Если постараться рассуждать хладнокровно, то у неё есть два варианта — либо брак со стариком, либо монастырь, где она похоронит себя до конца дней. Тяги к монашеству, и даже к послушничеству, у княжны никогда не было, она не сможет стать хорошей Христовой невестой, в этом Адель была уверена. Значит, остаётся только брак. Но с кем?!

Да и как найти мужчину, которому будет безразлично, что она уже не девственна? А если даже и найти такого человека, как смириться с тем, что она каждую ночь будет ложиться в постель со стариком, позволять ему касаться себя, целовать… Адель вдруг почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота, а тело бросает в холодный пот, при одной только мысли об этом.

Весь день она ломала голову над этим вопросом, отвечая невпопад на фразы, брошенные братом. Мишель понимал, что сестра страдает от всего пережитого ею, и он бессилен ей помочь, но от этого бессилия становилось только горше. Он так надеялся, что на родине ей станет легче, а она, напротив, ещё глубже ушла в себя и свои переживания.

— Где ты была сегодня утром? — спросил он за обедом, наблюдая, как Адель рассеянно гоняет по тарелке кусок фаршированной телятины, сама не замечая этого.

— Я ездила к исповеди, — ответила княжна, поднимая глаза на брата. — Хотела посоветоваться с батюшкой.

— Почему бы тебе не посоветоваться со мной? — осторожно спросил Мишель, стараясь особо не напирать, чтобы сестра окончательно не замкнулась в себе. — Я понимаю, что тебе необходимо было исповедаться перед священником, но совета могла бы попросить у родного брата.

— Прости, Мишель, но мне трудно говорить с тобою о таких вещах, — Адель почувствовала, как её щёки заливает румянцем. — Со священником как-то проще.

— И что же он посоветовал тебе? Или ты мне не расскажешь? — спросил Мишель.

— Он сказал, что мне лучше выйти замуж за какого-нибудь вдовца, желательно намного старше меня, которому будет всё равно, что я уже… — тут Адель осеклась, не решаясь продолжить.

— Замуж за старика? — переспросил Мишель. — И ты решишься на такое?

— Сейчас вопрос не в том, решусь ли я, а в том, найдётся ли такой человек, — тихо, но твёрдо заметила Адель, ещё ожесточённее терзая телятину на своей тарелке. — Уж лучше быть женой старика, чем замуровать себя в стенах монастыря и ежедневно и еженощно замаливать грехи.

Мишель взглянул в её бледное лицо, на котором выделялись усталые, потухшие глаза, которые прежде светились радостью, словно драгоценные камни. Ему вдруг стало бесконечно жаль её красоту и молодость, которая должна быть отдана какому-нибудь старцу, опирающемуся на трость и разглядывающему мир через лорнет. Но увы, молодой князь тоже понимал, что замужество является единственным выходом для его сестры. Осталось только найти подходящего жениха, который примет их условия и никогда не раскроет никому тайны Адель.

Волею судьбы, потенциальный жених сам явился в дом Вяземских через пару дней. Это был князь Владимир Кириллович Оболенский, пятидесяти двух лет отроду, давний и близкий друг князя Андрея Алексеевича.

Они познакомились ещё в юности и также вместе воевали, как и с графом Бутурлиным, разве что поначалу дружили не столь близко. После ссылки Бутурлина, князь Оболенский занял место лучшего друга Вяземского.

Даже судьбы у друзей оказались похожи — Владимир Кириллович тоже рано овдовел, и друзья часто проводили вечера вместе, коротая их за партией в бридж с бутылочкой старого французского вина или бренди. Они вместе ездили на охоту или скачки, к которым имели одинаковое пристрастие, вместе посещали двор, бывая на обязательных придворных балах и приёмах. Михаил и Аделина знали князя Оболенского с раннего детства, он их обоих качал на коленях, а Мишель, бывало, даже поверял ему свои первые юношеские тайны.

Узнав, что Вяземские вернулись в Петербург, Владимир Кириллович решил нанести им визит, не предупредив заранее: статус близкого друга семьи вполне позволял ему это сделать. Брат и сестра были искренне рады ему и тут же пригласили отобедать с ними.

За обедом они поведали князю о той трагедии, что случилась в Лондоне, и которая стала причиной их внезапного возвращения в Россию. Владимир Кириллович расстроился, когда узнал, что его друг не может пока вернуться на родину, однако просил Мишеля и Адель располагать им всецело, как всегда.

— Если буду нужен вам, мои дорогие, я весь к вашим услугам, — расцвёл князь довольной улыбкой. — Я очень рад, что вы вернулись в Петербург и теперь станете навещать меня! Ей Богу, я иногда чувствую себя в своём особняке, словно египетская мумия, запертая в древней гробнице. А теперь моё одиночество закончилось!

— Благодарю Вас, Владимир Кириллович! — вежливо улыбнулся Михаил. — Мы с Адель будем счастливы скрашивать иногда Ваше одиночество.

— А ты, душенька, не переживай так, — князь наклонился ближе к Адель и ласково похлопал её по руке, — совсем скоро ты и думать забудешь о том пожаре! Я слышал, при дворе планируется устроить большой маскарад. Узнав, что вы вернулись в Россию, Император не преминет прислать вам приглашения! А для молодой барышни нет ничего лучше, как залечивать душевные раны с помощью светских развлечений.

Адель нервно закусила нижнюю губу, боясь расплакаться в любой момент. Князь Оболенский даже не представлял, насколько его слова были недалеки от истины, когда говорил о «душевных ранах»! Знал бы он, что это за раны и как сильно они изуродовали её душу и сердце! А тут ещё упоминание о маскараде, которое вызвало в памяти Адель такие сладкие, но болезненные воспоминания! Именно на маскараде у Ратлендов изменились их отношения с Александром, именно там, в укромной беседке, они впервые целовались так нежно и страстно…

Стоп, хватит! Если она продолжит думать о нём, это непременно закончится слезами, а она обещала самой себе, что вернулась в Россию, дабы изменить свою жизнь!

Поспешно пробормотав слова благодарности князю, девушка поспешила перевести тему разговора и спросила об их общих знакомых. Владимир Кириллович, будучи человеком одиноким, обладал прекрасной памятью и был ценным источником информации, знающим доподлинно обо всех делах, творящихся при императорском дворе и вообще, в столице. Часто князь Вяземский добродушно подсмеивался над другом, называя его «первой салонной сплетницей», на что, впрочем, Оболенский не обижался.

Сев на своего любимого конька, Владимир Кириллович принялся подробно описывать события последних месяцев, старательно опуская некоторые моменты, которые не были предназначены для дамских ушей, и это дало Адель возможность перевести дух и сдержать слёзы, чуть было не хлынувшие из глаз.

Она слушала князя невнимательно, но не забывая при этом улыбаться собеседнику и кивать головой, показывая мнимую заинтересованность. В то же время она внимательно разглядывала старинного приятеля своего отца, словно видела его впервые.

Высокий и подтянутый, сохранивший даже в пятьдесят свою гусарскую выправку, князь Оболенский выглядел вполне благопристойно и даже миловидно, если можно так сказать о мужчине его лет. Волосы его почти наполовину поседели, кое-где сохраняя следы былого русого оттенка, но голубые глаза по-прежнему сияли молодым задором, словно он оставался бравым гусаром и по сей день. Короткая бородка и аккуратные усы очень ему шли, подчёркивая благородство черт лица, в целом, он выглядел именно на свои года, но, в то же время, не казался совсем уж стариком, как некоторые его ровесники.

А что если… открыться князю? Эта мысль пришла в голову Михаила и Аделины одновременно, и они заговорщически переглянулись. В любом случае, эту идею нужно было хорошо обдумать, но кандидатура Владимира Кирилловича показалась им вполне достойной.