сказать, что совесть меня мучила. Я об этом даже не думала. И когда играм пришёл конец, то теперь мне стали высылать деньги как вдове погибшего героя. Я понимаю, что раздражаю остальных жителей своего дистрикта, потому что живу роскошно так, не имея особых талантов за плечами.

Да ладно тебе. Мы всех раздражаем, но я не думала, что после такой пытки тебя ещё будет волновать мнение других людей.

Я не работаю, но у меня есть деньги. Что я делала с этими деньгами? Тратила на благотворительность. Смерть Финника на некоторое время превратила мои пустые ежедневные занятия во что-то важное. Так я думала, что делаю осмысленные вещи. Я убедила себя, что это важно. Пыталась помогать малоимущим семьям, раздавала направо и налево. Делая добро, нужно отпускать его на ветер и не ждать благодарности. Вот я и моё извращённое сознание не учли этого. Ведь меня не должно было бы волновать, что люди недовольны, что им бы лишь кого-то обсудить. Джоанна, ты, наверное, сказала бы, Энни, черт возьми, по каким причинам ты вообще тогда этим занималась?

Да. Энни, черт возьми, по каким причинам ты вообще тогда этим занималась?

Не знаю. Я не настолько альтруистична. Наверное, хотела, чтобы Финник мною гордился. Нет. Это поверхностно. Наверное, мне хотелось, чтобы мною гордился не только он. Я это делала, чтобы его не забывали? Нет. Я этим занималась, потому что хотела, чтобы остальные меня знали не как ту сумасшедшую из игр, которая лишь по случайности не отбросила коньки. А как Энни Кресту? Оборву здесь запись. Я немного устала, Джоанна.

Я тоже устала. В недоумении смотрю на небо сквозь окно. Открываю глаза навстречу холодному лунному свету и закрываю навстречу тьме. Но свет все равно силен.

КАССЕТА 11.

Я тебя раздражаю, Джоанна?

Нет, Энни. Ты меня пугаешь.

Поверь, я и сама себе надоедаю. Но сказать нужно и я не боюсь так обнажить душу перед тобой, ведь у меня исчезли даже те последние остатки достоинства, которые по определению от меня ожидались. Я знаю, что планируемое мною действие довольно иррациональное. Но была ли я вообще когда-нибудь логичной?

Нет, не была.

Откровенно говоря, я не знаю, я не могу решить, что для меня важно, а что нет. У меня нет никакого стимула, чтобы дальше двигаться. Я не вижу перспектив и никогда не видела их. Они у меня были только потому, что у меня был Финник. Скажи мне, Джоанна. А могли ли бы мы подружиться, если бы не было бы Финника? Ты ведь возилась со мной только из-за него? Кем я была для тебя? Можешь не врать, я все равно не услышу.

Правда заключается в том, что я не знаю. Откуда мне знать?

У меня имелись приятели в дистрикте до игр, но потом все они исчезли. И я стала нелюдимой до встречи с Финником. Энни, почему ты задаёшь такие вопросы, когда можно просто не думать?

Разве я была плохой подругой? Разве важно, как мы познакомились?

Энни, прости. Я не могу винить тебя в том, что ты не контролируешь себя, что жалеешь себя вместо борьбы, что ты не способна жить вопреки всему. Я не имею право требовать от тебя быть сильной, пока сама избегаю своих страхов. Нет, я не считаю себя униженной, но разбитой. А одним из молотков стала ты. Нет, снова я за старое. Перестань винить остальных, Джоанна. Энни сделала свой выбор, а твоя задача выслушать до конца. Не осуждать, принять и простить себя.

КАССЕТА 12.

Джоанна, я записываю эти кассеты не для того, чтобы оправдать свои действия.

Я знаю, Энни. Я знаю.

С моей стороны было неправильно сначала испуганно спрятаться в глухой панцирь и скрываться в бездне, а потом все это рассказывать тебе, лишённой возможности меня отговорить. Ты имеешь полное право злиться на меня, тебе не обязательно меня прощать.

Я давно простила тебя. Но не могу ещё простить себя.

Но я здесь не за этим. Я здесь, чтобы исповедаться пред тобой. Я испытываю к тебе смешанные чувства, но все же доверяю, ведь Финник доверял тебе. Никто здесь не виноват. Ты не виновата.

Я не виновата?

Это был мой выбор. Моё очень личное решение. Грустная и безнадёжная, бессмысленная концовка пьесы. Грустный клоун уходит за занавес. Для него это не смерть, а избавление от боли. Можешь считать так.

Нет, не могу. Может когда-нибудь я приму твою реальность. Но не смогу перестать оплакивать тебя. Ты потеряла ориентацию в темноте? Ведь погас твой свет, который направлял тебя, заботился о тебе и следил, чтобы ты не заблудилась. Прости, что не протянула тебе карманный фонарик вместо него.

А ветер все крепче дует. Воет вместо меня, пока я безмолвна. Слышу, как капельки дождя барабанят по крыше. Ну же очнись, очнись. Почему ты прячешься? Словно я тону в колодце как на играх самой Энни.

Сколько я могу извиняться в пустоту? Все равно никто меня не услышит. Появляется решимость дослушать кассету и закрыть эту страницу. Последний раз нажимаю кнопку «прослушать». Сильный ветер открывает окно, и леденящий воздух пронизывает моё лицо.

КАССЕТА 13.

Голос Энни дрожит. Она плакала. Узнаю ту Энни, которую я знала. Это плохо.

Прости, прости и прости. Я больше не могу сосредоточиться на этом мире. Я не поправлюсь. Я ненавижу жизнь. Может, я люблю её? Определённо нет. У нас все равно ничего не вышло бы с Финником. Он бы тоже сошёл с ума, будучи рядом со мной.

Нет, он бы выдержал. Он любил тебя до безумия. Мы любили тебя. Ты была любима, знала ли ты этого?