Питер так ощутимо замирает, что Тони испытывает нестерпимое желание его потрясти. Просто убедиться, что Паучок не склеил свои паучьи лапки от шока.
— Эй, ты живой? — наконец не выдерживает он. — Я не собираюсь становиться вдовцом, так и не став мужем.
Молчание Питера настолько долгое и настолько выразительное, что Тони невольно начинает чувствовать себя юнцом, впервые пригласившим приглянувшуюся девушку на свидание и до трясучки боящимся ответа. Любого, причем.
— Так вы не шутили?
Дар речи наконец возвращается к Питеру, пусть и не в полном объеме: голос неузнаваемо высокий и дрожащий. Настолько, что Тони, губы которого против воли расплываются в улыбке, не может не вспомнить, как тот обиженно жаловался, что его обзывали девчачьим.
— Ты всерьез предполагаешь, что я могу шутить такими вещами?
Питер все еще ежится где-то внутри рук Тони, поэтому тот всем телом чувствует, как мальчик яростно мотает головой.
— Но зачем вам это? Если уж говорить серьезно?
Он, наконец, выбирается из надежного укрытия, укладывается на свою подушку щекой, обхватив ее обеими руками, и сумрачно поблескивающими глазами впивается в лицо Тони.
— Да хотя бы затем, чтобы весь мир знал, что ты — мой!
— А вы — мой! — ответ следует немедленно.
— И я — твой, конечно.
— Но вообще-то… — Питер немного запинается, — все и так уже знают. Мои друзья, Мстители, тетя Мэй…
Тони громко фыркает при одном воспоминании, как орала Мэй, узнав всю правду про них. Честное слово, до сих пор мороз по коже. Тони точно знает: если бы Мэй была с ними тогда на Титане, от Таноса бы остался один шлем.
— Это не весь мир, — резонно замечает он, — а я хочу, чтобы больше не нужно было ни от кого прятаться. Чтобы везде появляться вместе и держаться за руки на той самой гребаной церемонии «Оскар». Который мы получим за сценарий о нашей жизни, причем тут и придумывать ничего не придется.
— «Оскар» — это, конечно, аргумент, — тянет растерянно и одновременно задумчиво мальчишка.
Он все еще совершенно точно не понимает, что отвечать. И Тони шумно выдыхает и решает кинуться в бой с открытым забралом. Сейчас можно. И нужно.
— А еще хочу, чтобы ты всегда был со мной, как бы эгоистично это ни звучало. Просыпаться каждое утро рядом и ворчать, что ты снова стащил все одеяло и какой ты на хрен паук после этого, раз не можешь обойтись одной паутиной. Кормить бутербродами с руки и отдергивать пальцы, когда ты, мелкий паразит, пытаешься кусаться. Учить завязывать галстук и прививать хороший вкус в одежде, ибо твои безразмерные толстовки делают мне больно. Орать, когда лезешь в пекло на миссии, и смотреть в окно медблока, как зашивают очередную рану. Воровать твои блестящие идеи в механике и нагло выдавать их за свои… ну ладно, за наши общие… Господи, вроде я не пил сегодня вообще, что ж меня так понесло?
— Может, именно потому, что не пил?
Тони слышит, что Питер пытается шутить и вообще сохранять невозмутимый вид, но его голос уже слишком подозрительно подрагивает, и это окончательно все решает.
— И вообще хочу прожить всю жизнь рядом с тобой, Питер Бенджамин Паркер. И может быть, ради тебя я даже придумаю сыворотку долголетия, чтобы не оставлять тебя одного.
— Может, бессмертия? — уже почти хлюпает носом Питер.
— Нет, надоест, — привычно скептичен Тони. — Мне-то все это вообще не нужно. Но ты же, оставшись один, скучать будешь, так что я подожду, пока тебе тоже не исполнится лет этак сто пятьдесят, а потом уже можно обоим на покой. Тебе не кажется, что это просто идеальное воплощение «долго, счастливо и в один день»?
— И для этого точно нужно жениться? — недоверчиво приподнимает голову Питер.
— Совершенно точно, — уверенно кивает Тони. — Необходимое условие, стимулирующее мою гениальность.
Питер подползает ближе, легонько подталкивает его так, чтоб тот откинулся на спину и устраивает подбородок на груди, оперевшись им на сложенные кулачки.
— Значит, у меня нет выбора, — шелестит он. — Я же не могу не поспособствовать такому открытию, это будет преступлением против человечества.
Ладони Тони медленно ложатся на торчащие лопатки, тихо гладят их и еле заметно сжимают.
«Моя любовь к тебе — преступление против человечества, — горячим всполохом взрывается в мозгу Тони. — Супергерои должны любить весь мир, а я готов своими руками уничтожить его ради тебя».
— Вот и отлично, решено! — отвечает он вслух. — Осталось самое сложное.
Он выжидает драматическую паузу, тягостно молчит, в глубине души забавляясь тем, как настороженно вскидывается и буравит его взглядом разомлевший до этого мальчишка, и наносит удар:
— Определить, кто расскажет обо всем Мэй.
“Долби” – театр в Лос-Анджелесе, открывшийся 9 ноября 2001 года и с тех пор ставший постоянной ареной проведения церемонии вручения премии «Оскар».
====== Идеи Тони Старка ======
Комментарий к Идеи Тони Старка Что-то устала от ангстовых макси, захотелось вот такого совершенно оголтелого флаффа))
И да, я люблю свадьбы!!!
Вот уже добрых десять минут Тони безрезультатно пытается разобраться в присланных ему чертежах не то ядерного реактора, не то кофеварки, никак не может сосредоточиться на этом занятии и оттого все сильнее раздражается. Нетрудно догадаться, что после этого задача сосредоточиться становится уже практически невыполнимой. Замкнутый круг, чтоб его.
Причина его раздражения валяется на желтом диване — между прочим, притащенном сюда именно по его просьбе, ведь «Ну, Тони, ну как ты не видишь, тут просто необходимо яркое пятно!». Нагло закинул ноги на спинку и весело болтает по телефону, то и дело прыская и переходя на неразборчивую трескотню. Точнее, не совсем так — причина, конечно, болтает по телефону, но не с этой стороны трубки, а с той. Она имеет уйму совершенно невозможных кудряшек, подозрительный взгляд исподлобья, острый язык и имя Мишель Джонс.
Тони мрачно думает, что, если бы Питер узнал, что Тони, как желторотый сопляк, ревнует его к подруге, которая ему почти как сестра, то ржал бы полдня минимум. Но ничего не может с собой поделать: Питера он готов ревновать ко всему свету. Потому что свет огромный, жадный и беспринципный, а Питер, такой чудесный Питер — на весь свет один-единственный!
Тони намерен показать этому свету смачный и нахальный «фак».
***
— Между прочим, мне сегодня снился очень странный сон, — ненароком сообщает он во время обеда, роясь в вазе с фруктами и выискивая самый спелый персик.
— М-м? — невнятно обозначает свое присутствие Питер, не отрываясь от книги, в которую, кажется, дай ему волю, вообще бы с головой забрался.
Тони вытягивает шею, чтобы увидеть обложку. «Курс линейной алгебры» Винберга. Кто бы сомневался…
— Ты ужасен, — громко сообщает он ему и возмущенно вгрызается в ни в чем не повинный персик.
— Что? — наконец непонимающе смотрит Питер, явно не слышавший ни слова из сказанного. — Ты о чем?
Ну хотя бы отвлекся… Тони гордо засчитывает с трудом выцарапанный балл в свою копилку.
— Я говорю, что мне снился очень странный сон. Вокруг меня летали белые платья. Много-много белых платьев. А еще красивые, перевязанные белыми ленточками букеты. Эти негодяи старательно колотили меня по голове — не иначе как приняли мою черепную коробку за барабанную установку. Я вот теперь думаю, к чему бы это…
Питер розовеет, принимается нещадно грызть губу и смотрит, слегка наклонив голову, так внимательно, что Тони празднует окончательную победу над вмиг позабытой алгеброй.
— Ты опять про это?
— Питер… — вздыхает Тони и машинально начинает барабанить по столу. — Ты никак не хочешь понять, что я совершенно серьезен. Мы далеко не первый раз поднимаем этот вопрос, ты вроде бы каждый раз соглашаешься, но снова и снова делаешь вот это лицо Бемби, которому сообщили, что сегодня он читает лекцию в Кембридже.
Питер отворачивается, мелко подрагивающими пальцами принимается долго и методично укладывать ложки на столе в некоем лишь ему одному ведомом порядке, затем, видимо, не удовлетворившись результатом, начинает складывать их в иной последовательности.
