– Наверное, у одного из них проявился инстинкт самосохранения, а может, совесть проснулась?

Шлосберг сам почувствовал, как фальшиво это прозвучало.

– Совесть? Ты их морды видел? Это же зомби, они наверняка под каким-то ядовитым кайфом были, – Сашка с недоверием и, как показалось Семёну, с подозрением уставился на него, заглядывая прямо в глаза.

– Да я-то тут при чем? Не меня же они испугались! Раз под кайфом, значит, просто крыша поехала, радуйся, что не в нашу сторону.

Эта картина во всех подробностях за несколько секунд пролетела перед Сёмкиными глазами. Иволгин не отвлекал, только внимательно наблюдал за выражением его лица.

– Да, были разные случаи, и был один, когда я не мог быть уверен, чем все закончилось.

Шлосберг действительно так и не узнал, что случилось с теми ребятами, от которых им с Сашкой удалось уйти невредимыми.

– Вы должны научиться чувствовать на опыте всех этих эпизодов, непохожих друг на друга, когда наступает момент, после которого вы не в состоянии справиться с той силой, которой владеете. И именно в этот момент вы должны решить: готовы вы к тому, что случится дальше, или хотите это остановить? Устроит вас такая формулировка задачи?

Семён задумался: он сам не смог бы так точно определить, чего он хочет.

– Да, то, что вы сказали, – это здорово! Но как остановиться на этой черте? Мне кажется, я умею определять, когда к ней подхожу, но управлять этим переходом я не могу.

Иволгин встал и отошел к камину. Рядом, на мраморной полке, лежали две металлические штуковины, согнутые под прямым углом в виде буквы «Г», с деревянными ручками на коротких концах:

– Это рамки, – объяснил Иволгин. – Слышали когда-нибудь, как измеряют биополе человека?

Шлосберг отрицательно помотал головой.

– Встаньте и отойдите к стеллажам. Я скажу, когда остановиться.

Сёмка видел, как зашевелились эти две спицы, похожие на антенны. Он отошел на два-три метра. Иволгин попросил отступить еще, потом еще. В конце концов, Семён уперся в стену, а рамки все крутились.

Василий принес чай, пирожки с мясом и картошкой. Сам не ел, смотрел, как Сёмка, успокоившись, уплетает сдобу.

Потом сказал:

– Мне неведомы истоки вашей силы. Если я скажу, что они чудовищны, вы испугаетесь, поэтому я скажу, что они ни с чем в моей практике не сравнимы. Эти рамки не реагировали так ни на одного из многих и многих моих посетителей, часто людей очень непростых. Вы дошли до конца стеллажей, но я не уверен, что будь там еще столько же пространства, рамки бы успокоились. Сделаем так. Вы придете ко мне через неделю. Я приготовлю для вас напиток – «амброзию». Это будет двухсотграммовая склянка. Вы должны будете заполнять этой жидкостью ампулу – я дам вам несколько таких – вмещающую грамм этой жидкости. Вы должны будете принимать ее в тот момент, когда решите нивелировать вашу вспышку или хотя бы ослабить ее. Это надо будет делать немедленно или, если нет для этого никакой возможности, в ближайшие минуты.

Вы должны знать, что ваша сила может действовать на расстоянии, и это потребует некоторого времени для достижения ее пика. Еще она может воздействовать не сразу, а проявиться позже. Это все, что я могу для вас сделать и как-то объяснить то, что может происходить в дальнейшем. Когда вы придете ко мне в следующий раз, мы не будем с вами разговаривать – вы возьмете то, что я приготовлю, и уйдете. Мы никогда больше не будем встречаться. Это не оттого, что вы мне чем-то неприятны, напротив, вы произвели на меня самое лучшее, очень сильное, – Иволгин улыбнулся, – даже неизгладимое впечатление. Но я, как и вы, устроен особым, отличным от большинства людей, образом, и вы для меня опасны. Рядом с вами я расходую слишком много своей собственной энергии. На сегодняшний разговор меня хватило, второй раз может закончиться катастрофой.

Валдис Курлайс расставлял столы на лужайке своего загородного дома. Он пригласил на уикенд двадцать человек: родственников, друзей и коллег по работе. Среди них двух женщин – Инету Ундрате и Ингу Скривере, которых прежде никогда в свой дом не звал. Когда его жена увидела имена этих двух дам в списке приглашенных, она удивилась и спросила, почему они тут оказались. Он не смог ответить, только пожал плечами.

Он и для себя не мог сформулировать ответ: для чего они понадобились ему за его столом, среди самых близких, посвященных в те стороны жизни, которые оставались тайной для тех, кто в ближний круг не входил. Он испытывал по отношению к ним непривычное прежде, зудящее желание разглядеть их вблизи, в нестандартной обстановке, надеясь увидеть их лица, лишенные напряженных, настороженных масок, которые неизменно надевались в театре офисного пространства.

Курлайс получил прекрасное образование за рубежом и десять лет вел тяжелую карьерную борьбу, завоевывая признание высоких господ в престижном шведском холдинге. Он заработал авторитет, который основывался, в первую очередь, на его профессионализме и организаторском таланте. Но был целый ряд негласных условий и границ, которые опасно переходить в этом устройстве сложных психологических и моральных отношений. Стокгольмский офис не должен был тревожиться по каким-то внутренним или внешним проблемам филиала. На поверхность не должны были просачиваться конфликты с окружающим пространством: финансовыми структурами, государственными чиновниками контролирующих органов, с местными политиками и прессой.

Эти женщины наверняка не сознают, какие неприятности на этом сложном пути они для него создали. Первый тревожный сигнал он получил в начале перехода на новую систему обслуживания Прибалтики в приватном разговоре с одним из аналитиков компании – молодым, амбициозным, не успевшим усвоить принятые нормы пиетета и основы взаимоотношений в сложной иерархии компании. Он предоставил короткую аналитическую записку о состоянии дел в процессе подбора нового пакета поставщиков, отдельной строкой пометив возможную проблему с одной небольшой компанией, имеющей американского партнера, проработавшей с «Римини» практически с момента прихода сети на местный рынок. Компанией, чье руководство резко возмутилось несправедливым, по их мнению, разрывом отношений.

Курлайс вызвал Инету и в присутствии аналитика попросил ее прояснить ситуацию. Когда она с непривычной для ее холодной натуры горячностью докладывала о том, что конкурс выиграли фирмы с лучшими показателями, он спросил:

– Каким образом вы смогли это выяснить, не дав им поработать какое-то время вместе, если эта «Веста» устраивала нас целых тринадцать лет?

Тогда Инета привела, по ее мнению, серьезнейший, критический в данной ситуации, аргумент об угрозе Шлосберга в отношении беременной сотрудницы.

Шлосберг. Курлайс впервые услышал эту фамилию.

– Господи, так он еще и Шлосберг! – Валдис не смог скрыть презрительно скривившихся губ. Он видел, как на его непроизвольную эмоцию мысленно среагировала Инета: «Он на моей стороне».

Когда она ушла, аналитик попросил еще минутку и дополнил характеристику этой взбунтовавшейся фирмы. Ее основатель – американец, выходец из нашей страны. Все его родственники убиты в местах массовых расстрелов евреев во время войны. Он посетил нашу республику сразу после обретения ею независимости, во главе делегации бизнесменов из Соединенных Штатов. Открытая им в Прибалтике совместная компания – очень маленькая часть американской компании с миллиардным состоянием.

Затем аналитик добавил:

– Я полагаю, что деньги не играют для него решающей роли. Это моральный аспект, дань памяти прошлым трагическим событиям, и эту разницу в подходах к стандартным проблемам взаимоотношений с поставщиками рекомендую учитывать.

После того, как молодой человек покинул кабинет, Курлайс задумался. Переходный период вызвал недовольство многих компаний, подача исков в суд стала рутиной для работы адвокатов «Римини». Но судя по докладу этого ретивого паренька, тут вырисовывалась иная ситуация. Тут бизнес мог уйти на вторую позицию, а этические нормы – стать тем нарушением границ, которое менее всего стоило провоцировать из-за такой незначительной экономической единицы, какой по показателям оборота являлась «Веста».