И теперь она не может думать об этой сказке без боли.

Геллерт Гриндевальд понимает Куинни как никто другой.

Куинни поворачивается на другой бок, пытаясь заблокировать сознание от внешних сигналов.

Они с Гриндевальдом в чём-то даже похожи. И эта мысль больше её не пугает.

***

В Нурменгарде любят штрудели. Куинни видит их на обеденном столе каждый день. Не сказать, что ей не нравится. На самом деле, она штрудели очень любит – просто, на самом деле, искренне скучает по домашним булочкам. Она бы даже готовила сама, но в роскошном поместье есть для неё дела посерьёзнее.

К счастью или к сожалению – не важно.

Гриндевальд редко объявляется на завтрак лично – но в этот раз оказывается за одним столом с Куинни и до сих пор не разобравшемся в себе Криденсом. Тот несмело поднимает голову, смотрит ей в глаза и тут же отводит взгляд – будто бы это может сокрыть его мысли. Но они слишком громкие, и Куинни слышит его обеспокоенные надежды. «Если не смотреть ей в глаза, ей будет сложнее меня услышать», — думает он. А ещё он думает о том, что всё это похоже на сказку.

То, как великодушный волшебник Геллерт Гриндевальд взял их под своё крыло. Интересно – он ведь тоже это слышит? Слушает ли он вообще их мысли – или оставляет сознания союзников неприкосновенными? Куинни пока не научилась окклюменции, хотя способности у неё, безусловно, есть – так он ей говорит.

Скрывать от Гриндевальда ей нечего. А вот у него самого полным-полно тайн. Но Куинни не сомневается в своём решении пойти за ним – не теперь. Не после увиденного этой ночью.

У Криденса в голове крутятся мысли про газету. Только после этого Куинни замечает, что почти что у неё под носом лежит свежее издание с огромной фотографией Геллерта на всю первую страницу. И заголовок «Установлено точное число погибших при инциденте в Париже».

Куинни кривится – незаметно для себя. Но заметно для окружающих.

— Это их выбор, — просто пожимает плечами Гриндевальд, прослеживая её взгляд – или мысли. Хотя, конечно, лучше взгляд. Так спокойнее.

— Стольких жертв можно было бы избежать, — отрешённо говорит Криденс, протягивая руку к газете. Геллерт тут же мягко перехватывает его запястье.

— Не я их убил, — он строго смотрит Криденсу прямо в глаза – и возразить ему также нечего.

Криденс всё ещё мечется между желанием сжечь всё дотла и желанием спрятаться ото всех подальше. Он сам не знает, чего хочет – в отличие от Куинни. У него, конечно, есть цель – просто он не готов её достигнуть. И все это прекрасно понимают.

Но решаться нужно. Необходимо начать действовать – иначе их дело обречено.

«Это всё похоже на какую-то жуткую волшебную сказку», — снова думает Криденс.

— Не такую жуткую, как любая маггловская, — тихо говорит Куинни, дружески ему улыбаясь. Мир волшебников иной. Особенно – для Криденса. У него слегка округляются глаза от удивления – всё-таки прочитала. Его застали врасплох. – Прости.

Куинни мило улыбается, но Криденса это не успокаивает. Хотя, конечно, в нём разбужен не дюжий интерес.

— У волшебников есть свои сказки?

— Конечно есть, милый. «Мохнатое сердце чародея», «Фонтан Феи Фортуны»… Сказка о Трёх Братьях, — перечисляет Куинни, загибая пальцы. Геллерт вдруг резко вскидывает голову.

— Но, если волшебство реально… Зачем вам сказки? – интересуется Криденс.

— Даже у волшебников сказки – украшение реальности, а не её отражение. Хотя некоторые верят, что они правдивы, — Куинни пожимает плечами, умалчивая о том, что некоторая магия названа сказочной потому, что находится за гранью возможностей волшебников.

— Податливым умам внушить можно что угодно, — мягко говорит Гриндевальд. – Но, между тем, это всё ещё сказки.

Куинни пристально смотрит на него.

— Хотя кто сказал, что мы не можем воплотить их в реальность?

Ни Куинни Голдштейн, ни Геллерт Гриндевальд в сказки не верили – до поры до времени. Только теперь всё по-другому. И мир можно изменить.

По крайней мере, они готовы на это.