— Это они дебилы, — фыркнул Брок, разлил по бокалам ещё вина, отдал один Баки. — Такого снайпера проворонили. А я нарадоваться не могу, за прикрытие спины переживать не надо, все чётко и понятно. А что рука металлическая и сам снайпер чуть с припиздью, так это тоже не страшно. Нормальным жить вообще скучно.

То, что он банально втрескался в собственного снайпера, Брок говорить не стал. Потому и не отдал никому другому, не позволил перевести.

— Они не дебилы, — Баки вздохнул, пригубил вина и погладил Брока по руке, отведя глаза. — Они меня боятся. Я цепной пёс Кэпа, меня и деть никуда нельзя, и убить нельзя, чтобы глаза не мозолил. Вдруг у меня крышу снесет от чего-нибудь, и пизда придет туевой хуче народу? Я думаю, меня и Фьюри боится. И Стива он побаивается в паре со мной, потому что у меня-то нет патриотической пелены на глазах. Мне похуй, за кого воевать, я там, где Стив. Теперь там, где ты.

Брок сжал подбородок Баки, разворачивая его лицом к себе, внимательно заглянул в глаза.

— Я тебя боялся, цепной пёс Кэпа? Хоть раз испугался? — спросил он намного резче, наверное, чем требовалось. — Когда ты тому арабу кадык у меня на глазах выдрал, испугался? Вспомни, детка? Я с ума сходил по твоей силе и смертоносности. Любой из моих бойцов может сорваться, психануть и положить половину базы, пока снайпер не снимет. И в то же время они мои дети, а ты мой муж. И, привыкни к этой мысли, я всегда выбираю лучших.

— Я знал, что ты меня не боишься, видел, как ты на меня смотришь, но казалось, что это ты машиной восхищаешься… — не тот это был разговор, ох не тот, но они пропустили несколько важных моментов в становлении своих отношений, и сейчас просто наверстывали упущенное. — Прости.

Баки притянул к себе Брока ещё ближе, прижал, уткнувшись в шею, вдохнул сводящий с ума запах и принялся выцеловывать тонкую дорожку к уху. Сейчас нужно было просто заткнуться.

— Я влюбился в тебя, когда увидел с автоматом, в разгрузке. Ты шел по коридору только после миссии, — шепотом заговорил Баки на ухо Броку, — злой, в саже, ты явно шел кого-то убивать, и я пропал. Понял, что хочу тебя себе. Вот такого злого, хищного, чтобы поцеловать тебя и увидеть, как ты улыбнёшься только мне.

Сердце снова сильно забилось, холод отступил, и Брок, счастливо рассмеявшись, подхватил своего супруга на руки, прижал к груди и обернулся к гостям, ища взглядом Стива, на которого хотел оставить Роллинза.

— Ну что, бойцы, развлекаетесь? — гаркнул он, не отпуская Баки. — А мы отчаливаем. Первую брачную ночь никто не отменял, а вы пейте, гуляйте, поздравляйте нас, но чтоб завтра… отдыхали все!

Стив отсалютовал бокалом, подтверждая его слова.

— Поставь меня, придурок, — рассмеялся Баки, когда Брок уже вынес его из заведения. — Спину себе сорвешь, или ещё что-нибудь отвалится.

Баки выпутался из рук Брока, встал на землю и, перекинув супруга через плечо, звонко хлопнул по заднице и запихал в машину.

========== 9 ==========

До убежища доехали быстро, Баки гнал, наплевав на скоростной режим, ему быстрее хотелось оказаться наедине с Броком, в постели, и не обязательно трахаться, хотя трахаться хотелось, он просто хотел прижаться к нему, гладить, ласкать, потому что никуда не надо спешить, никто не ждёт за дверью, до утра точно никто не появится, они могут быть предоставлены сами себе. Друг другу.

— Господи, Брок, — тихо шепнул Баки, припарковавшись, — я до сих пор не могу поверить. Ты — мой. Быстро в кровать!

— Хотел тебя в крутой отель зазвать, чтоб с комфортом, — расхохотался Брок, оказавшись у дверей бункера. — Но и так сойдёт, дверь изнутри закроем, пускай слушают, как нам хорошо друг с другом, и завидуют.

Думал ли Брок когда-нибудь, что будет так сильно любить, до сумасшествия, желания творить глупости, орать во весь голос о своих чувствах? Нет, конечно. Не верил он в такое и себя не считал способным на такие яркие эмоции, а как все вышло?

Кое-как справившись с кодовым замком на двери, Брок впихнул Баки в темное нутро бункера.

Одежда разлетелась рваными тряпками ещё в так называемой прихожей. Баки был страстен, он к чертям сорвал все с Брока и с себя заодно, размечая их путь пятнами тряпок через общую комнату, белье было содрано на подходах к спальне, в которую Баки затащил Брока и запер дверь, чтобы никто им не помешал. Наконец-то можно было не спешить, насладиться друг другом в полной мере, в той, в которой они ещё друг друга не знали.

Баки был возбуждён, взбудоражен. Он был не просто с мужиком, пусть и любимым, теперь они были женаты. И это осознание прокатывало по телу волны сладкой дрожи.

— Я надеюсь, теперь ты меня трахнешь? — улыбнулся Баки в темноте, прекрасно видя все вокруг, но все же включил маленький торшер, стоящий в углу. — Давай, папочка, покажи мамочке, как надо трахаться.

И Баки облизнулся, предвкушая.

— А мамочка хочет, чтобы ее трахнули? — поиграл бровями Брок и повалил Баки на постель, навис над ним, разглядывая такого красивого, идеального, коснулся губами тонких трепещущих век, кончика носа, поцеловал в уголок губ, лизнул ямку на выбритом подбородке, ощутив языком начавшие пробиваться жёсткие волоски щетины.

Торопиться не хотелось и одновременно были мысли взять Баки жёстко, яростно, зная, что тот точно выдержит, но не сегодня.

Усевшись на его бёдра, Брок провёл кончиками пальцев по шее Баки, спустился к груди. Наклонившись языком обвёл ореол правого соска, левый обласкав кончиками пальцев, сжав твёрдую горошинку чуть сильнее обычного.

Выгнувшись, подаваясь на ласку, Баки застонал тихо, на выдохе, рассматривая Брока в игре света и тени. Кожа, покрытая золотистым загаром, едва заметные росчерки шрамов на предплечьях, рубец в подреберье и звёздочка пулевого над сердцем, чуть выше его.

Баки вел ладонями по сильным рукам, облизывал яркие губы, прося поцелуя, кусал их в нетерпении. Он давно забыл о своей левой руке, но самое важное — Брок ее не замечал. Для Брока он был Баки, просто Баки, уютным, родным и любимым, без скидок и допущений.

— Поцелуй меня, чудовище, — потребовал Баки. Ему хотелось чувствовать всего Брока, такого незнакомо нежного сейчас, даже медлительного, но в этом что-то было, что-то сводящее с ума, заставляющее вибрировать от желания.

— Поцелую, любовь моя, — пообещал Брок. — Только чуть позже, дай мне рассмотреть тебя, распробовать.

Брок снова наклонился к груди Баки, выцеловывая узоры, обходя языком тугие жгуты мышц, лизнул ямку пупка. От запаха Баки, терпко-пряного, словно дорогая восточная специя, мутилось в голове. Брок едва-едва удерживал в себе желание прикусить белую кожу, оставить на ней следы своих зубов, пометить всего Баки, чтобы самому до конца увериться в том, что он рядом на законных основаниях, а не это очередной горячечный сон.

Перевернув Баки на живот, Брок навалился на него сверху, вжался всем собой, обнял поперёк груди.

— Иисусе, Бак, как же я тебя люблю.

— Вот так и лежи, — протянул Баки, теряясь в ощущениях. — Господи…

Спина у Баки всегда была чувствительной, но не каждого он мог пустить себе за спину. И сейчас, чувствуя Брока, он дурел от наслаждения, позволяя все, особенно то, что не мог попросить у тех, кто был до него.

Баки млел от ощущения крепкого, сильного, тяжёлого тела на себе, чувствовал задницей твердый, горячий, такой желанный член, чувствовал всего Брока.

— Как же хорошо… Поцелуй меня в позвоночник, — попросил Баки. Броку можно было довериться и попросить о такой желанной, но недостижимой ласке.

И Брок поцеловал, коснулся губами шейных позвонков у самой линии роста волос, потом ниже, ниже и ниже, целуя каждый, оставляя влажные следы на коже. Дойдя до ягодиц, с тихим гортанным стоном погладил обе половинки, сжал их ладонями.

— Детка, ты идеальный. Смотрю и с ума схожу по тебе всему, твоей коже, обеим рукам, плечам, по тому, как ты по утрам тупишь над полной кружкой сладкого кофе. Блядь… — Брок прижался небритой щекой к тонкой коже левой ягодицы, потёрся о неё. — Ревную тебя ко всем, к самому миру ревную. А теперь ты мой, весь мой.