Это район европейский. Дорогой. Вилла, которую мы с Кямраном купили, стоит полтора миллиона долларов США, что средний турецкий бизнесмен позволить себе не может. Но мы с Кямраном можем. Точнее, его отец. Потому что его отец был верный соратник елбасы вот уже полтора десятка лет и украл уже более чем достаточно. А теперь елбасы ушел, и перед его верными соратниками замаячила перспектива ответственности – у нового елбасы есть свои соратники, и они тоже хотят кушать. К тому же старший жуз всегда мечтал как следует раскулачить средний – и сейчас они близки к сбыче мечт[1]. Отец Кямрана один из наших постоянных клиентов, в тех небоскребах у него не один офис сдается. Размещает деньги в недвижимость здесь, в Дубае, в Абу-Даби…
Черная «БМ-шестерка» уже припаркована у офиса – значит, Кямран на месте. Смех… но машина ему обошлась… бесплатно. Подарок дочери какого-то крупного турецкого предпринимателя, которая по дурости решила, что Кямрана можно поставить в стойло и окольцевать. Дура – она дура и есть. Хотя Кямран не против… его, кстати, можно в боевиках снимать в качестве отрицательного героя – приглашения уже были. Типично восточные узкие глаза – и рост метр девяносто, он больше чем на голову выше среднего турка и запросто выжимает двести килограммов от груди. Я не рискну. Кямран еще и серьезный рукопашник, КМС по самбо, еще каратист. Он вырос в непростом месте, там исторически ссыльные чеченцы жили. Не научился бы руками махать – его бы сломали…
Кямран в белом кимоно с черным поясом колотит по макиваре, я прохожу к самовару. Огромное преимущество такого офиса – это как бы и не офис вообще. Травка. Сад. Павильон с самоваром во дворе – на местный манер он называется… киоск! Самовар, кстати, русский – на Ближнем Востоке очень уважают чай из русского самовара, и у кого есть старый, еще порой императорский самовар – очень этим гордятся. Правда, в чай кладут столько сахара, что это уже и не чай. Сладкая коричневая жижа.
Но я делаю себе как надо.
Пока я делаю чай – подходит Кямран. Я и ему сделал.
– Завтра прилетает Алиреза, – говорит он.
Я киваю.
Алиреза – иранец. Тоже сынок – только на сей раз генерала Корпуса стражей исламской революции. Папа контролирует границу с Афганистаном и, скорее всего, сильно наживается на наркоте. Ему тоже надо вложить деньги…
Стамбул теперь – это такой восточный перекресток миров. Не Запад, но и не Восток, и многие, очень многие едут сюда. Это не турецкий город, этнически он так же разнообразен, как Москва. Тут можно встретить кого угодно – от афганца до грузина. Иранцев тут хватает, особенно после того, как повторно ввели санкции. Контрабанда процветает, если не верите – поезжайте на границу с Ираном. Там грузовик меньше чем за год окупается, а вчерашние крестьяне строят трехэтажные виллы.
С иранцами и я имел дело – типичные мажоры. Отцы еще во что-то верят – но эти уже нет. Тбилиси забит клубами, открытыми для иранской молодежи, где клиентов обслуживают украинские проститутки. Уже идут массовые драки между грузинами и иранцами. В Ереване иранцы (их там зовут парсики) пьют коньяк, учатся и опять-таки б… ют. На побережье Каспия, в Туркменистане (бывшие Красные Воды), открыта целая игорная зона для иранцев в основном – хотя попадаются и арабы. И там – украинские проститутки. Этот строй – как и поздний советский – идет к своему концу. Только никто не знает, каким он будет, конец.
– Покажешь ему?
– Да. Только он еще заикался про Россию. В одну корзину… сам понимаешь.
Я киваю.
– Хорошо.
Вот и окончилась утренняя планерка. Хорошо помогать людям размещать наворованное!
Поработали. Дальше обед – турки никогда не пропустят обед, для них отдых не менее важная часть жизни, чем работа. На работе тут никто не убивается.
Обедать я еду в район Ортакёй, это напротив Кадыкёй, только в европейской части страны. Там есть хорошие рестораны со свежей рыбой. Туристов тоже много. Но есть места и для своих.
Место, где я обедаю, всегда одно и то же – рыбный ресторанчик, всего три места – но тут лучшая рыба в кляре. Хозяин ресторана – он же и повар, готовит эту рыбу тридцать лет – невкусно быть не может. Пока я жду рыбу и пока столик освободится – мы перебрасываемся фразами о политике, за которые, если услышат спецслужбы, нам несдобровать…
Здесь плохо… и чем дальше, тем хуже. Культ личности. Все-таки туркам нужен султан, как ни крути. Но теперь появилось еще и местное НКВД. У меня много знакомств среди турок-европейцев, и только за последний год не стало двоих. Самед не выдержал и уехал в Нью-Йорк, а Вахида убили. Он был журналист и писал не то, что надо, а на выборах агитировал против Эрдогана. Тайная полиция схватила его якобы за содействие терроризму, пытали, потом повесили в камере. Жене сказали, что повесился сам, чувствовал вину. Хотя следы жестокого избиения не спрячешь.
Я родился и вырос в стране, где в тридцать седьмом тень смерти коснулась своим крылом каждого, и вся разница в том, что кому-то повезло, а кому-то нет. И я отлично понимаю, что произошло – там тоже есть показатели… уже появились. Схватили, били… требовали, чтобы признался в антиправительственном заговоре и оговорил друзей. Вахид отказался… он был гордый… настоящий… мы вместе с ним переводили «Бесов» Достоевского, я давал ему читать «Раковый корпус» и «В круге первом». И он отказался… ничего не сказал. Поняв, что ничего от него не добьются, полицаи убили его, заметая следы.
Схватить могут любого. И убить. Это новый тридцать седьмой, только не в таких масштабах, как у нас. Одного оппозиционера повесили в туалете аэропорта Кемаля Ататюрка[2]. То есть он купил билет до Парижа, потом передумал лететь и повесился. Но избиратели Султана этому верят. И самое страшное, что это все происходит здесь и сейчас, в этом жизнерадостном, полном туристов городе. Смех соседствует с застенками, а тусующаяся и отрывающаяся золотая молодежь может и не подозревать, что находится в соседнем доме. Местная секретная полиция не использует постоянных мест, она постоянно снимает новые. Научились у иранцев, видимо.
Страшно? Мне тоже, но я привык жить с чувством страха в обнимку. Потому давайте-ка я вам расскажу что-то хорошее о Стамбуле, пока рыбу жарят. Чем он отличается от остальных городов мира.
Душа Стамбула – это Босфор. Стратегический пролив, ведущий в Черное море, предмет постоянного раздора. Город лежит на обоих его берегах и сильно заходит на берег Мраморного моря в азиатской его части, там, где я живу – по сути, там сплошная набережная длиной миль двадцать. Босфор – это нечто среднее между рекой и морем, он очень широк, и в нем сильное и быстрое течение – что-то подобное припоминается только в Неве, но Босфор намного больше. Вряд ли можно припомнить такой большой город, расположенный на такой воде. Наверное, треть города живет в шаговой доступности от берега, а это несколько миллионов. И какого берега!
Потому Стамбул навеки связан с Босфором. На его берегах проходит жизнь стамбульцев, они ходят на берег, ездят на паромах и катерах по Босфору, едят выловленную здесь рыбу. Удивительно, но при этом в городе нет крупных грузовых портов, хотя пассажирские есть и пристани для контейнеров тоже есть, но небольшие. И есть дома – по старинной турецкой традиции они расположены вплотную к воде и называются ялу. В некоторых ялу в шторм вода бьет в окна, а когда ты сидишь на балконе с чашечкой кофе, то вода будет у тебя под ногами, потому что балконы строили над водой. Таких домиков уже мало, но они еще есть. В центре вплотную к воде могут подходить целые кварталы, а набережных нет.
Стамбульские турки – они внешне очень разные… среди турчанок встречаются блондинки, а сами турки могут иметь самый разный тип лица – семитский, кавказский, славянский. В свое время османы требовали с покоренных народов налог кровью – то есть отнимали в семьях детей и отправляли учиться в Турцию, разумеется, обращая их в исламскую веру. Но они не становились рабами – многие из них стали чиновниками, дипломатами, некоторые великие визири происходили из них, например Соколлу-паша был сербом по крови. Это превращало Стамбул в настоящий плавильный котел – и в то же время все эти люди разных кровей и вер становились турками и турчанками. Их праправнуки и составляют сейчас население этого крупнейшего города Европы…