По дороге двигалась большая стая двуногих, сидевших на лошадях. Впереди, как и положено, вожак. Тут сомнений не было, самой большой и сильный, и лошадь под ним под стать, так что вожак возвышался на две головы над своей стаей, еще выше колыхались перья какой-то невиданной птицы, красные как кровь и пушистые как снег. Вожак был облачен в странную одежду, блестевшую как ручей в лунную ночь, только много ярче, этот блеск перебивал сияние солнца и именно он ослепил на мгновение волчицу. Этого двуногого ни с кем нельзя было спутать, именно он мчался во главе стаи луну назад.

Странные создания двуногие, подумала волчица, все-то куда-то спешат, она могла это понять, когда они преследовали быстроногого оленя, но в тот день никакой добычей впереди и не пахло. Зачем же бежать, изматывая себя до времени? Или с другой стороны посмотреть: зачем нарочно замедлять свой бег? Зачем тащить за собой неподъемную тяжесть, как эти дома на колесах? Вон, шесть лошадей из сил выбиваются, а сидят в том доме хорошо если четыре самки двуногих, а то и вовсе две.

Пока волчица размышляла, конный отряд подъехал к развилке, откуда начиналась дорога в горы. Одна из двух карет свернула на эту дорогу и еще медленнее покатила вперед, рыцарь отобрал десять всадников и последовал за ней. Оставшиеся же спешились и расположились на отдых вокруг второй кареты, из которой никто не вышел, но как только первая карета приблизилась к подошве гор, вновь вскочили на лошадей и быстро помчались по торной дороге.

Впрочем, волчица этого уже не видела. Посетовав на оживленное движение и мягко пожурив себя за неудачный выбор логова, она поспешила вниз, к своим волчатам. Волк блаженно посапывал, изредка подрагивая и перебирая лапами во сне, видно, заново переживал удачную охоту. «Вот ведь создание! – возмутилась волчица. – Сделал дело – и на бок, а там хоть трава не расти! – тут взгляд ее упал на обглоданную барсучью голову, и она немного смягчилась. – Ладно уж, дело-то все же сделал, какое-никакое! Пусть пока спит». И подавив желание растолкать мужа, волчица полезла в пещеру.

– Государь! Объясни мне, несведущему, почему ты второй уже раз разъединяешь свои силы? Не ты ли учил меня, что силы перед битвой надо собирать в кулак?

Король Картрих с ласковой улыбкой посмотрел на Боули, своего оруженосца. Смышленый отрок, и храбрый, доблестный рыцарь вырастет! Сколько таких он взрастил за свою долгую жизнь! Но Боули был милее всех его сердцу, кроме разве что…, король Картрих поспешил отогнать неприятное воспоминание. Но оно не отставало. Тот тоже был пригож в юности, строен и тонок, как девушка, смышлен и любопытен, предан и храбр и вырос в доблестного рыцаря, возможно, самого доблестного в его воинстве. И его король с радостью учил всяким премудростям, ратному искусству, тяжкой науке управления народами и государством. Выучил – на свою голову! Или не тому учил? Или слишком многое прощал и дозволял разные вольности, вот как тут – обращаться без разрешения.

– Если перевести твои слова с придворного языка на человеческий, то ты, как я понимаю, укоряешь меня за неразумные действия? – недовольно пробурчал король.

Оруженосец зарделся. Ну, точно красна девица, усмехнулся Картрих, и его раздражение стихло. «Неразумным было помчаться в столицу с небольшой свитой при первом известии о мятеже, – сказал он про себя, – но кто мог подумать, что так все повернется, ведь скоро двадцать пять лет, как ничего подобного не было. Никто и не мог, но ты был обязан! – тут же укорил он себя. – На то ты и государь! И не этому ли ты учил того, не ему ли говорил, что как бы тихо ни было в государстве, но отправляясь на войну, надо оставлять за спиной крепкие гарнизоны в крепостях, на всякий случай и для пресечения мятежных мыслей, кои не оставляют подданных даже во времена всеобщего благоденствия. Недовольные всегда сыщутся. И вот – как в воду глядел. Сыскались! С другой стороны, не поспешил бы, не прибыл бы в Кареймсбург сам, и столичный гарнизон вполне мог склониться перед мятежником, и что тогда? Штурмовать столицу? А что было бы при этом с королевой, с долгожданным наследником, которого она донашивала?» Но свои мысли король Картрих оставил при себе.

– Твое недоумение было бы справедливым, если бы речь шла о битве, – сказал он Боули, – но как раз ее я и не хочу. У мятежников пятикратный перевес в силе, – тут он легким движением остановил рвавшегося что-то сказать оруженосца, – я понимаю, что у тебя на уме, что-де раньше превосходство противника в людях, даже и большее, меня не останавливало, что вы все, моя гвардия, – лучшие из лучших и никакой противник вам не страшен. Но ты забываешь, что за нами идут не варвары, которые опасны только числом да всякими хитроумными ловушками, которые они умеют устраивать в своих родных местах, в чистом же поле они падают под нашими мечами, как колосья под серпом жнеца. Те, идущие за нами, такие же мои воины, как и вы, быть может, чуть менее искусные, но не настолько, чтобы бросаться на них очертя голову. И еще у них есть командир… – последнее, впрочем, Картрих не стал говорить вслух.

– Второе, о чем ты забываешь, – продолжил он, – это то, что с нами королева. У нас сейчас одна задача – доставить ее в расположение войска, как только она будет в безопасности, мы соберем все свои силы в кулак…

– И нанесем разящий удар! – воскликнул Боули, сверкая глазами.

– Вам, молодым, только бы драться! – проворчал Картрих добродушно.

Как ни хотел король избежать битвы, но все же понимал, что желание его вряд ли осуществиться, уж больно напорист и настойчив был тот, идущий за ним. С самого начала понимал, с того момента, когда принял тяжелое решение покинуть стены столицы и пробиваться к своему войску. Ладно, пусть не пробиваться, а бежать, сути дела это не меняло, но приложить в себе слово «бежать» Картрих не мог даже в мыслях. Он спасал королеву Гиверу, свою жену и будущую мать наследника престола, в этом он не лукавил ни перед собой, ни перед гвардией, рыцари поверили в искренность его слов и единодушно поклялись защищать свою королеву до последней капли крови.

К сожалению, им представится такая возможность, подумал Картрих, многие прольют эту последнюю каплю. Он не распылял силы, он приносил жертвы, расчетливо приносил своих лучших рыцарей в жертву ненасытному и коварному врагу. Да, расчетливо, признался самому себе Картрих, для того и взял из столицы три королевские кареты. На второй день пути он направил сто рыцарей и десять сотен воинов сопровождения с пустой каретой на запад, в сторону Авариса, столицы его давнего союзника, друга и тестя, короля Гальбы, это было так естественно – искать убежища именно у него, тот должен был непременно поверить в это и устремиться в погоню.

Самому устремиться, с большей частью своих сил, отрядив кого-нибудь из своих сподвижников настичь тех, кто продолжил путь на юг. Дорога эта, огибая горный массив, вела в Долицию, туда направил Картрих свой последний поход и там находилось все его войско. Король должен был призвать войско себе на помощь и для этого отправить в Долицию кого-нибудь из своих майоров с письменным приказом, придав ему надлежащее сопровождение, тот должен был рассуждать точно так же и отправить на перехват легкий, быстроногий и немногочисленный отряд. Немногочисленный в сравнении с его основными силами, так что соотношение, скорее всего, останется прежним, один к пяти.

Вряд ли преследователи знали, что в Долицию есть еще она дорога, более короткая, через горы, Картрих и сам разведал ее совсем недавно. Поэтому на развилке он вновь разделил свой отряд, отправив большую часть по торной дороге. Надежды на то, что преследователи не заметят этого, было мало, хотя попытаться стоило. В любом случае погоня тоже должна была разделиться, большая часть за большей, меньшая за меньшей, все действия своих майоров Картрих знал наперед, ведь это были его ученики.

Картрих окинул взглядом свою свиту, что ж, десять человек на узкой горной дороге вполне могут устоять против пятидесяти. Устоять могут, а вот перебить всех без остатка? Чтобы некому было призвать помощь. О, как было бы хорошо, если бы он мог еще раз разделить силы и остаться лицом к лицу с пятью преследователями, пусть даже с лучшими рыцарями из его – когда-то и совсем еще недавно его – воинства. Тут бы он не сомневался в победе. Разве что тот мог бы остановить его, если бы имел четверых помощников.