Куп открыл пачку с новыми батарейками, и Морти, зачерпнув целую кучу, максимально быстро утрамбовал их в задний отсек телевизора и закрыл крышку.
Доктор Лупински вскочил на щупальца. Кот наяривал по экрану дикие круги.
Из динамиков донеслось безумное мяуканье.
«Благодарю. Так гораздо лучше».
– Рад помочь, – отозвался Морти. – Что скажете? Еще что-то будем смотреть?
«Мне хватило. Из ценного тут только Хархуф, парочка погребальных атрибутов и сам саркофаг. Жаль, что нельзя и его забрать».
– О ящике Вулрич не говорил. Ему нужна только мумия, – напомнил Куп. – Чем меньше работы, тем лучше.
Кот припал на передние лапы и задрал голову.
«Я могу сам его нести».
– Он не влезет в фургон.
Морти склонил голову:
– Ну не знаю. Если кое-что сдвинуть…
– Не влезет, – отрезал Куп.
– Ты прав, – распрямился Морти. – Очевидно, не влезет.
«Я бы хотел поучаствовать в ограблении».
– Извините, док, мы как-нибудь сами. Вы тот еще умник, но мошенник ненастоящий. Понимаете?
– Идем отсюда, – проворчал Морти. – Это место навевает на меня уныние.
– И на меня, – согласился Куп.
Остальные поддержали, и группа пошагала на выход, вот только в вестибюле Куп отделился.
– Куп! – зашипела Жизель. – Я тебя больше не прикрываю.
– Я только куплю снежный шар.
– Купишь? Не украдешь?
Он замер и, оглядевшись, достал деньги:
– Тут слишком убого для кражи. Встретимся у фургона.
Куп потратил двадцать семь долларов на снежный шар с фигуркой мумии внутри, которая напоминала не столько Хархуфа, сколько обернутую туалетной бумагой курицу на вертеле. Настроение лишь ухудшилось. Он подумывал выбросить фиговину в мусорку, но вместо этого расплатился за нее, а на выходе спер пачку жвачки. Морти и Жизель были правы. Обчистить эту свалку – их гражданский долг. Это как с полетом на Луну: там не нашлось ни аборигенов, ни озер с лунной водой, зато страна воспрянула духом. Ограбить музей, который словно сам напрашивался, – именно то, в чем они нуждались. В приятной ночке, когда нарушаешь закон и знаешь, что никто и ничто тебе не помешает.
Куп сунул снежный шар под мышку и сорвал обертку с жвачки. Быть может, в конце концов все сложится хорошо.
Фройлих наблюдал, как батарейки отскакивают от саркофага и медленно подкатываются к его левому ботинку. Он огляделся в поисках того, кто мог их уронить, но никого не увидел. Поднял.
«Бочонки. Таких сейчас и не найдешь».
Это было самое интересное происшествие за день.
Оглядевшись еще раз, Фройлих опустил добычу в карман. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь споткнулся и засудил музей, как раз когда выставка на пике успеха. Ну, может, «успех» – это громко сказано, но Хархуф собрал самую большую толпу за последние годы.
«Ни к чему нам тратить новостное время на судебные процессы, пусть лучше вещают об экспонатах».
Вот почему Фройлих так тщательно работал с руководством, чтобы замять случившееся с этим идиотом Гилбертом. К счастью, никто на погрузочной площадке не видел, как он упал в контейнер. И тело даже не успело окоченеть, когда Фройлих переместил его в огромный промышленный компактор вместе со свежим мусором. Мистер Клейн уже вручил ему немного «дискреционной налички» из-под полы, дабы решить проблему. Осталось только позвонить приятелю из транспортной компании, и к концу дня Гилберт окажется на свалке под тонной мусора. Беспокоило Фройлиха только одно…
Ладно, не одно. Он подул на сложенную лодочкой ладонь и принюхался. Охранники болтали, мол, от него несет растворимым кофе, и это замечание так и застряло в голове. Фройлих начал жевать мятную жвачку с ксилитом – должно было помочь, но разницы не ощущалось. Во рту все так же стоял запах застарелого кофейного фильтра из тихуанского борделя. Запах, знакомый Фройлиху, увы, не понаслышке.
Вторым же поводом для беспокойства стала идиотская смерть Гилберта, точнее, то, что она могла быть упущенной возможностью.
Вероятно, музею не стоило ничего скрывать. Наоборот, лучше бы разыграли выпавшие карты. Организовали статью на первой полосе. Может, с намеком на проклятие мумии. Почему нет? Хархуф, конечно, симпатяга, но на него как такового народ бы не собрался. Так что пришлось прибегнуть к услугам мелких пригородных музеев и одолжить у них еще блохастых трупов. Парочку даже у киношников напрокат взяли.
Но выставка, по мнению Фройлиха, все равно проходила так себе, и продажи в сувенирном магазине упали, а не выросли. Возможно, Гилберт был прав, и стоило продвигать Хархуфа как брутальную хэви-метал-мумию. Как он там его назвал? Оззи? Точно. Оззи, метал-мумия. Кто станет следующей жертвой? На этом можно выстроить целую рекламную кампанию. Даже спонсоров найти. И если правлению понравится, то не придется упоминать, что идея принадлежит Гилберту. А если нет, Фройлих выдаст ее за предсмертные слова неудачника. Но если они все же оценят… для него это может многое изменить. Начиная с должности. Фройлих не хотел закончить дни вверх ногами в мусорном баке. Оззи мог бы стать отличным первым шагом прочь от столь паршивой участи. По крайней мере, если никто не пронюхает о подделках.
Глава 7
В долине перевалило за плюс тридцать, но Шериф Уэйн-младший щеголял убийственным нарядом. Белый стетсон, белая же кожаная куртка, жилет, рубашка, штаны и сапоги. В куртку и жилет были вшиты светодиоды, дабы Шериф светился во время ночных съемок. «Отличный эффект, – думал он. – Прямо помесь Электрического Ковбоя и Элвиса. Кому такое не понравится?»
Сегодня снимали днем, и, на его вкус, снимали чертовски долго.
– Начали! – объявил Крис, режиссер.
Шериф Уэйн шагнул к камере:
– Привет! Я Шериф Уэйн-младший, и я избавлю солнечную долину Сан-Фернандо от высоких цен! – Он вынул два шестизарядных револьвера из кобуры на бедрах и пальнул в воздух. – Й-и-и-их-ха-а-а-а-а!
– Снято! – крикнул режиссер, недавний выпускник университета Южной Калифорнии, который отныне грезил не о своей подружке, а о длинном кадре в стиле Кубрика и Скорсезе. У Криса был выходной от съемок порнофильмов, потому он подрабатывал на раскаленной парковке.
– Теперь-то удалось? – спросил Шериф Уэйн.
– Сейчас гляну.
– Ага, глянь.
Шерифу Уэйну уже порядком надоел этот мальчишка с его дурацкими ракурсами и возней со светом. Черт, он даже отказывался пускать в кадр ламу! «Наверняка какой-нибудь гомик – борец за права животных», – решил Шериф. И стрельнув сигарету у одного из звукооператоров, закурил в ожидании приговора.
– Что ж, Шериф Уэйн, – начал Крис. – Тут такое дело…
Шериф выудил один из револьверов и направил его мальчишке в голову:
– Какое дело?
Крис застыл у монитора. Он не боялся обмочиться, ибо пропотел так, что жидкости в теле не осталось. Но если бы он умер сейчас, то его единственными достижениями в кинематографе стали бы приз за второе место на школьном конкурсе короткометражек и звание главного фотографа при тако-грузовике команды поддержки.
Крис поднял руки:
– Пожалуйста…
Шериф Уэйн улыбнулся и убрал револьвер в кобуру:
– Не будь ослом, сынок. Это фальшивка. Думаешь, страховая компания позволила бы мне тут бегать с заряженным оружием? Черт, да я бы перестрелял половину клиентов. А теперь сообщи-ка мне хорошие новости.
На записи лоб Шерифа Уэйна блестел от пота, вид на стоянку со сверкающими подержанными машинами испортила тень от самолета, а на последней минуте бродячая псина обгадила «Приус». Но Крис знал, что все это можно исправить с помощью пива и компьютера.
– Смотрится шикарно, Шериф! – заверил он и показал большой палец.
