– Думаешь, я этого не хочу? – холодно, тихо поинтересовался Маркус. – То, что сделали с этой девушкой, переходит все границы. И мы делаем все, чтобы выяснить, где она находилась и кто мог ее видеть. Если кто-нибудь что-то и знает, они не говорят. По двум причинам: либо не хотят, либо сами напуганы.

Я почувствовал, как на моих скулах заиграли желваки. Сегодня я впервые услышал об этой девушке и о том, что с ней случилось, и я знал, черт побери, знал, что она не первая и не последняя. Это заставило меня задуматься о том, что сделали… с Алекс, когда мы были в Совете в Катскильских горах. В ее питье подмешали наркоту, и, что уж говорить, в гребаном беспорядке, который там творился, я ей точно помочь не мог.

Маркус обернулся и взял коричневую чашку. Я предположил, что в ней какой-то крепкий алкоголь.

– Ты мог убить того парня, Сет.

Я изогнул бровь, задумавшись, выражает ли мое лицо полнейший пофигизм, потому что именно его я сейчас испытывал по поводу убийства той мрази.

Маркус опустил чашку и произнес:

– И могу сказать, что тебе абсолютно все равно. – Вздохнув, он поставил чашку на стол. – Со всем, что происходит сейчас, последнее, о чем мне нужно беспокоиться – это ты.

– Тебе не нужно обо мне беспокоиться.

Александр склонил голову набок и поднял брови. Выражение его лица так и кричало: «О, неужели?»

– Трудно не беспокоиться о тебе, Сет. – Маркус сел за стол. – И ты прекрасно знаешь почему.

Опустив подбородок, я издал тихий смешок. Для Маркуса, черт, да для всех здесь, я был пороховой бочкой. Они так и ждали, когда я взорвусь.

Дверь за моей спиной открылась, впуская мини-армию Стражей, которые, подойдя к Маркусу, остановились на почтительном расстоянии. Я без лишних слов понял, что пора уходить. Маркус просто терпел мою задницу и не особо хотел, чтобы я влезал в то, что происходило между полукровками и чистокровными.

Это не значит, что я не буду влезать, когда понадобится.

Я вышел от Маркуса и оказался в широком коридоре, где, подобно часовым, стояли Стражи. Затем спустился по миллиону ступенек, которые мне пришлось преодолеть, чтобы добраться до кабинета. По дороге к общежитию я разглядывал университетские стены. Уже наступила ночь, и внешние ограждения хорошо охранялись. Пока. Недавно Теням удалось сквозь них пройти. И они сделают это снова.

В животе урчало от голода. Ужин я пропустил, но у меня не было настроения для настоящей еды. Думая об остатках торта в комнате Джози, я двигался в этом направлении.

Я шел почти той же дорогой, которой мы вечером шли с Джози, но не перед тренировочным комплексом, а в обход. На месте, где нашли тело, было пусто. Лишь чертов безупречный мрамор. Ничто не напоминало о произошедшем, кроме одной красной розы. Мемориал. Одна вшивая розочка.

Еще даже не успев это осознать, я остановился и уставился на свежесрезанный цветок. Он завянет через несколько дней, но может, нужно было принести больше цветов? Как делают смертные на месте трагедии?

Гребаные чистокровные. Любой человек с двумя работающими клетками мозга понимал, что, как только отменят Кровный порядок, появятся проблемы, но это? Это было… Да, даже слов не подобрать. А случай с той девушкой? Я не шутил, когда предлагал кастрировать каждого долбаного чистокровного.

– Ужас, правда?

Подняв голову, я обернулся и чуть не раскрыл рот от изумления. К мраморной статуе Геры, скрестив ноги, прислонилась нимфа. Это был тот самый мужчина-нимфа, которого мы встретили возле дома бабушки и дедушки Джози. Он был одет в те же замшевые штаны, и я видел, что грудь ублюдка блестит в лунном свете.

– Ты что потерялся? – спросил я. – Лес находится за стеной.

Раскосые глаза уставились на меня.

– Я знаю, где я. А ты?

– Э-э. – Я сделал паузу. – Я даже не знаю, как на это ответить.

Он оттолкнулся от статуи и в мгновение ока опустился на корточки на том месте, где раньше лежало тело.

– Уже тысячи лет смертные и бессмертные убивают тех, кого считают не похожими на себя. А ведь в их жилах течет почти одинаковая кровь. – Нимфа склонил голову набок и посмотрел на розу. – Понимаешь, проблема всегда заключалась не только в смертных. Они научились этому от нашего рода. Любить. И ненавидеть.

Мои брови поползли на лоб.

– Тебя разозлила смерть этого полукровки. – Он протянул тонкую руку и кончиком пальца провел по зеленому стеблю. Через секунду появилась целая куча роз. Нимфа встал и глянул на меня через плечо. – Насилие порождает насилие.

– По-моему, это сказал Мартин Лютер Кинг-младший.

– Мудрые слова мудреца, – ответил он, повернувшись ко мне. – Насилие разрастается и превращается в горькую, заразительную ненависть, Аполлион. Оно распространяется как раковая опухоль, которую можно только вырезать. Многие здесь и во всем мире страдают от этого, и чистокровные… ну, возможно, некоторые из них, совсем пропащие.

Не удивительно.

– Ты уже болен.

Я моргнул.

– Эта болезнь съедает тебя и подбирается все ближе и ближе к твоей душе. Ты ходишь по краю, с которого упадешь туда, где нет места серости. Мы наблюдаем за тобой. – Он поднял подбородок. – Они наблюдают за тобой.

И этим меня тоже не удивишь.

Нимфа посмотрел на ониксовое небо, усыпанное звездами.

– Титаны – не единственные существа, которые их беспокоят. То, что внутри тебя, должно быть вырезано, Богоубийца.

Богоубийца? Какого черта?

Я не был Богоубийцей. Ею стала Алекс, а, возможно, была до сих пор. Я понятия не имел, в какой ипостаси она существует после того, как прервалась ее смертная жизнь и она стала полубогом, – Аполлиона или Богоубийцы. В Тартаре вряд ли пользовались электронной почтой или мобильниками, и я не мог позвонить ей и спросить. Опять же, я не представлял себе, что связываюсь с ней, даже если бы была такая возможность.

Я уставился на нимфу:

– Что это…?

Пуф. Вот и все. Он исчез – чертовски внезапно. Безусловно, это было предупреждение. По-настоящему странное предупреждение.

Однако розы были красивым жестом.

Покачав головой, я развернулся и двинулся по дорожке, пытаясь выбросить из головы случайную встречу и услышанные слова, но это было весьма непросто. Почти невозможно.

Остановившись у двери Джози, я посмотрел на свою правую руку. На костяшках не было ни пятнышка. Вообще ничего. Я был примерно на 99 % уверен, что сломал челюсть этому чистокровному, но моя рука даже не опухла. И на эти же 99 % я был уверен, что убил бы его, если бы Джози меня не остановила.

Я перевел взгляд на ее закрытую дверь. Я знал, что она в комнате, но отступил.

«Могу сказать, что тебе абсолютно все равно».

В моей памяти крутились слова Маркуса. Я не знал, прав он или нет. Было бы мне все равно, если я убил бы этого чистокровного, или нет.

И я понимал, о чем это свидетельствовало.

– Знаешь, я делал много странных вещей, о которых ты, наверное, и слушать не захочешь, – сказал Дикон, щурясь на вход в библиотеку. – Но выслеживать библиотекаршу – это уже слишком.

Я посмотрела на него.

– Таких странных, как соблазнение моего отца?

Его глаза еще сильнее сузились.

– Ладно. Это одна из тех странных вещей, которые ты не захочешь узнать.

От смеха я хрюкнула, словно маленький поросенок. Это была сущая правда.

– Аполлон сказал, что я должна поговорить со здешним библиотекарем, и мне кажется, он имел в виду странную женщину, с которой я как-то столкнулась. Я не видела ее с того дня, и никто из остальных сотрудников не знает, о ком я.

Дикон отбросил со лба прядь волос и, начав подниматься по широкой крутой лестнице, спросил:

– Так как она выглядит?

– Высокая, ростом с Сета, и стройная. У нее очень кудрявые светлые волосы, убранные назад. – Запыхавшись, я сделала паузу. Боже. Несмотря на все тренировки, эти ступеньки ужасно выматывали. – На ней были огромные солнцезащитные очки, и это мне показалось странным, ведь она была в помещении. В любом случае, большую часть ее лица мне разглядеть не удалось.