Впрочем, самую жуткую и одновременно веселую драку — здесь говорят “лихую” — мне случилось повидать на прощальном концерте великого Пола Маккартни. Я тогда по делам летал в Москву — до сих пор не привыкну, что у крупных научных учреждений тут имеются собственные самолеты. А у кого не имеются, у тех почти всегда есть друзья или знакомые через rybalka, у некоторых даже через kartoshka — это более высокая степень посвящения, мне пока недоступная. Так или иначе, звонок-другой, и в самолете почти всегда находится место. Вместо недели путешествия на perekladnyi поездах — восемь-девять часов по воздуху, и ты в Москве.
Так вот, мы беседовали в одном из многочисленных институтов, название которого тебе ни о чем не скажет. Он даже не секретный — он просто один из многих сотен. Тут прибежали местные парни и сказали, что profkom нашел десять или пятнадцать билетов на прощальный концерт, но их надо выкупать немедленно. Мы вывернули карманы прямо на чертежи — уверяю тебя, Джимми, этот ритуал интернационален — собрали необходимую сумму и отправились на стадион Lujniky всей лабораторией, как здесь принято. Всевозможные вахтеры и билетеры относятся к групповым посещениям намного лучше, чем к одиночкам, делая исключения опять же для пар. Давка в метро здесь такая же, как у нас — и это при том, что поезда идут через четыре-пять минут, а не через пятнадцать-двадцать; конечно же, меня изумляет, насколько роскошно украшены станции подземки. Допустим, позолота и мрамор дешевый кич старушки-Европы, но скульптуры и барельефы тут попадаются вполне достойные музея Гугенхейма. Непонятно, зачем так украшать место, где человек никогда не живет, а лишь проходит в спешке, раздражении, в горестных раздумьях и жгучем желании наконец-то попасть домой.
Но мне тут многое непонятно, и потому я уже не спешу судить, потому что кожей чувствую за всем окружающим давнюю историю, собственный смысл, самоценность. Неожиданно для меня самого, оказалось, что люди, подражающие нам, заискивающие перед нами ради торговли нашими товарами, лично мне неприятны. Мне кажется, лучше бы им оставаться угрюмыми коварными русскими, за спиной которых medved с balalayka заправляет vodka в raketa, чем вымучивать ухудшенную копию нью-йоркца или даже техасца. Нью-йоркцев и техасцев много и без того, и уж самих себя они точно сыграют лучше любого.
Такие мысли часто посещают меня в метро или в том же самолете — расстояния тут почти как дома. На поезде от Москвы до наших научных краев ехать почти неделю, а ведь это скорый поезд, которому везде открывается зеленый свет. Поневоле задумаешься, к чему враждовать и есть ли что делить столь обширным державам.
Но вот мы вышли из метро, и в огромной, густеющей на глазах толпе, все же попали на стадион. Пол Маккартни все лето и осень делал великое турне по всей России, от азиатских степей и скал до ледников Murmansk. Он представил несколько новых песен, в том числе и “Кольцо Всевластья” — да, Джимми, я слышал это живьем, в числе первых. И “Кольцо”, и “Земляника на траках”, и даже “Польша, недорого, немного б/у”. Клянусь Господом Всемогущим, Пол на самом деле это спел, и никакие комиссары его не расстреляли прямо на сцене, и не потащили в voronok. Пол даже спел “Я видел Сатану” — овации были ничуть не меньше.
Ходили слухи, что за Полом по всей России таскались его фанатки. По крайней мере, мои спутники оживленно обсуждали возможность познакомиться с негритянкой именно для того, о чем ты сейчас подумал — уверяю тебя, в этом вопросе все так же интернационально, что бы там ни кричали комиссары.
Пола слушали очень и очень хорошо, пока тот не спел “Сволочи повсюду”. Драки вспыхнули сразу везде, я долго не понимал, в чем дело. В нашей лаборатории оказался техник, служивший под Herat и Kabul, точно как доктор Ватсон у Конан-Дойля. Он-то и рассказал, что песню эту часто крутили наши… В смысле, американские и немецкие, инструкторы, готовившие афганских повстанцев. Сами афганские повстанцы предпочитали все же что-то поближе к Корану, но и среди них попадались любители западной музыки. Так и вышло, что многие, служившие za retchkoy, как здесь говорят, видят в этой песне гимн врага. Из-за уже упоминавшейся мной секретности, большая часть культурных людей об этом вовсе не подозревала, и рукоплескала Полу, понимая под “Сволочами” собственных неприятелей, конкурентов по службе, наконец, просто imperialism в целом.
Так вот, на выходе несколько тысяч studenty, построившись римской черепахой, как в фильме “Бен Гур”, яростно дрались с почти таким же числом afgantsy, игнорируя все увещевания полиции, выполняя маневры и перестроения с завидной правильностью. Черт возьми, только тут я понял, что школьники в этой стране учатся метать гранаты и разбирать автомат не из-под палки, а с удовольствием. В ход пошли ремни, пряжки, я видел даже капусту в сетчатой сумке-avoska. Как я и думал, победили все же afgantsy — они в массе своей куда старше и боевой опыт у них настоящий. А еще было заметно, что для них эта песня не абстракция, для них это личное, близкое и злое.
Полиция, не в силах немедленно арестовать всех зачинщиков и участников, оттеснила их под трибуны и выпускала по одному, обривая тут же голову налысо. Мне сказали, что за день-два всех свежевыбритых уже без спешки переловят и накажут. Скорее всего, направят на полмесяца в грязные работы: уборка улиц, погрузка чего-либо; а еще, наверняка, напишут письма по месту обучения, откуда могут и выгнать. После чего студенты наверняка попадут в армию, а вот afgantsy, скорее всего, заплатят большой штраф.
Таким грозным аккордом и завершился тот концерт, и я не знаю, действительно ли Пол написал “Правда на правду” по его итогам — но, вообще-то, на него похоже. Как он сам говорит, “I’m the Beetle last, not but least.”
Если же тебя удивляет, что столь огромное число russky за железным занавесом знают и слушают рок, то знай: здешним фанатам рока наши не годятся целовать ноги. Здесь я видел человека, собиравшего усилитель для проигрывания музыки пять или шесть лет подетально — имея специальность радиоинженера, он все довольно неплохое жалованье тратил только на оборудование. Теперь в его квартире одна лишь кровать, стол, груды пластинок под самый потолок, и этот проигрыватель во всю стену.
А про kvartirnyk я просто обязан рассказать, хоть и знаю, что ты не поверишь.
Как я уже писал, тут про все имеются два мнения. Официальное, в газетах и телевидении, радио. Другое — передающееся от человека к человеку. Так же обстоит дело и с искусством. Есть художники признанные, а есть podpolny. Есть писатели награждаемые, которым государство платит, а есть которые пишут v stol, и которым не разрешено публиковаться даже за собственные деньги: тут нет частных типографий.
С музыкой точно такая же ситуация: для выступлений в любом здешнем зале надо иметь специальную лицензию. Я не понял, как ее получают, но это и не важно, потому что я расскажу, как играют и слушают те группы, у которых подобной лицензии нет.
Итак, представь себе квартиру в две спальни — русские называют ее трехкомнатной. Площадь ее намного меньше наших квартир, в европейских единицах пятьдесят-шестьдесят метров квадратных. Мебель полностью вынесена. В самой большой комнате на полу обозначена полоса шириной три-четыре фута от стены. Там стоят музыканты. Обычно это гитара-соло, бас-гитара, флейта, и изредка один-два барабана, пафосно именуемые тут “ударной установкой”. Вдоль одной из стен кухни обычно два-три ящика vodka и несколько коробок того, что нас бы назвали очень густым йогуртом. Здесь это именуется plavlenyi syrok, и везде продается небольшими брикетами в фольге. Вкус очень сильно зависит от свежести; случалось, еда доставляла мне истинное наслаждение, но случалось и проводить известное время в месте уединенного размышления — и это тоже вполне интернационально. Бывало, впрочем, сперва одно, затем другое: больше никакой закуски на взнос в три-пять рублей с человека не купишь.
За исключением vodka, syrok & музыканты, все остальное пространство квартиры заполнено людьми, стоящими тихо-тихо, вплотную. Практикой доказано, что в трехкомнатную квартиру помещается почти шестьдесят слушателей, а в двухкомнатную при соблюдении определенных правил упаковки — сорок два. Чаще всего музыканты успевают отыграть полчаса, реже минут сорок, но никогда больше часа: неизбежно приезжает полиция. Организаторы и сами музыканты получают большой штраф, а совсем недавно могли получить срок в настоящем lager по уголовной статье, за незаконное предпринимательство. Полицию вызывают соседи — в подобных случаях им почему-то stuchatt вовсе не zapadlo.
