Теперь и тут…
То, что убили и самого Османа, и всю его семью, – знак плохой. Неизвестно, что он им сказал. Единственно, что он не знает, кого я представляю, а турки вряд ли захотят связываться с британцами. Скорее они попробуют подчистить концы – то есть, убрав Османа, уберут и меня.
Надо уходить…
Вариантов несколько. Первый – взять яхту или катер и добраться до Тартуса, где стоят наши корабли. Второй – самолетом. У меня в загашнике лежит иранский паспорт, подлинный, сделанный через вороватого генерала КСИР – просто дружеская услуга. С этим паспортом без визы пускают в Боснию и Герцеговину, это благодарность за то, что в девяностые во время войны Иран туда поставлял оружие и направлял боевиков сражаться с христианами. Из Боснии можно без проблем перейти в Республику Сербскую, у них как бы единое государство, конфедерация. А из Республики Сербской – в саму Сербию, где русских пускают без виз и русскому всегда помогут. Если будет закрыт путь на Сербию – можно будет попробовать перейти в Македонию, где полно наших, оттуда можно попасть в Болгарию… в общем, вариантов полно. Третий – перейти границу с Грузией в районе Батуми, там она почти не контролируется, потому что турки имеют в виду рано или поздно вернуть Батум. Четвертый…
– Саша…
…
– Что-то не так?
– С чего ты взяла? Все нормально.
Марина ничего не отвечает, но женщины обычно чувствуют.
Если ее оставить тут – с ней разберутся, турки такого не прощают. Взять с собой? К семейной паре будет меньше подозрений. А что потом?
Потом…
Вот это самое страшное слово – потом.
Потом.
Утром я вышел от Марины, небритый, но накормленный. Она снимала большую квартиру с такими же, как она, горемыками – и явно поднялась в их глазах. Для таких, как она, выгодное замужество, когда еще берут, – последнее, что убережет от окончательного падения.
Дерьмовое время… и чем дальше, тем дерьмовее. Знаете, что в нем самое дерьмовое? Люди не нужны. Вообще. Еще пару десятков лет назад люди были нужны – а теперь не нужны. Нигде и никому…
Сажусь в долмуш – маршрутку. Не знаю, стоит ли вообще появляться на работе, наверное, не пойду, на край скажу, что заболел. Вообще нельзя появляться где-то, где всегда бываешь. Надо сообщить в Центр о провале и ждать ответа.
Четырнадцать миллионов населения – если не светить сотовый, не найдут.
У стадиона покупаю с рук два сотовых. Оба явно ворованные, но мне ненадолго. С каждого сделаю по одному звонку, а потом – концы в воду.
Меняю симку, захожу на сайт – этот сайт используется для срочного контакта, там форум есть, на котором можно эзоповым языком общаться. Регистрируюсь… и вижу личное сообщение. Открываю…
Мать твою…
Самое лучшее место для контактов такого рода – это курсирующие по Стамбулу паромы.
Они старые, и для них по берегам полно пристаней, а само их наличие помогает довольно быстро передвигаться по городу, попадая в нужные районы и не простаивая при этом по часу в пробке. Пробки, ранее бывшие бичом только старого города, теперь есть везде, от аэропорта можно час простоять. Все покупают сейчас жилье в пригородах, а едут работать в город, железная дорога тут слабая, не так, как в Нью-Йорке или Москве, и принять на себя основной поток пассажиров в город не может. Метро растет, но город растет еще быстрее. Автобусов хватает, но они едут по тем же дорогам и тоже занимают место.
А вот если добираться пароходом – пробок нет, ты сидишь, можно чая выпить, смотря на красоты Босфора. И еще одно – здесь намного сложнее следить за человеком. Видно, кто садится, кто выходит, и если покататься рейс-другой, то слежка сразу будет видна. Если ты видишь людей раз, два, три, если они отличаются от тех, кто ездит обычно, если они ни с кем не общаются, а знакомые турки тут же начинают говорить друг с другом, если выдастся свободная минутка, – значит, следят.
Но слежки не было. Могли следить с беспилотника, но думаю, это слишком…
Так я, вместо того чтобы готовить сделку для сына коррумпированного генерала Корпуса стражей исламской революции, катался на пароходике от одной пристани к другой.
Красота!
Морская вода, быстрое течение, проплывающие суда и рыбацкие лодки. Стамбул хорош еще и тем, что он устроен как бы террасами, прямо от воды начинаются холмы, на них строятся плотно, как муравейники. Потому многие, очень многие в Стамбуле рождаются с видом на Босфор и с ним же умирают…
– Не оборачивайся…
Голос был знакомым. Это был мой куратор, еще с академии, я его знал как полковника Хамроева. Про него было известно только то, что он родился в Ташкенте, еще в детстве родители отнесли его к мулле, и он стал мусульманином. Начинал он в Иране, хотя знает весь регион. Поговаривали, что он не узбек, а бухарский еврей.
Пыхтит пароходик, свежий, сильный ветер уносит едва произнесенные слова. Реют чайки, купаясь в ветре.
– Гости есть?
– Нет.
– Вот и я так думаю.
Полковник – если он еще полковник, что вряд ли – сидел спиной ко мне, на верхней палубе. Народу было немного, все-таки рабочий день, середина дня. Не пятница…
– Ты просил связи.
– У меня ЧП. Саурон погиб. Мне надо уходить.
– Саурон погиб – это точно?
Вопрос не такой простой – труп-то я не видел.
– Сложно сказать. Я видел пожарную машину, говорил со стариком, который держит там локанту. Тот сказал, что вся семья газом отравилась. Могли, конечно, инсценировать, но…
– За тобой следили?
– Нет. Но на квартиру наведались.
– Как ты ушел?
– Чисто.
Правда, кого-то чуть не убил. Это брак в работе. Нельзя светиться.
– Я не ночевал дома, не ходил в офис. Но Саурон знал меня в лицо, я его лично вербовал.
Это не по правилам. При первой возможности контакт стараются обезличить – очень опасно, если агент знает вербовщика в лицо, а тут у меня есть и другие задачи. Нить надо обрывать при первой возможности. Но Саурон – мы так его назвали – помогал получать критически важную информацию, позволяющую не только знать, что происходит, но и давить на турецкие верхи. А второе намного важнее первого – знать сейчас знают все, да никто даже не скрывает… есть такие придурки, что на уме, то и в Твиттере. А вот заставить принять то или иное решение – непросто. Особенно учитывая ситуацию в Сирии да и вообще – обстановку в мире. Идет стратегическая игра – за целые страны, за каналы поставок энергоносителей, за зоны торговли, за резервные валюты. Есть, например, договор о зоне свободной торговли между Украиной и Турцией – он только что подписан. В нищую разворованную Украину заходят турецкие предприниматели, скупают активы, которые почти ничего не стоят за счет мудрой политики украинских властей. Но если у нас есть гарантированный канал давления на Турцию, можно и нам попробовать зайти под чужим флагом и скупить в доле какие-то интересные вещи. Только так, что если Банковая вновь надумает давить – чтобы давление на нас означало давление и на Турцию. Мы там немало потеряли, при Яныке очень резко наши банки зашли, развернули кредитование. Потом все это ахнулось. Но так как активы, отжатые у нас, стоят копейки, можно попробовать их за копейки и купить. Тот же Одесский порт. Или еще круче – взять в долю и китайцев.
Чувствуете, какого уровня игра и что стоит на кону? Права на ошибку нет, от того, как мы разыграем наши, прямо говоря, не блестящие карты, зависит то, как будут кушать наши дети. Кто они будут – хозяева половины континента или и в собственной стране не хозяева…
– Ты знаешь, что Саурон передал в последнем пакете?
– Нет.
– Карта на твоем сиденье, сзади – почитаешь.
Интересно, когда Хамроев успел?
– Если кратко – из Гвадара в Фамагусту должен пойти сухогруз. Скорее всего, он уже идет. На сухогрузе боевое отравляющее вещество. – Хамроев помолчал и добавил: – Десять тонн…
Десять тонн отравляющего вещества – этого достаточно, чтобы превратить в пустыню половину Сирии. Адресат понятен – экстремисты в Идлибе, осиное гнездо террора. Порт Фамагуста – на турецком Кипре, контролируется турецкими спецслужбами, активно используется в противозаконной деятельности. До Сирии – рукой подать, как, впрочем, и до Израиля. Планы боевиков, судя по всему, неизвестны, они могут нанести удар и по Израилю. Применение ОМП против Израиля – это гарантированная война, как минимум крупная региональная, если не мировая. Израиль в ярости будет бить по всем, скорее всего, под удар попадет и наш контингент. Инцидент с «Ил‐20» позапрошлого года показал, как хрупок лед.
