— Мама, а кто такой «тамада»? — спрашивает парень, начёсывая хвост довольному Зефе, который то и дело щекотал мальчишку кончиком по носу.
— Человек, который свадьбы ведет. Что с Киром будешь делать? — Она выставляет на стол четыре пустые тарелки и большую с запеченными в сыре макаронами.
— Выкину все шмотье из окна, если завтра за ним не явится. Он с дороги оставил сумку с вещами. Чего не забрал к своей… — Мимоходом взглянула на Мира, вызвав улыбку у девушки, — …зазнобе — ума не приложу.
— Мам, а?..
— Это другое название девушки. — Даже не дослушав ответила она, мимоходом подмигнув мне. — И все так и оставишь?
— Ну потом хребет при возможности сломаю…
— Мам?..
— Это шея, милый. — Она вручает ему в руки кусочек мяса, который тут же скармливается моей животине.
— Тяжко же тут у вас.
Эви на мои слова только довольно хохочет.
========== 10. “Борьба бобра с ослом” ==========
Домой я возвращалась, храня тепло маленького мальчика на руках, и добрую улыбку Иви, когда она смотрела на меня, укладывающую ее сына спать. И так тепло было на душе, что даже рядом не было Стужева. Шиза покинула меня на время, но ненадолго. Я чувствую, что скоро все вернется на круги своя.
Ну, а во дворе моего родного дома меня ждало великолепное представление: Стужев и Денис буквально лоб в лоб стояли и бодались.
— Мать вашу, это что за борьба бобра с ослом? — Девушка на лавочке у подъезда со спящей у ног собакой неприлично громко расхохоталась. — Вы это, валите отсюда нахер! Не в моем дворе!
— Не-не, мать! — хохотнула девушка, наматывая цепь поводка на кулак. — Не растаскивай! Это такое шоу! Они тут такие канделябры выписывают, что мы всем двором записываем за ними! — И она хлопает себя по коленке, начиная хохотать еще громче.
И этот хохот, кажется, отрезвляет бобра с ослом, и они, прекратив бодаться, синхронно поворачиваются к нам.
— Стужев, у тебя лицо такое, будто ты меня с шестью любовниками в одном шкафу нашел. — Невозмутимо сказала я, садясь на лавочку рядом с девушкой.
Зефа, сонно зевнув, с удивлением взглянул на чуть порыкивающего пса, который злобно и нервно косился на всех и вся, от каждого ожидая угрозу. Уверена, сейчас он перепрыгнет ему на голову и начнет драконить и так нервного пса. И точно: умывшись пушистыми лапками, горностай очень быстро, перепрыгнув через голову девушки, удобно умастился на спине удивленной собаки, которая даже не знала, как на такую наглость реагировать. Смелость горностая, граничащая с ебанутость, вызвала только умильную улыбку.
— Рыжая, ты мне только одно скажи, — Стужев, сплюнув кровь с разбитой губы на землю, уселся на лавку, потеснив не только меня, но и девушку рядом, от чего бультерьер только недовольно всхрапнул, попытавшись ухватить шустрого горностая за пушистый черный кончик хвоста, — ты пизданутая, или где? Скажи мне, что ты со своей жизнью делаешь?
— Слушай, мать, — показательно пихаю соседку по лавке в бок, — ты его видишь?
Блондинка перегибается через меня, буквально падая на мои колени и тычет в Стужева пальцем, тут же подтверждая:
— Так же отчетливо, как и тебя сейчас. — И она, выпрямившись, уделяет все внимание живности, подарив мелкому Денису, что прошел мимо нас в подъезд, мимолетную улыбку.
— Яра, почему ты намеренно калечишь себе жизнь?
Ну началось, блядь.
— Почему… — глупо повторила я за ним, никак не найдя точку фокусировки. — Потому что хочу. — Нашлась я с ответом. — Потому что это моя жизнь. Такая вот хуёвая, никчемная и никому не нужная жизнь. И проживу я её так, как хочется мне. — И я стремительно поднялась на ноги, отряхивая колени и переманивая к себе в руки горностая.
— С матерью поговори! — бросил мне в след парень, когда я уже заходила в подъезд.
— С Жанной твоей пусть разговаривает! — и тяжелая дверь с кодовым замком закрывается, с глухим хлопком отрезая меня от внешнего мира.
Там, на десятом этаже, за стальной дверью, скрывается моя крепость спокойствия. Мой оплот тишины и душевного равновесия.
Посетить который мне было не суждено, потому что примерно между шестым и седьмым этажом мне пришла смс от Босса, в котором было всего три предложения: адрес, имя, сумма. Все. Люблю конкретику. Очень люблю конкретику.
Дверь с глухим хлопком закрывается, когда Ярослава, поправляя сумку на плече, буквально вваливается к себе в квартиру, сбрасывая «рабочую» утварь на пол, к остальным неразобраным сумкам.
Она не видит смысла разбирать сумки; раскладывать вещи по полочкам, искать им свои места. Как она найдет свое место, например, статуэтке слона с задания в Индии, если она себе не может найти места? Зачем место вещи, если своего места нет у человека?
Она устало снимает тяжелую обувь; связка ключей, брошенная не глядя, находит себе уголок на полке. Пачка сигарет, — когда она вообще начала курить? — уютно греет нагрудный карман, а сама сигарета уже тлеет между губ.
Ярославе спокойно. Она упивается одиночеством тишины этой квартиры. Упивается мыслью защищенности внутри этих стен. Ведь тут, за закрытой дверью, можно быть самой собой: не надо натягивать на лицо улыбку; не надо делать вид, что есть дело до окружающих; просто нет всего вот этого вот.
Она качается кресле, — больше на волнах своих мыслей, — выдыхает в потолок дым третьей по счету сигареты, и просто… не знает.
Ярослава не знает, что делать дальше.
Ярослава потерялась.
Что ей делать дальше?
Есть ли вообще смысл идти дальше? Что? Что там, в этом «прекрасном далёке»? Для чего Ярославе жить? Есть ли вообще смысл?
Ярослава вот не видит. Весь ее смысл умер там, в той проклятой мертвой деревне, после которой все прямо-таки пошло по пизде.
Побежало прям таки!
Ярослава дышит дымом; заполняет им легкие, выпуская на свободу эфемерные кольца.
— Тебе надо бросить курить. Мне не нравится, когда ты куришь. — Псевдо-Стужев морщится, стоя прямо над ней, нависая, осуждая.
Но Ярославе настолько похуй, что она выдыхает струйку дыма прямо ему в лицо.
— Тебе надо сходить нахуй, Стужев. — Смешок выходит немного истеричный. — Мне так нравится, когда ты на нем прыгаешь.
И Ярослава громко хохочет, закидывая голову вверх. Но смех тот — чистой воды истерика. Последний рубеж. Рубикон, перейти который не составит труда. А дальше бездна.
Черная, непроглядная бездна психоза, в который она погружалась все больше и больше.
Ей нравилось. Ей в этом психозе было спокойно и очень комфортно. Своя такая зона комфорта.
Стужев сидел под дверью Романовского подъезда и просто не понимал.
Не понимал, зачем он сидит тут, на легком морозе, вместо того, чтобы лежать на диване в своей квартире, потягивая пиво с сухарями и смотря футбол.
Не понимал, почему тревожно поглядывает на тусклый свет в окне девятого этажа и каждый раз ждет, как на балконе появится тусклый силуэт с сигаретой в руках. Постоит пару минут, сбросит окурок вниз, и снова скроется в квартире.
Не понимал, почему в душе бурлит этот странный клубок чувств, который не дает уйти домой, к теплой рыжей. Не Яре. Не той. Подделке.
Стужев тяжело вздыхает, поправляя замерзшие руки в кармане куртки, разминает затекшую шею и позвоночник.
И Стужев прекрасно видит этот разукрашенный гребень, что стоит в нескольких метрах от него, но молчит. Копается в телефоне, пытается дозвониться кому-то.
— Пошел нахуй, пидарас, — Никита слышит, кажется, пьяный голос Яры, и становится понятно, кому этот крашенный так усердно пытается дозвониться. Он зло усмехается, смотря, как вытягивается лицо этого попугая, когда прямо с балкона начинают падать вещи. — К бывшей своей пиздуй.
— Ну, сука, — раздраженно, но совершенно не зло, будто уже привык к таким выкидонам девушки, бросает он, проходя мимо Ника, — выломаю нахуй дверь и выебу.
— Себя выеби! — доносится из динамика телефона, и Никиту пробирает такой дикий хохот, что становится аж неудобно, когда крашенный бросает на него недовольный взгляд. –Увижу — перееду поездом. Перееду, а потом выебу. Поэтому собрал шмотье и съебался. И вон этого, чёлкастого, забери! — Улыбка с лица Стужева сползла, словно гнилая маска.
