Из воды вышла жизнь на Земле, и она всегда помнит об этом.

Вцепившись одной рукой в спину мальчишки так, что тому, скорее всего, больно — хотя он никогда не признается в этом — он торопливо пробирается между ягодиц и нащупывает вожделенный вход. Они занимались любовью совсем недавно, поэтому особой подготовки не требуется.

Питер горячий, упругий и жаждущий. Настолько горячий, что вода кажется почти прохладной, и от этого контраста Тони окончательно вышибает мозги.

Он приподнимает Питера повыше и резко насаживает на свой член. Тот вздрагивает, закусывает губу, но лишь плотнее обхватывает его за шею и прижимается всем мелко дрожащим телом.

В затуманенном мозгу мелькают обрывки воспоминаний, что он вроде бы обещал быть нежным, но первый стон Питера и нетерпеливое движение навстречу стирают все мысли к черту.

Потому что с этой минуты для него не существует мира, долга, обязательств, морали, Вселенной — ничего. Существует только Питер и его горячее, нуждающееся в Тони тело.

Питер — и есть его мораль.

Так просто и однозначно.

Он двигается очень резко, дергано и знает, что надолго его не хватит. Но какое это имеет значение, когда его мальчик в его руках тянет, почти плачет, его имя, когда вжимается так, что горячий член Питера между ними кажется тверже камня и Тони от этого почти больно, когда с силой кусает его за ухо и похоже потечет кровь…

Все вокруг теряет четкость, словно подергивается дымкой, становится размытым, неясным. Его качает на волнах, блики лунного света на воде и на коже Питера изгибаются в священной пляске шаманов. Он перестает понимать, где он, кто он, его словно несет по просторам бесконечной реки, возносит к небесам, и он парит среди облаков.

И только тяжелое дыхание над ухом, только судорожно сжавшиеся пальцы на его загривке, только волшебное, неповторимое, пылающее тело, так невозможно правильно стискивающее его плоть, не дают ему потеряться в пространстве. И он понимает — никогда не дадут.

Он двигается еще быстрее, хотя казалось, что это уже невозможно. Толчки становятся совершенно хаотичными, и Питеру, уже не стонущему, а хрипящему, наверняка, больно, но Тони не может остановиться.

Туда... Внутрь… Глубже... Сильнее…

Чтобы доказать. Чтобы понять. Чтобы поверить.

Что они живы.

И словно слыша его мысли, Питер запрокидывает голову, весь сжимается, превращаясь в камень, и Тони, даже сквозь свое марево, ощущает, как горячей жидкостью обожгло между ними. А в следующий миг стонет в голос от того, как жжет шею дыхание, с шумом вырывающееся из прижатых к ней приоткрытых губ, и как сдавливают его член неистово пульсирующие стенки.

Этого слишком много, это слишком невыносимо, это слишком невозможно…

Перед его глазами ликующе рассыпаются мириады звезд.

И он доказывает. Он понимает. Он верит.

Они живы.

Они.

Живы.

====== Расскажи мне (часть 1) ======

Комментарий к Расскажи мне (часть 1) Не люблю делить драбблы, но что-то текст вышел настолько большим, что пришлось.

Текст банален и не содержит ничего оригинального, но он очень нужен мне самой, чтобы завершить паззл и закрыть для себя эту историю с Эндгеймом раз и навсегда. Мне нужно понять, как Питер вернул Тони. А в том, что вернул, у меня нет никаких сомнений.

И еще. В моем хэдканоне у Тони нет никакой жены и тем более дочки. Нахуй.

За огромным, во всю стену, окном воцаряется поздний вечер, когда Тони, наконец, решает сделать перерыв и оторваться от работы. Принципиально новая модель двигателя квинджета так захватила его, что он, как в лучшие времена, совершенно выпал из реальности и унесся в мир нанотехнологий, интегральных уравнений и сопротивления полимерных материалов.

Поколебавшись пару секунд, он все же приходит к выводу, что не мешало бы спуститься до кухни и перекусить хотя бы парочкой бутербродов, а заодно поболтать с Питером. Кстати, о Питере… До него только сейчас доходит, что он весь день не видел его и не слышал. Нет, он знает, что парнишка готовится к экзаменам, но чтобы вот так, безвылазно, весь день? Ему это определенно не нравится.

— Пятница, — зовет он, торопливо сворачивая голографические окна, оттирая руки от масла и направляясь к выходу, — попроси Питера составить мне компанию на кухне. Можешь даже пообещать, что я разрешу съесть лишний кусок торта, или так и быть, два.

— Питера нет дома, — неожиданно отвечает Пятница, — он ушел рано утром и с тех пор не возвращался.

Тони останавливается так резко, словно с размаху налетел на Халка, как минимум.

— Что? — ошарашенно выпаливает он, чувствуя, как где-то за ребрами моментально вспыхивает взрывающий нервы к чертям сигнал тревоги. — И ничего не говорил о своих планах?

— Нет, сэр.

Приятные мечты о кружке дымящегося кофе и сытных бутербродах вмиг разлетаются на колючие осколки. Против беспокойства Тони о Питере у них нет никаких шансов.

— Покажи Питера, — резко рычит он.

— Мистер Старк… — она тянет предостерегающе.

— Я. Сказал. Покажи. Питера, — голос негромкий, но угроза в нем настолько явная и подавляющая, что та замолкает, подчиняясь.

Ему яснее ясного, что она имеет в виду и чем недовольна. Конечно же, это — беспардонное вмешательство в личное пространство Пита, которого Тони обещал никогда не совершать. В общем, где-то он с ней даже согласен, но…

После того, как этот многолетний кошмар под названием Война Бесконечности все-таки закончился (хотя Тони до сих пор боится проснуться и понять, что на самом деле не закончится никогда, а все это — лишь сон), после долгих споров и пререканий он все же смог уговорить мальчишку на то, что в его костюме и телефоне всегда будет жучок. Питер бесился, объяснял, настаивал, просил, но Тони был непреклонен.

Да, он понимал, насколько это глупо по отношению к парню, который в прямом смысле вытащил его с того света, и что, наверно, тот может постоять за себя, как минимум, не хуже. Но иначе он не мог.

Он должен всегда знать, где Питер. Потому что никогда не получится вычеркнуть из памяти страшные пять лет, когда маячок с коротким названием «ПП» смотрел на него мертвым черным глазом.

Удалось договориться на том, что Тони никогда не будет подглядывать за Питером, лишь в случае необходимости будет знать, где тот находится. Справедливости ради, до сего дня и эта функция оставалась ни разу не задействованной: Питер был рядом почти всегда. А если и не рядом, то Тони точно знал, где он. Честно говоря, Тони вообще был уверен, что мальчишка при желании мог бы отключить все жучки за несколько минут. И то, что он этого не делал, наполняло его сердце какой-то щемящей теплотой и благодарностью.

Но кажется, пришло время ими воспользоваться.

Пятница разворачивает перед ним голограмму, и он, не сдержавшись, шумно выдыхает, чувствуя, как замолкает мучительно надрывающаяся сирена в груди.

Питер сидит на вершине очередного небоскреба, притянув колено одной ноги к груди, а второй беспечно болтая в воздухе, на высоте более двухсот метров над землей, и неподвижно смотрит на почти спрятавшееся светило.

Ситуация довольно обыденная, мальчик жив-здоров (иначе Пятница первым делом доложила бы о нарушении жизненных функций), просто сидит, просто смотрит… Так отчего же Тони так не по себе от этой, на первый взгляд, мирной картины?

— Что-то не так, Пятница? Чего я упустил?

Он почти не ждет ответа, произнося это просто, чтобы не молчать, и потому ответ его прибивает к земле не хуже молота Тора.

— Рискну предположить, что Питер находится в несколько стрессовом состоянии из-за того, что сегодня вторая годовщина Второй Битвы с Таносом, сэр.

Тони отлично помнит эти неповторимые чувства, когда щит Кэпа врезается в грудь. Так вот, сейчас ощущения, как минимум, не хуже. Ему хочется в прямом смысле слова согнуться от боли, рванувшей гранату где-то в животе, когда он понимает, что именно кроется за дипломатичными словами Пятницы.

«Вторая годовщина того дня, когда вы скончались практически на руках Питера Паркера, сэр».