— Нет, — жесткое и непрекословное. Сильные руки обхватывают мое тело, кладя обратно и прижимая к парню. — Ты не будешь пить таблетки.

— Давай проясним пару моментов, — проскрипела я, не попадая зубом на зуб. — Ты мне кто, чтобы что-либо запрещать? Муж? Брат? Сват? Стужев, ты мне никто ровно с того момента, как поднял на меня руку.

— Шесть лет назад ты сказала, что могла бы простить своего бывшего, если бы он попросил у тебя прощения? — Припомнил он мне мои же слова.

— А ты попросил? — Взглянула исподлобья, и парень вздрогнул: уверена, сейчас у меня полностью красные бельма. — Нет. Да и мне давно не восемнадцать, чтобы слушать тебя. Кстати, на таблетки я села из-за тебя. И сижу я на них уже шесть лет. Так что слезть с них как в прошлый раз: просидеть в закрытой ванне, употребляя только воду, не получится. Теперь только закрытые учреждения. А я туда не собираюсь. — насильно разогнула его руки, снова поднимаясь и перелезая на переднее сидение, доставая из бардачка баночки с таблетками. — Времени нет. — Закинула двенадцать таблеток сразу, и тут же расслабилась в ожидании эффекта.

— Знаешь, Романова, я, кончено, еще не врач, — он перелез на переднее сидение, абсолютно не стесняясь своей наготы, лишь рубашкой прикрыл пах, — но двенадцать таблеток что-то много.

— Именно, Стужев, — не преминула поддеть я. — Ты пока еще не врач. Как только получишь лицензию, так сразу сможешь мне на мозги капать. А пока расслабься и получай удовольствие. — Похотливо улыбнулась, облизывая губы и опускаясь к его члену.

— Я есть хочу, — призналась я в шестом часу вечера, лежа на Стужевской груди и откровенно млея от его легких прикосновений к спине. — И не трогай шрамы, пожалуйста. Мне неприятно.

— Прости, — он поцеловал меня в плечо, аккурат в один из надрезов. Назло. — Но они тебя не портят. Они наоборот… придают какую-то индивидуальность. У меня стоит от одного вида на твою спину.

— Извращенец! — захохотала я, крепче обнимая его, греясь в тепле его тела. И меня не трясло без таблеток, что уже странно. — Но мне впервые за все время сказочно спокойно. И такое дикое ощущение, что сейчас постучатся в окно и заберут на войну. Хотя я и сама рада была бы. Там было весело. Только не возьмут. Не годна больше. Из-за травмы руки. — Он аккуратно взял ту самую руку, перебрал немного кривые от переломов пальцы и нежно прижал к губам, зажмуривая глаза.

— Была бы моя воля, — прошептал он в мои ладони, — я бы никогда отсюда не ушел. Всю жизнь провел бы с тобой среди этого поля.

— С Жанной своей проведи! — громко и весело захохотала я, ухом прижимаясь к его груди. — Кстати, на кой ты её с моими родителями познакомил?

— Вообще, так-то, если брать по факту, это она меня с ними поволокла знакомить, и страшно была удивлена, когда оказалось, что мы знакомы, и уже довольно давно.

— О, — удивилась не на шутку я, упираясь подбородком в солнечное сплетение, с интересом заглядывая ему в глаза, — а как это так?

— Ну, твой отец, вроде, покровительствует ей как-то. Я не знаю точно, у него лучше спроси.

Он еще что-то говорил, но я его не слушала, оглушенная его фразой «твой отец покровительствует ей». Не говорите мне, пожалуйста, что он изменяет маме с ней! Я же оторву ему все, чем он изменяет! Хотя мама у меня тоже не дура, а тогда она очень ласково обходилась с этой девчонкой, да и не стал бы батя так радостно улыбаться и пожимать руку ёбарю своей любовницы. Тогда что? В чем корень зла?

А потом до меня резко дошло: она для них такая же замена, как для Стужева. Эта мысль больно резанула по самолюбию: могли бы выбрать кого посимпатичнее.

— Ладно, Никит, лучше расскажи, что с моим братом происходит? Что у него с Алей стряслось? Какого он свой член сует во все, что движется и нет?

— Ну, — протянул парень, задумчиво поглядывая на меня. Оценивая, можно ли говорить мне или нет, — я не знаю, — сдался наконец он под поим тяжелым взглядом. — Правда не знаю! Просто в какой-то момент начал ходить по девкам, менять их по три штуки в день, как стояло только? — Хихикнули над шуткой оба, заглядывая друг другу в глаза. — Я сам не вникал, если честно. Чего я буду лезть в чужую душу, если сам не приглашает?

— Действительно, — согласилась я, — че ж ты тогда в мою душу лезешь?

— Мы одного безумия люди! — озорно улыбнулся он, крепче сжимая меня в руках. — И нам срочно нужно познакомить наших чертей!

— Не волнуйся, — улыбнулась, — они давно знакомы и на все согласны! И, — мой желудок неприятно заурчал, заставив меня дико покраснеть, — я правда очень хочу кушать.

Стужев лишь улыбался, смотря на мои красные щеки, легко оглаживая шрамы на спине, и я не могла не улыбаться, потому что мне впервые за долгое время было хорошо. Хорошо и без таблеток.

— Что будешь? — Он прикрывает лукавую улыбку бордовой обложкой меню, весело стреляя в меня взглядом.

— На твой вкус, — не менее лукаво улыбнулась я, добавляя в отместку: — Только мне с верху десерт из самого большого ванильного мороженного с апельсиновым сиропом! Много апельсинового сиропа!

Официантка явно растерялась, затравленно пялясь на громко смеющегося Стужева:

— У нас только порция для пар… — Пролепетала молоденькая блондиночка, испуганно прижимая к груди блокнот.

— Дайте две! — хохотнул парень, отпуская девушку и с улыбкой смотря на меня.

Наверное, среди шикарного ресторана мы смотрелись комично, даже несуразно, ведь девушка в парадном изумрудном платье, кое-где испачканном в крови и лишь поверхностно застиранном в ближайшей реке, в тяжелых высоких сапогах, растрепанная, и парень в спортивной майке, джинсах и кроссовках, согласитесь, привлекают внимание.

Но это того стоило, Господи, это правда того стоило! Стоило того счастья, того веселья и хорошего настроения. Стоило спокойствия без таблеток.

— Мне хорошо как никогда! — призналась я через пару часов, сытая, счастливая, спокойная, гоняя по фужеру легкое, сладкое, почти безалкогольное вино, потому что прибухивать Стужев мне в ультимативной форме запретил, а мне даже спорить почему-то не хотелось.

— Чудесный вечер, — улыбнулся он мне, а потом, посмотрев мне за спину, резко выпалил: — Пиздец полный! Яр! — Схватил меня за руку, не давая развернуться. — Ты, главное, успокойся, у нас же хороший вечер, хорошо сидим же! Ты не психуй главное, мать!

Если раньше и был шанс, что я не посмотрю туда, то теперь, скептично приподняв бровь, развернулась с другого бока, не отпуская его руки.

Взгляд потемнел, когда нашел среди столиков знакомую рыжую макушку и блядь рядом с ним.

— Никит, — улыбнулась ему спокойно, ничего не обещая, — я сейчас вернусь. Ничего непоправимого не сделаю, правда! У меня, как ни у кого другого есть право начистить ему морду. Пожалуйста! — Он сжал мою руку, заглядывая на дно моих глаз, и, убедившись в моих словах, отпустил мою ладонь.

Благодарно улыбнувшись ему, встала из-за столика, вытаскивая бутылку шампанского из ведра со льдом, подхватывая это самое ведро.

— Россик, это так мило, что ты привел меня сюда! — щебетала она, влюбленной собачкой заглядывая в рот моему брату, не обращая внимания на меня. Ну, а брат меня попросту не видел, поэтому, улыбнувшись остолбеневшей девушке, надела ему на голову ведро со льдом, хватая ложку из его рук и начиная самозабвенно настукивать по дну этого ведра, отбивая веселенький ритм.

— Нравится, Ростислав? — усмехнулась я, крепко держа его за плечо, чтобы не двигался, а потом, когда уже даже мне надоел этот стук, сняла с его головы ведро. — Ты выглядишь жалко. Как, впрочем, и всегда! — похлопала ему по спине, заставляя закашляться. — Что, братишка, тратишь папкины бабки на блядей? Похвально. Сам зарабатывать не пробовал? Так и будешь всю жизнь на его шее сидеть? А ты, милая, не рассчитывай на многое. Помимо него, — я похлопала Ростислава по шее. Унизительно. Боже, как же это унизительно! И как ему, наверное, стыдно! — В семье еще четверо детей. А завещание уже есть. И не в его пользу. А ты давай, продолжай в том же духе! Алю, единственную, кто в тебя верил, ты уже отвернул от себя. Остальные не за горами! — весело хохотнула и, отписав ему знатную затрещину, развернулась, направляясь к улыбающемуся Стужеву.