Судя по невнятным звукам, Тони слез со стола, тяжело пересек комнату и с шумом опустился в кресло.

— Ты же знаешь, что я, кажется, того… — он громко вздохнул, явно не горя желанием продолжать, но пересилил себя: — Кажется, люблю тебя. Знаешь, правда же, Пит? А то, видишь ли, — он напряженно попытался изобразить смех, — при мысли, что ты так и не успел этого понять, мне что-то совсем не по себе. Я же каждый раз слышал, как ты это тихонько шептал по утрам, думая, что я сплю. И так хотелось ответить то же самое, но какая-то дурь не давала все время. Я вот сейчас думаю, что, наверно, просто боялся, что потом ты в меня как вцепишься, так уже и не отодрать. А я, при всей моей охуенности, увы, совсем не то, что нужно юному, чистому и совершенно невинному душой супергерою. И вот я слушал, как ты мне про любовь шепчешь, а сам зубы стискивал и твердил себе: «Заткнись, придурок, и не порти мальчику жизнь. Если еще и так не до конца испортил».

Питер не мог не вспомнить это. Да, не раз и не два, он просыпался раньше Тони, долго-долго лежал, не сводя с него глаз, умирая от льющейся потоком нежности, впечатывая себе в память каждую черточку. И, конечно, не мог удержаться от того, чтобы, еле-еле касаясь дрожащими пальцами колючей щеки, не прошептать те самые пресловутые три слова. И ему даже не нужно было слышать их в ответ. Его любви, от полноты которой в горле стоял ком, а за ресницами предательски клубились слезы, однозначно хватало на них обоих. И хватило бы еще на десять таких же Тони и Питеров. Как минимум.

А выходит, что Тони чувствовал то же самое. Да как же это?! И как он тогда вынес эти пять лет, даже не зная, получится ли вернуть ушедших?! Когда день за днем они сворачивали горы, чтобы найти выход, но вновь и вновь терпели поражение.

Он вдруг словно наяву увидел Тони. Такого одинокого на этой огромной пустой Базе, похудевшего, поседевшего, небритого, взлохмаченного, хлещущего виски и говорящего, говорящего, говорящего… Не с человеком, с пустотой. Ибо больше ничего у него тогда не осталось.

И Питер думал, что ему было больно, когда он рассыпался?! Ха! Если тогда была боль, то как назвать то, что он испытывает сейчас?!

— И вот поэтому я тебя обязательно верну, Питти. Чтобы сказать это, чтобы ты услышал. Чтобы знал. Потому что ты этого заслуживаешь больше, чем кто бы то ни было в нашем гребаном мирке.

Все. Это было больше, чем Питер мог вынести. Прорвавшиеся на свободу слезы потекли тихо и почти умиротворенно. В конце концов, каждый находит свой метод выжить, и этот — далеко не худший.

— Ладно, — после некоторого молчания слишком бодро, чтобы это могло казаться правдоподобным, заявил Тони, — будем считать, что задание Пятницы я выполнил, в роль анонимного алкоголика успешно вжился, сеанс психоанализа сам себе провел, и больше она не будет меня третировать. Все, хватит этого соплежуйства, времени и без того нет, а я тут…

Голос быстро затихал, очевидно, Тони направлялся к выходу, и последнее, что Питер услышал, было:

— Шантажистка, удали к чертям эту хрень, не хватало еще чтобы…

— Почему не удалила? — глядя в пустоту, совершенно ровным — все эмоции после пережитого казались мелкими и ничтожными — голосом спросил Питер.

— Мистер Старк не конкретизировал задание. Я не могу удалять никакие файлы, пока не буду уверена, что речь идет именно о них. Файла под названием «эта хрень» в моей базе нет.

Все, на что хватило Питера, слабо усмехнуться краешком губ. В очередной раз приходилось убедиться, что Тони определенно что-то намудрил с паттернами ее поведения. Он помедлил и все же высказал то, на что обратил внимание сразу:

— И ты меня не остановила, пока я с паролем воевал, а ведь могла… Почему?

Повисшая пауза даже Питера, погрязшего в своих переживаниях, заставила недоуменно поднять голову.

— Эй, Пятница…

— Мистер Старк не оставил никаких указаний по поводу того, что ты не можешь прослушивать этот файл, Питер. И, как ты верно заметил, у тебя есть полный доступ. В свете этого не вижу оснований, почему бы мне запретить тебе его прослушивание.

Она не сказала ничего, но по сути сказала все.

Питер в последний раз сглотнул слезы, неловко вытер их рукавом, невольно думая, как же по-детски это выглядит, и скомканно прошептал:

— Спасибо, Пятница. Спасибо…

И снова наглухо замолчал.

Он просидел бы так, наверно, еще очень долго, если бы Пятница голосом, почему-то показавшимся ему непривычно мягким, не сообщила, что Мстители возвращаются и не позднее чем через восемь минут будут дома.

На то, чтобы прийти в себя, слететь с кресла, быстренько вырубить комп и постараться по максимуму замести следы преступления, у него ушло минуты четыре-пять. После чего он опрометью бросился в комнату Тони встречать его там. Он понимал, что это будет выглядеть так, словно он обиделся, потому что в другой раз, конечно, встречал бы всех Мстителей в гостиной или даже на крыше, куда он выполз в прошлый раз на костылях — неприятном последствии недавнего перелома. Но сейчас он просто не мог заставить себя мило улыбаться им всем и делать вид, что ничего не изменилось. Изменилось все.

И пусть Тони тоже решит, что Питер совершенно по-детски решил повыкобениваться, это не страшно — он его очень быстро переубедит. Лишь бы вернулся скорее, лишь бы обнять, лишь бы услышать стук сердца… А там Питер уже поймет, что ему делать с тем, что он сегодня узнал.

Голоса Стива и Наташи, весело перебрасывающихся колкостями, замолкли в отдалении, грузно протопал Тор, а Питер, обхвативший себя обеими руками за плечи — было удивительно зябко, — все больше и больше начинал паниковать.

А вдруг что-то случилось, а вдруг Тони пострадал, а вдруг он вообще не вернулся?! А как же тогда — «твое место в моей жизни», а как тогда — «ты этого заслуживаешь больше, чем кто бы то ни было в нашем гребаном мирке»?! Ведь это ж правда — место Питера рядом с Тони, где бы он ни был, на базе, в Конгрессе, за пределами Солнечной системы, в полном дерьме. Он пошел бы за Тони не глядя куда угодно и раньше, но сейчас, после услышанного… Господи, да он поползет за ним, если нужно, зубами в землю вцепится и поползет! Потому что Тони тоже заслуживает этого больше, чем кто бы то ни было в этом гребаном мирке.

И в тот момент, когда он накрутил себя настолько, что почти решился выскочить за дверь и накинуться на вернувшихся героев с расспросами, дверь плавно отъехала в сторону, и на ходу расстегивая комбинезон, вошел Тони.

Питер сам не понимал, как тому удалось устоять, когда он со всей мутировавшей дури накинулся на него и повис на шее, уткнувшись носом в грудь и еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать во весь голос.

Совершенно сбитый с толку таким натиском Тони лишь сдавленно хмыкнул и мягко обнял его, чмокнув в висок.

— Пит… — наконец, тихонько позвал он, успокаивающе поглаживая его по спине. — Эй, Пит, ты чего? Я-то решил, что ты дуешься, а ты меня прямо-таки удивляешь.

Тот не отозвался, но предательски подрагивающие плечи навевали нехорошие подозрения.

— Что случилось, Питер? — заметно изменившимся голосом спросил Тони и попытался оторвать его от себя, чтобы взглянуть в лицо, но против намертво вцепившегося Паука у него не было шансов.

— Пятница, что происходит? — сквозь зубы процедил он. — Что стряслось, пока нас не было?!

— Ничего экстраординарного, мистер Старк, — спокойно ответила та. — Питер был в мастерской, изучал информацию. Посторонних на базе не зафиксировано. Здоровью Питера не причинено никакого вреда, угрозы его физическому или психическому состоянию отсутствуют.

— Тогда что за обнимашки, от которых я вот-вот задохнусь? — вновь обратился он к Питеру уже более спокойным голосом.

— Просто… — шмыгнул носом тот, понимая, что как-то все же придется выкручиваться, и импровизируя на ходу. — Просто мне вдруг показалось, что с вами что-то случилось там, в Калифорнии. Как будто паучье чутье подсказало, так страшно стало, сам не знаю, что на меня нашло. Но я… — он невольно еще раз всхлипнул, — я так испугался…