Девушка поняла, что это точно её отец. Конечно, она представляла их встречу иначе, но в тот момент она в самом деле чувствовала себя счастливой.

— Ага! Хорошо, что ты хоть помнишь имя любимой доченьки, — она улеглась в гробу и закинула ногу на ногу, в то время, когда Гробовщик офигевал от происходящего. Конечно, если к тебе придёт твоя дочь, которая, десять лет, чёрт знает где шлялась, а потом свалилась тебе как снег на голову, то ты и не так офигеешь!

— Ох, надо же, моя «любимая доченька» вернулась, как интересно, — протянул он. — И где же моя «любимая доченька» была?

— Ой, пап, не сердись! Подумаешь, к ужину опоздала…

— Опоздала на ДЕСЯТЬ ЛЕТ! Мы думали, что ты пропала! Где ты вообще была? – он был в таком шоке, что не понимал, ему нужно радоваться или орать на Софину.

— А, я жила в приёмной семье. Люди они так себе, но они хотя-бы не капали мне на мозг своими «будь жнецом!», «будь демоном!». Достали, блин! — Софина насупилась и повернулась на бок, уткнувшись лицом в стенку гроба.

Воцарилось неловкое молчание. Настолько неловкое молчание, что Софина решила сказать хоть что-то, чтобы его нарушить.

— А что сегодня на обед? — и тут же поняла, что лучше бы она промолчала. Но это же Софина, если она попадёт в неловкое положение, то сделает так, чтобы неловко стало остальным. — Лично я предпочитаю духовную пищу. Людских душонок не найдётся?

— Чего? — Гробовщику не стало неловко, он скорее удивился.

— Ну, я ведь демон на половину! Люблю кушать человеческие души! Убиваю человечка, достаю душу косой и съедаю её. Души — это чудесно. Но особое удовольствие мне доставляет разделывать мясо! Как забавно вонзать косу в плоть снова и снова, когда жертва кричит и молит о пощаде! — щёки девушки возбуждённо покраснели и она зажмурилась, представляя, как она убивает человека.

— Подожди. Я слышал о существе, которое ворует души и портит жнецам работу. Выходит, это ты? — удивление сменилось недовольством.

— Ага. И из-за этого у меня проблемы со жнецами. Это они меня так отделали. Но потом, я им задала жару! — говорила она, захлёбываясь в хохоте, — ох и перепугались они, когда я… ой, не могу! — она засмеялась, и тут же остановилась, из-за рёбер, которые начинали гореть от каждого неверного телодвижения, – так вот, я слышала, ты типа крутой, можно я у тебя посижу пару дней, раны залижу, так сказать?

— Надо же, а ты вся в меня… Я тоже люблю экспериментировать с душами…- как-то грустно сказал он.

— Экспериментировать? Да, это забавно, но лучше их есть. У всех душ разные вкусы. Особенно чудесны души невинных. Такие нежные…

«А она так похожа на мать…»

— Ох, но самые чудесные души — это… — она продолжала возбуждённо лепетать, облизываясь, — души невинных, что пытались опорочить. Невероятное сочетание. Я бы хотела такую душонку, вместо торта на день… — неожиданно Софина встрепенулась, как испуганный воробей и вскрикнула. — Ой! Да у меня же завтра день рождения! Чёрт, из-за этой Лотти и её безумных идей я совсем забыла об этом! — она начала носиться, запинаясь о собственные ноги, и причитать. — Так, я должна выглядеть безупречно! Где моё платье? Нужно столько всего сделать! Так, постойте… — внезапно она осознала, что вся её одежда осталась в поместье.

Девушка села на крышку гроба и сосредоточенно уставилась в пол, думая, что ей делать. Переться до поместья прямо сейчас было лень, да и потом её ноги просто адски ныли и идти в такую даль не стоило. Да и потом, жнецы наверняка прознали, что она живёт в поместье Фантомхайв, и лучше бы ей туда не заявляться.

Вдруг, крышка гроба, на которой она сидела, резко подскочила, будто кто-то, кто лежал в гробу, сильно ударил по ней ногой.

— Ой, мама! — Софина слетела с гроба, упав на пол. — Это что было?!

— Да, не обращай внимания, это просто крышка кривая вышла, шатается, вот и громыхает, — затараторил жнец, подбежав к дочери и помогая ей подняться.

— Кстати, почему ты открыл похоронное бюро? Не помню, в детстве я вроде не спрашивала,— спросила она, отряхиваясь от пыли.

— Просто, мне всегда было интересно, что происходит после «конца». Жнец забирает душу, а тело… Можно ли как-то воскресить умершего? Я уже пытался сделать это, но вместо людей появлялись бездушные куклы. Вот я и думаю, как вернуть мёртвому душу… Ну сейчас моё агентство на время закрылось. Теперь я занимаюсь кое чем другим...

- Чем?

- Да не бери в голову, так, ерунда. Ты сама то чем занимаешься? Кем хочешь стать в будущем?

«Он что-то от меня скрывает. Очень уж подозрительно это всё выглядит. «Кривая» крышка… Ещё «ерунда» какая-то»

— Хочу стать художником или открыть своё казино, — Софина отвечала так, будто она ничего не заподозрила.

— А почему художником? — Гробовщик тоже говорил так, будто ничего подозрительного не произошло.

— Ну, мне просто нравится создавать на бумаге то, чего нет. Да и потом, это отличный способ выразить свои чувства и мечты. Могу что-нибудь нарисовать. Бумага, ручка есть? — Софина схватила какой-то альбом, лежащий на столе, перо с чернильницей и принялась творить «шедевр».

Взмахи пера отдавались на бумаге лёгкими штрихами. Плавные линии сменялись грубыми узорами, а иногда и вовсе пропадали, скрываемые чёрными чернилами. Из фигур вскоре начали появляться чёткие очертания и силуэты.

— Готово! — Софина поставила на рисунке свою подпись.

На бумаге красовался чёрный ворон. Он смотрелся величаво и гордо и затмевал деревья и пейзажи на заднем плане.

— Хм… Красиво. Очень даже ничего, — похвалил Гробовщик свою дочь.

— Спасибо, я старалась, — она сделала скромное лицо, хотя сама просто млела в лучах гордыни. В её голове кружились мысли вроде: «О, да, я чудесно рисую, а вы так можете? Нет? Ну, значит давайте, говорите, какой я прекрасный художник!». Хотя рисунок был далеко не идеальным, — я обожаю воронов. Они такие… Грациозные и величественные… Прямо как он… — Софина влюбленно вздохнула.

— Он?

— Да, я недавно встретила одного милого демона… Он такой… такой… его улыбка так мила, что не сразу замечаешь эту надменность, что таится в его взгляде. Жестокий, не знающий пощады, ах, как можно быть ещё прекраснее?! Когда я увидела его, я поняла, что я должна жить! Жить ради того, чтобы его любить, чтобы его добиться, чтобы быть с ним… Мой чернокрылый ворон… я обязательно сделаю его своим…

— Надо же… я помню, ты говорила, что любовь — это для ванильных радужных девочек… а ты не такая, — хихикнул жнец.

— Ой, мне тогда лет пять было! Я много чего наговорить могла.

Софина вновь начала скакать по комнате, танцевать, обнимаясь с рисунком и что-то напевать. Танцевала она неумело и очень неуклюже, что выглядело очень трогательно. Её высокий голос звучал грубовато, и было непонятно, что это за мелодия, ведь пела девушка не очень то верно. Но всё же было что-то очаровательное в этих неловких движениях.

День пролетел почти незаметно. Софина только и делала, что рисовала всё подряд, желая похвастаться своим талантом. Вот и сейчас: она лежала на крышке гроба и срисовывала череп, играющий роль подсвечника.

— Кстати, а как вы с мамой познакомились? — спросила она, не отрывая взор от работы.

— Да, мы были давно знакомы… В общем, какая разница? — он явно не хотел чего-то говорить.

— А вы с ней до сих пор общаетесь?

— Да, но редко. Иногда она заходит ко мне на чай.

— Понятненько, — Софина подняла глаза, — просто мне бы хотелось её увидеть. Не знаешь, где я могу с ней встретиться?

— Если честно, нет. Хотя… — жнец кинул взгляд на календарь, — я знаю, где она может быть сегодня.

Софина так и прыснула:

— Ну, пошли скорее! Мне не терпится увидеть мою «любимую мамочку». Хочу видеть её лицо, когда я заявлюсь к ней.

Девушка не очень хорошо помнила свою мать. Лишь пронзительно голубые глаза остались в её памяти. И правый глаз — такой же яркий, как звезда, переливающийся синими искрами был напоминанием о матери.