Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Следующий круг любви включал боевых товарищей. Принцип взаимовыручки – он только на первый взгляд кажется очевидным, принцип «каждый сам за себя» имеет не менее глубокие корни. Да и у Влка вся система обучения была направлена в первую очередь на развитие навыков индивидуального боя, с тем большим рвением он втолковывал своим ученикам:

– В бою держитесь кучкой, друг дружку прикрывайте, если вдруг кто-то падет, ни за что не бросайте, не оставляйте, всегда товарища выручайте. Сами погибайте, а товарища выручайте! Спасение друга выше смерти, даже выше победы. Были бы верные друзья рядом да крепкий дух – победа придет! Непременно придет!

Тень от влковского древа любви падала даже на врагов, была она, как и положено по краю, негустой, ажурной, но все же укрывала спасительной сенью не только жен и детей врагов, но и самих врагов, поверженных, безоружных и просящих о пощаде. Разъяснял это Влк весьма своеобразно:

– Каждому человеку боги назначили свою меру крови, которую ему дозволено пролить. Одному – каплю, другому – озеро. Никто этой своей меры не знает, но как подойдет человек к своему пределу, тут им овладеет духовная немощь, в разгар решительной битвы отбросит он меч, посмотрит с отвращением на плоды свой кровавой жатвы и подбредет прочь, стеная, как женщина. И после этого не сможет он кровь пролить даже для спасения своей жизни, даже для спасения своих родных от смерти страшной, курицу зарезать и ту не сможет. Одно слово – порченый человек. Своему роду на позор, соседям на посмеяние. Так что не лейте кровь зазря, блюдите меру!

Действительно ли Влк так думал или просто использовал форму, доступную его юным слушателям, не известно. Да и не важно, главное, что эти слова накрепко заседали в головах его учеников.

Милосердие Влка было не беспредельно. Оно не распространялось, например, на трусов, не только потому, что Влк их презирал и считал недостойными жизни.

– Трус и подлец – существа близкой породы, они часто соседствуют в одной телесной оболочке, – объяснял он, – перед лицом твоей силы он униженно молит о пощаде, стоит тебе повернуться к нему спиной, и он всадит в тебя нож. Не давай ему такой возможности, убей его и иди спокойно, не оглядываясь назад.

Не жаловал Влк и вражеских героев.

– Повержен, изранен, обезоружен, но не сломлен, пощады не просит – убей! Нельзя всю жизнь биться с одним и тем же врагом. Как убить? Этим и займемся.

Только сейчас, на исходе пятого года обучения, Влк мог преподать окрепшим духовно и телесно подросткам высшую науку. И преподал, с присущей ему основательностью.

* * *

«Всех поубивал бы!» – думал Волчонок, с трудом переставляя ноги под тяжестью груза.

Этот крик души полностью разделял Братец, вцепившийся в другой конец жерди, на которой мерно покачивалась туша огромного кабана. Не просто разделял, а распространял его дальше, исключая из круга жизни не только окружающих, но и самого себя. Чем так жить, уж лучше умереть!

Нет, до недавнего времени жизнь казалось вполне сносной. Тренировки Влка, конечно, не мед, особенно нудное, из раза в раз, изо дня в день повторение какого-нибудь приема, но за шесть лет и не к такому привыкнешь. И отвыкнешь от всяких детских забав, пустых игр. Да и не дети они уже, понимают, что к чему, Волчонок уж и забыл, как он бегал целыми днями по окрестностям, болтал неведомо с кем и неведомо о чем, теперь он готовится стать молодым воином, не простым воином, а предводителем, вождем, для этого ему надо быть во всем лучше всех, поэтому, презрев усталость, он дольше всех повторяет упражнения.

И кто это замечает? Кто ценит? Никто! Влк с годами становился все более скупым на похвалу, а в последнее время от него вообще ничего не дождешься, кроме крика да тычков за малейшую оплошность. И молодые парни, как сговорившись, отыгрываются за давнишнее унижение, за детский смех, когда Влк валял их по траве, показывая приемы борьбы. Теперь проходу не дают, все норовят задеть, толкнуть, а стоит чуть огрызнуться, так накостыляют по шее, что мало не покажется. Или что похуже удумают, сдерут, к примеру, штаны, как с Жердяя, и гонят так по деревне. То-то девушкам потеха! Девушки тоже хороши, они же парней и подзуживают на всякие мерзкие шалости, а то и сами пускают в действие самое страшное женское оружие – острый язык, высмеют так, что хоть плачь. А что еще делать, не драться же с ними, вот они и пользуются.

Или вот сейчас… Как они с Братцем старались! Влк напоследок разрешил всем отправится на охоту, и они с Братцем поклялись: кровь из носу, но добудем настоящую мужскую добычу! И добыли! Что они думают, легко это было?! Пусть бы сами попробовали с голыми руками на вепря идти! Эх, им бы пару настоящих боевых копий, да пару топоров, да больших охотничьих луков с бронебойными стрелами! Но – нельзя! То не трогай, это не бери, туда не ходи, сюда не смотри – надоело! Что они, дети?! Как на вепря с голыми руками, так не дети, а во всем остальном… Как же они намучились! Заостренные и обожженные на огне палки плохая замена копьям, а из тех луков, что они сами смастерили, только по белкам стрелять. Нет, луки получились хорошие и стрелы летели ровно и били крепко, но для вепря это все равно, что комариные укусы. Сгодились только для того, чтобы раззадорить его и заманить к яме-ловушке.

– Почто поросенка убили, изверги?! – раздался мерзкий голос кого-то из молодых парней.

Эх, жаль, нет сил голову поднять, разглядеть обидчика, завязать узелок на память.

– Ему, маленькому, еще бы жить да жить! – подхватил девичий голосок, вот ведь ведьма!

– Так всех кабанов в лесу переведут на свою потеху! Непорядок! Надо будет Влку сказать, чтобы приструнил своих молокососов, – это кто-то из старейшин, и они туда же!

В поле зрения возникли чьи-то ноги, обутые в раздолбанные сапоги. Слава богам, братья! Подхватили вепря, сняли груз с плеч. Очень вовремя подоспели, казалось, еще несколько шагов, и рухнули бы наземь на глазах у всех, то-то позору бы было! Будто его без этого не хватает. Братья – только они их и понимают! Только с ними и можно поговорить по душам, потому как жизнь у них одна и обиды одинаковые. Так сроднились они за несколько лет совместного обучения у Влка, что без слов друг друга понимают. Но добрые слова, сказанные во всеуслышанье, тоже лишними не бывают.

– Ну и кабанище! Матерый! В ловушку заманили? Молодцы! Такого по-другому не взять! Как доволокли-то?! Ух, и тяжелый! – ни один из братьев не поскупился на похвалу.

– Да уж как-то доволокли, – откликнулся Волчонок, – а вот как из ямы вытащили?.. Вот уж была работа так работа! Братец, расскажи!

Тут и Братец немного ожил, принялся за рассказ, наполненный красочными подробностями. А Волчонок старательно отгонял летевшие со всех сторон насмешки, сопровождавшие каждую из этих подробностей. Так, тесно сплотившись и образовав вокруг убитого кабана построение, называвшееся, как узнал впоследствии Волчонок, свиньей, подростки пробились к дому Мокишны.

Мать, святая женщина, она одна их любит! Выскочила на крыльцо, всплеснула руками, воскликнула радостно: «Ах, сыночки вы мои, добытчики!»

Часть вторая

Инициация

– Ой, сыночки мои родные! На кого вы меня, горемычную, покидаете?! Как мне век мой остатный без вас вековать?! – голосила Мокишна, размазывая слезы по и без того измазанному грязью лицу, сливавшемуся цветом со скорбными одеждами и посыпанными золой волосами.

Точно так же рыдали еще восемь матерей в деревне, рвавшихся в последний раз обнять своих ненаглядных сыночков, уходивших в неведомое, на смерть неминучую, вглядывавшихся в их детские лица, запечатлевая их навсегда в памяти, лепечущих их милые детские имена, в последний раз, в последний раз.

Лица мужчин были суровы, уста безмолвны, что, несомненно, свидетельствовало о не меньших переживаниях. Но долг есть долг, как ни тяжела обязанность, но они ее исполнят без сомнений и колебаний, и вот брат Мокишны приступил к ней и непреклонно вырвал племянника, Братца, из ее объятий. А с другой стороны подошел Влк и положил тяжелую руку на плечо Волчонка – пора! Мокишна, лишившись сразу двух опор, осела на землю и запричитала еще громче, раскачиваясь и стиснув руками голову. И к ее плачу присоединились все без исключения женщины, сквозь слезы смотревшие в спины мужчин, уводивших молодую поросль их рода, их надежду и отраду, в неведомый и страшный лес.

18
{"b":"658179","o":1}