— Я и не думал отрекаться от своего отца, граф, — спокойно возразил молодой человек. — Я всего лишь сменил имя, использовав для этого вполне законный способ — покупку графского титула. Любой желающий может сделать это.

— Разумеется, — кисло улыбнулся Бенкендорф, — если у любого желающего имеются средства для этого. Интересно, откуда у человека, лишённого титула и состояния, взялись настолько огромные деньги?

— Прошло двенадцать лет, граф, — парировал Александр. — Как видите, я сумел неплохо преуспеть и обеспечить своей семье достойное существование.

— Что ж… допустим, — хмыкнул шеф жандармов, — но отчего Вы вдруг решили навестить Родину, молодой человек? Внезапно проснулась тоска по российским берёзкам? Или… были более веские причины?

— Разве мне запрещён въезд в Россию, граф? — удивлённо приподнял бровь Александр, нимало не смущаясь издевательского тона Бенкендорфа. — Меня безосновательно обвинили в подделке документов и заставили провести ночь в камере. Могу я узнать, что не так с моими бумагами?

— Мы получили сообщение из Британского посольства нынче утром, — сухо ответил Александр Христофорович. — Бумаги в порядке, здесь Вы не солгали… но дело не только в них.

— Тогда в чём же состоит моя вина, граф? За что я задержан, словно преступник? — голос Александра дрогнул от с трудом сдерживаемого гнева, чем ещё пуще напомнил Бенкендорфу голос Павла Бутурлина.

— Меня интересует истинная причина Вашего пребывания в Петербурге! — Бенкендорф вдруг нахмурился и сменил притворно-вежливый тон на жесткий и холодный — тон истинного полицейского.

Александр не успел даже открыть рот, чтобы ответить, как внезапно раздался стук в дверь, которая тут же распахнулась, впуская бодрого и улыбающегося князя Оболенского и семенящего вслед за ним личного адъютанта шефа жандармов, видимо, пытавшегося безуспешно остановить назойливого посетителя.

— Александр Христофорович, батюшка, да к тебе нынче не пробиться! — весело воскликнул Оболенский, не обращая никакого внимания на щуплого адъютанта, всё ещё пытавшегося преградить ему дорогу.

— Простите, ваше сиятельство, — взволнованно проблеял адъютант, испуганно глядя на своего шефа, — я пытался объяснить князю Оболенскому, что Вы заняты, но…

Вместо ответа Бенкендорф нетерпеливо поднял руку, прерывая своего незадачливого секретаря, и тут же сделал ему знак выйти из кабинета. Он сердито поглядел на Оболенского, который явился так некстати и помешал такому важному делу, как допрос потенциально опасного подозреваемого.

— В чём дело, князь? — сухо поинтересовался Бенкендорф, — Я сейчас действительно не могу принять Вас: у меня беседа с задержанным.

— Так по его душу я тут и штурмую твою крепость, дорогой Александр Христофорович! — Оболенский улыбнулся своей самой открытой и благодушной улыбкой. — Ты же знаешь, что я вчера женился, да только вот одного из самых долгожданных приглашённых гостей потерял. Сначала думал, что он заблудился, а потом узнаю, что это ты, оказывается, его пригласил на беседу! Вот и примчался с утра, чтобы мой крестник хоть на второй день свадьбы успел.

Во время этой задушевной речи, высказанной с самым искренним и простодушным видом, Владимир Кириллович тепло взглянул на застывшего от неожиданности Бутурлина и по-отечески положил ему руки на плечи. Со стороны казалось, что Оболенский постоянно поддерживал дружескую связь с семейством своего покойного друга, поэтому и пригласил своего крестника на свадьбу. Этот спектакль был предназначен исключительно для Бенкендорфа, и Александр сразу сообразил в чём дело и подыграл князю, виновато улыбаясь и пожимая плечами: что я, мол, могу поделать?

Бенкендорф не сводил Оболенского и молодого Бутурлина внимательного взгляда, ища следы предварительного сговора, но ничего подозрительного так и не смог разглядеть. Похоже, они давно не виделись и искренне были рады друг другу. Что ж… переписываться с семейством Бутурлиных не было запрещено приговором трибунала, да и въезд в Россию им не воспрещён… но что-то здесь не так, Бенкендорф чувствовал это. У него появилось стойкое ощущение, что его пытаются одурачить.

— Молодой человек, подождите в приёмной несколько минут, — сухо кивнул он Александру, указывая взглядом на дверь. — Скоро мы продолжим нашу беседу.

Александр вышел в приёмную и опустился на один из двенадцати стульев, предназначенных для посетителей. Он пытался прислушаться к беседе своего нежданного спасителя с шефом тайной полиции, но до него доносился лишь неясный гул голосов, из которого невозможно было разобрать ни единого слова.

Внезапное появление князя Оболенского взволновало и удивило Александра: он не ожидал его помощи. Видимо, Мишель, который пообещал помочь ему, решил подключить к этому делу своего новоиспеченного родственника. Александр внезапно вздрогнул, представив, что Владимир Кириллович совсем недавно покинул супружеское ложе, которое делил с молодой женой… Сколько же времени прошло с того момента, как разжались объятия юной княгини Оболенской? Недаром князь светился от счастья, словно двадцатилетний юнец после бурной ночи любви!

Александра и так всю ночь преследовали жестокие видения, в которых Адель лежала в объятиях своего мужа, а тут он внезапно получил доказательство своих подозрений. Обжигающая ревность накрыла новой волной, и Бутурлин лихорадочно сжал ладонями виски, пытаясь избавиться от мучительной картины, застывшей перед глазами. При одной только мысли, что князь прикасался к Адель, сердце Александра начинало рваться из груди, а мысли об убийстве соперника непрошено лезли в голову.

Разумеется, никакого убийства не будет… Оболенский ни в чём не виноват, напротив: он спас Адель от позора и бесчестия, поступил очень благородно, да ещё и Александра примчался выручать. Господи, будь её мужем кто-нибудь другой, Александр не задумываясь вызвал бы его на поединок, но Владимир Кириллович… против него молодой граф Бутурлин был бессилен. Этот человек был одним из друзей его покойного отца, к тому же, являлся его крёстным отцом. Нет, было бы черной неблагодарностью обвинять его в своих несчастьях.

Ещё около пятнадцати минут Александр сходил с ума в неведении и ёрзал на стуле в приёмной, затем двери распахнулись и на пороге показался граф Бенкендорф. Шеф жандармов имел недовольный вид, словно его заставили сделать что-то против его воли. За ним следовал улыбающийся, как всегда, Оболенский.

Александр встал и непонимающе взглянул на Бенкендорфа, который протянул ему пакет с его бумагами, изъятыми жандармами.

— Вы свободны, молодой человек, — холодно сказал граф. — Условия освобождения Вам пояснит князь Оболенский. Впредь советую Вам не пересекать границы России без крайней необходимости, учитывая прошлое Вашего батюшки. Честь имею, господа!

Александр даже не успел ничего понять, как шеф жандармов, сдержанно кивнув Владимиру Кирилловичу и смерив мрачным взглядом Бутурлина, развернулся и торопливо направился прочь из приёмной, автоматически чеканя шаг, словно на военном параде. Недоумённо провожая его взглядом, Александр до сих пор не мог поверить, что он свободен. Как Оболенскому удалось уговорить самого Бенкендорфа?! Невероятно!

— Думаю, нам пора покинуть это гостеприимное учреждение, — спокойно заметил Оболенский, положив руку на плечо крестника.