– Очень страшная личность, – произнес Морти. – Интересно, какие игрушки любят коты?

– Ты серьезно? – удивился Куп.

Морти пожал плечами:

– Зачем заводить врагов, когда можно завести друзей?

Куп задумался.

– Ладно. Прихвати мне одну из этих перьевых штук на веревочке.

– Ох, – умилилась Жизель. – Ты простил ему своего хомячка.

– Никогда.

Если бы деньги возжелали отдохнуть пару недель, расслабиться и подышать свежим воздухом, они бы отправились в Каррвуд, маленькое частное поселение, что раскинулось посреди зеленых холмов северного Лос-Анджелеса. Охраны в Каррвуде было больше, чем в Кремле, а крыс и белок, обнаруженных на территории, не травили, а ловили, упаковывали и отправляли в небольшое, но хорошо укомплектованное сообщество грызунов-пенсионеров за пределами Палм-Спрингс. Сказать, что Каррвуд богат, было все равно что сказать «“Титаник” затонул».

Поселение нарекли в честь его основателя, Джозефа Питни Карра, который сколотил состояние на недвижимости и древесине, но во время сухого закона начал поставлять виски из Мексики. Фактически Каррвуд начался как крошечный «ориенталистский» подпольный бар под названием «Báichī De Pìy@n», что, как заверили Карра, в переводе значит «Будуар Дьявола».

На самом деле это означало «Задница идиота».

Незаконный самогон Карр прятал от местных копов и федеральных агентов в огромной пещере, которую выкопал в склоне холма. А в 1927 году, расчищая землю для нового жилищного проекта, застройщик взорвал небольшую рощицу прямо над пещерой Карра. Расчистилось все от души, поскольку высокооктановый мексиканский джин и бурбон отправили значительную часть инвестиций застройщика в стратосферу. Компания быстро обанкротилась, и Карр начал скупать землю.

Выручку от подпольной продажи спиртного он потратил на строительство первых особняков в так называемом Каррвуде. И не продал ни одного. Разочарованный надувательством в сфере недвижимости, Карр возвел вокруг собственности витиеватый забор и задумался над следующим шагом. К его удивлению, люди тотчас начали стекаться в Каррвуд, ведомые шансом поселиться в столь эксклюзивном месте, что покупателям даже не дозволялось ступить внутрь. Сам того не сознавая, Карр случайно создал первое закрытое поселение в Южной Калифорнии.

А вот потом с заборами он переборщил. К сожалению, ни одна из инвестиций Карра не оправдалась. Его курорт для домашних питомцев в стиле Ривьеры прогорел через год, а огороженный утиный пруд стал полной катастрофой. Люди не могли подобраться к уткам достаточно близко, чтобы подкармливать их крошками, потому бросали через забор буханки хлеба. Почти каждое воскресенье после обеда целые стаи крякв вынимали из воды с контузией или находили прибитыми закваской к берегу. Карр тихонько убрал ограду и вернулся к продаже излишне дорогой недвижимости местным шишкам. До сих пор ни одна утка не садится в Каррвуде. Они могут прилететь и нагадить, но не приземлиться.

В тот день в самом центре Каррвуда, в просторном доме на Вье-Карре-лейн, шесть верных агентов перемен, замышляя революцию, устроили тайное собрание вокруг отделанного мрамором кухонного островка.

Дом принадлежал родителям Хизер и Дилана Баркер. Они и другие заговорщики пили пиво и апельсиновый сок, ожидая, когда экономка Консуэла выйдет во двор навестить садовника.

Дилан проводил ее взглядом и повернулся к сестре:

– Думаешь, они там тискаются?

– Конечно.

– Секси.

– Они женаты, идиот. – Хизер закатила глаза. – И ты бы знал об этом, если бы хоть раз с ними поговорил.

– Я не знаю испанского.

– Они говорят по-английски.

– Хм, – протянул Дилан. – Мне никто не сообщил.

Хизер указала на него банкой местного пива:

– Классовая дискриминация в чистом виде.

– Сказала девчонка с новым «Мерседесом».

– Это гибрид!

– С кожаными сиденьями с подогревом, – подначил брат. – Ты же вегетарианка.

– От виниловых сидений жутко вредные выбросы.

– Не такие вредные, как из твоего большого рта, – пробормотал Дилан.

Хизер швырнула в него пригоршню импортных орешков-васаби, но брат увернулся.

Тайлер, лидер группы, поднял орешек с прилавка и положил обратно в миску:

– Что ж, раз теперь дом чист, может, перейдем к делу? Кажется, Брэд хотел что-то сказать.

Брэд не жил в Каррвуде и находил его одновременно пугающим и ошеломляющим. Брэд водил подержанную «Хонду Цивик», которая была старше большинства его товарищей-революционеров, но не возмущался богатством Хизер и Дилана. Просто для него оно было столь же чуждо, как камни на Луне. Брэд боялся прикасаться к любым предметам и поверхностям в доме, чтобы ненароком не повредить. Даже стакан апельсинового сока стоял нетронутым в добрых двадцати сантиметрах от его руки.

– Речь о нашей последней операции, – начал он. – Здорово, конечно, что мы освободили всех мышей из медлаборатории, но все они выросли в неволе. Помните, как мы пытались их отпустить? Они просто застыли, а потом провожали нас до моего дома. Теперь у меня полная квартира мышей с ушами на спине. Нет, они вполне дружелюбные, но я все время опасаюсь повышать голос и шепчу.

– Ты же в курсе, что уши недееспособны, да? – спросил Уоррен, грузный юноша с бородой, которую и Распутин счел бы излишне буйной.

– Ага, но они меня как будто осуждают.

– Тебе нужно чаще развлекаться, чувак, – подала голос Линда, сидевшая рядом с Диланом.

– Сама бы попробовала устроить свидание в квартире, полной Франкенмышей, – буркнул Брэд.

– У меня в гараже куча светящихся в темноте морских свинок, так что хватит ныть, – произнес Уоррен.

– Я не ною. Мой голос становится высоким от расстройства.

– Это почти точное определение нытья, – заметила Сара, девушка Тайлера.

Хизер ее ненавидела.

– К чему ты ведешь, Брэд? – спросил Тайлер.

– К тому, что, возможно, нам следует пересмотреть наши методы.

– Есть конкретные предложения?

Брэд заерзал на стуле. Он терпеть не мог, когда его ставили в неловкое положение перед Сарой, которая интересовалась им не больше, чем системой работы туалетов в космосе.

– Да. Разве не лучше пока что освобождать, ну, вы поняли, обычных животных? На днях одна из мышей выбралась в коридор, и я подумал, что домовладелица вызовет полицию.

– Повезло, что не вызвала, – сказала Сара.

Брэд мрачно покачал головой:

– Не вызвала, но взбесилась. Орала на меня на каком-то иностранном языке без единой гласной. Затем позвала священника, и тот провел обряд экзорцизма. Теперь коридор перед моей квартирой увешан четками и распятиями. Все в здании считают меня Дракулой. То есть… я ведь даже молочные продукты не ем.

– Ладно. Пока что только обычные животные, – постановил Тайлер.

– Не говори «животные», – поправила Линда. – Они такие же личности, как мы.

– А не слишком путано? – нахмурилась Хизер. – «Освобождать личностей» звучит так, будто я хочу освободить Уоррена.

– Мне и тут неплохо, – откликнулся Уоррен.

– Видишь? Уоррену и на месте круто, – вставил Дилан.

Линда посмотрела в окно на задний двор:

– И все же… Как-то это неправильно.

– Давайте проголосуем, – предложил Тайлер.

Над кухонным островком взмыли руки.

– Предложение принято, – вынес он вердикт. – Отныне животных именуем личностями.

Сара склонила голову набок:

– Тогда Уоррен в пролете. Он точно животное.

– Так и есть, – усмехнулся Уоррен.

Хизер уставилась на идеальные руки Тайлера, потягивающего пиво.

– Вернемся к повестке дня, – продолжил он. – У кого-нибудь есть идеи, каких животных… личностей мы можем освободить?

– Из зоопарка? – предложил Дилан.

Сара вскинула брови:

– Шутишь? Там животные… личности питаются лучше, чем некоторые из нас.

– Но они должны обитать в естественной среде.

– Удачи с перевозкой анаконд на Амазонку, – фыркнул Уоррен. – Когда одна из них тебя проглотит, я помогать не стану.