Пока Роман писал заявление, Марат Тулпарович снял копии документов на секретарском принтере.

Напоследок директор сердечно пожал руку новоиспеченному молодому специалисту и спросил:

– Что для вас главное в работе учителем, Роман Павлович?

– Для меня нет большей радости, чем слышать, что дети благодарят меня, – сказал Роман важно.

И прибавил мысленно: «И ходят в истине».

Перед выходом, прощаясь с вахтером, Роман заметил сбоку от стенда для расписания намалеванного на стене Карлсона в полете, прижимающего к груди банку с вареньем. В голове вмиг ожил голос Ливанова, всплыли сценки из мультфильма. Художника стоило похвалить и за талант и за тщание.

По дороге на Красную Позицию Роман уяснил для себя, что особенного в казанской жаре. Небо плотно затянуло полупрозрачными белесыми облаками, укрывшими за собой и солнце. Город точно спрятали в полиэтиленовом пакете. Местные двигались медленно, экономя кислород, притворялись, будто им не грозит удушье.

Хозяин квартиры обрадовался возможности уладить дела сегодня. За чаем он достал припасенный договор о найме. Условились, что сумму за первые два месяца Роман внесет сразу, а деньги за квартплату будет вручать Андрею по факту появления счет-фактуры. Когда чай был выпит, а подписи поставлены, хозяин раскрыл премудрости дверного замка.

– Поворачиваешь влево до упора, а через секунду делаешь ключом движение влево и как бы вниз. Попробуй.

С четвертой попытки Роман освоил технику «Влево-и-как-бы-вниз».

– Телевизор смотришь? – спросил Андрей.

– Новости по Первому каналу.

Хозяин не уловил иронии.

– Правда? С этим незадача. Видишь тумбочку? Раньше на ней телевизор был. Предыдущий постоялец вынес, а я лишь потом заметил.

– Удалось вернуть?

– Нет. Постоялец нерусский был. Пропал моментально, как съехал. Если телевизор нужен, я с дачи привезу.

– Не принципиально, – успокоил Роман. – У меня интернет 3G, через ноутбук буду следить за новостями.

Андрей бесплатно довез гостя до вокзала, там и распрощались. Забрав вещи из камеры хранения, Роман привез их на Красную Позицию. Повалив чемоданы в угол, он снова выбрался на улицу. Магазин «Наша марка», расположившийся в доме, где москвичу предстояло обретаться, своему названию не соответствовал. «Наша марка» предлагала рядовой набор товаров, почти такой же, как в какой-нибудь «Пятерочке» или «Магните». Повинуясь необъяснимой воле, Роман взял на ужин бородинский хлеб, вареную колбасу и три бутылки горького эля «Алтайский ветер» по акции.

Бабки на скамейке провожали новоявленного заселенца долгими взглядами, то ли осуждая за чрезмерную активность в перемещениях, то ли выгадывая, чего от него можно ожидать. Из окна на втором этаже смотрела, раздвинув шторки, молодая мама с девочкой в белом. Девочка стояла нетвердыми ногами на подоконнике, приложив ладошку к стеклу. На ее лице рисовалось беззастенчивое любопытство.

Жаря на сковороде нарезанную кружками колбасу, Роман вообразил, как ночью из подъездов вылезают отоспавшиеся вурдалаки и на гоповском наречии пылко выясняют, кто чего стоит. Стекла дрожат от звериного хохота, а на неприкаянных волчьих мордах ненависть – друг к другу и ко всем остальным.

Картинка эта существенно разошлась с действительностью: к позднему вечеру двор опустел, но место бабок не занял пьяный сброд. Значит, Казань из второй версии, тишайшая провинция, где размеренность возведена в ранг добродетелей.

Эль пах хвоей, а во вкусе угадывалась приятная кислинка с цитрусовым оттенком. Добротный крафт. Колбаса пригорела, но с хлебом шла за милую душу. Захмелевшего Романа настигло озарение, почему его повлекло именно к жареной колбасе: Карлсон в школе. Попадешь к вам в дом, научишься есть всякую гадость. И с «Алтайским ветром» тоже предельно ясно.

Уже за полночь отослал родителям письмо с аккаунта, который завел вчера специально для связи с прошлым: «Добрался более чем оптимально. В первый же день устроился и заселился. Хозяин квартиры и директор школы произвели самое положительное впечатление. Не теряюсь, и вы не теряйте. Завтра изложу все в деталях. На связи, Рома».

Перед сном открыл на экране «Евангелие от Матфея» и пробежался по фрагментам, выделенным красным. Вот оно. «И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную».

Роман оставил все. Только не ради, а вопреки.

От кого: Незванова Сарацина Рахматовича, город Казань, улица Бывалых Вояк, дом 7, квартира 77, 480480

Кому: Тюрикову Сократу Парменидовичу, город Ярославль, улица Статных Оккультистов, дом 8, квартира 88, 840840

Привет-привет!

Что-то мне подсказывает, что весточки от тебя не дождусь. С чего бы, собственно, тебе мне писать?

В Казани всего третий день. Само собой, не обвыкся. Знаю, тебе интереснее, какая у города душа, какие о нем сложены мифы и легенды, что особенного в архитектуре. Об этом я умолчу, чтобы тебя подразнить. Приезжай и увидишь. Сварю тебе кофе – с имбирем и корицей, как ты любишь.

Если вкратце, мои дела так: первый день – бегал и разруливал, второй – пил и прокрастинировал, сегодня – выбрался в исторический центр, как всякий культурный человек. В местном театре ставят Шекспира на татарском языке, прикинь? По отзывам критиков, постановки солидные, не какие-нибудь школьные спектакли, где пресные Самоделкины из-под палки участвуют в постыдном зрелище. Здесь Шекспир так Шекспир. Обстоятельный. И зал полный.

Думаю, малые народности не нуждаются, чтобы с ними обращались как с детьми. Ах, ты книжку с папиной полки достал? И корешок не порвал? Ба, и «Гамлета» по слогам читаешь? Умничка, вот тебе конфетка. Без этого, умоляю.

А еще я брал напрокат лодку на озере Кабан. Как в нашу вторую встречу, в Царицынском парке. Твое лицо в тот вечер освещал лунный свет, все было торжественно и искристо, прямо как в английских романтических балладах. Никогда не забуду, как моторка с серфером на тросе проносилась невдалеке, образуя волны. Волны настигали нас и, словно пронзая нашу лодку насквозь, раскачивали ее. Брызги обдавали лицо и руки. Я чувствовал себя как танцор средних талантов, под которым вдруг зашевелился ковер, заставляя неровно перебирать ногами. Тогда твое хладнокровие спасло нас. Оно удержало воду от попадания за борт, и я вырулил к причалу, ругаясь самыми примитивными ругательствами.

Я не люблю выискивать символы вокруг: во-первых, это ведет к шизофрении, во-вторых, повсюду море знаков, противоречащих друг другу. И все же случай с волнами дал ясное понимание того, что всегда будут силы, способные тебя сокрушить, будь ты хоть трижды подготовленным. Меня поставили перед выбором: либо смириться с превосходящей силой, фанатично уверовав в Того, Кто ходит по воде, либо брать на себя ответственность за тех, кем дорожишь, и бороться за них. Я твердо выбираю второе, пусть этот выбор приводил и будет приводить к поражениям. Не сегодня уступим, так завтра. Волны большие, мы крохотные, поэтому мы должны быть готовы к тому, что в любую минуту нас опрокинет. Не по чьему-то злому умыслу, а из-за общего движения жизни.

В тот вечер в метро я был уверен, что во всех пассажирах есть что-то неповторимое, мысленно наделял их сверхъестественно положительными качествами. К каждому хотелось подойти, чтобы спросить: правда ли, что за всякое, даже мимолетное счастье нужно расплачиваться? За всякое счастье, пусть многие не увидели бы в нем ничего необыкновенного, пусть ты и не поведал об этом счастье ни единой душе, сберег самое сокровенное внутри?

Спросить я не решился. Они бы не сказали: «Это неправда. Тебе показалось. За счастье не расплачиваются». Они бы сказали: «Ты пьян, мистер Джонс, ты пьян. Все получают частичку прекрасного, но ты не вправе никого винить, когда прекрасное ускользает. Это как идти против смерти. Ложись спать, мистер Джонс».