Стоя в холодном соборе и зябко кутаясь в меховую накидку, молодая княгиня чувствовала себя такой слабой и несчастной, что казалось, будто и она сейчас отойдёт вслед за покойным мужем. Позади неё стояла Таня, держащая наготове пузырёк с нашатырём, на случай обморока своей госпожи.

Бутурлины стояли по другую сторону от гроба, и Александр беспомощно взирал на Адель, каждый раз сдерживая порыв подхватить её на руки и вынести на улицу. Он бросал сердитые взгляды на её отца и брата: неужели они не замечают, что она на грани обморока? Адель нужно вывести на свежий воздух, здесь, где всё пропахло ладаном, ей точно не станет лучше. Но, как ни переживал граф за любимую, он понимал, что она не может покинуть собор до конца отпевания. Она — вдова, и обязана отдать супругу последний долг.

После того, как князь Оболенский был с почестями похоронен на Новодевичьем кладбище и прошли пышные поминки, самые близкие родственники собрались в особняке Вяземских. Адель с дочкой пока решила остаться здесь — при одной мысли о том, чтобы вернуться в дом, где умер муж, у неё начиналась паника. Такой поступок княгини вызвал у дворни князя недовольный ропот — верные слуги считали, что место вдовы барина, как и его наследницы, в родовом особняке Оболенских.

За окном уже давно стемнело. Убитые горем родственники сидели в хорошо протопленной гостиной, куда подали горячий чай с пирогами. Переговаривались они негромко, но разговор то и дело затихал, постоянно возвращаясь к пережитому несчастью.

Адель опустилась в кресло у большой изразцовой печи и держала чашку чая, не замечая, как дрожат руки, до сих пор ледяные, будто она только что явилась с мороза. Она не прислушивалась к беседе, полностью уйдя в себя.

— Адель, дорогая, может быть тебе лучше прилечь? — раздался обеспокоенный голос Марии Александровны.

— Да, милая, ты слишком бледна, — тут же подхватила Ольга. — Так и потерять сознание не долго. Ты ничего не ешь и совсем не спишь, и так уже три дня. Нельзя же так!

— Я не могу оставаться одна, — тихо ответила Адель, окидывая родных виноватым взглядом.

Ей было стыдно за свою слабость, ведь настоящая княгиня должна оставаться стойкой и держать лицо при любых обстоятельствах; она никому не может показывать своё горе, свидетелями её слёз должны быть лишь стены будуара. Но Адель не могла заставить себя держаться, пока не могла… ей было очень страшно.

— Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснешь? — Ольга нежно коснулась руки золовки и слегка пожала холодную ладошку. — Господи, а руки-то у тебя, словно ледышки! Ты не простудилась?

Все одновременно заволновались и окружили Адель. Отец коснулся рукой лба дочери, но, слава богу, жара не было. Мишель предложил всё-таки пригласить доктора, упирая на то, что отказываться от сна и пищи — это ненормально. Ольга по-прежнему держала Адель за руку, а её матушка присела рядом, сочувственно поглаживая по плечу. И лишь Александр остался позади всех, не решаясь подойти ближе.

Он опасался, что не сможет сдержаться, если приблизится к ней. Он знал, что нужен ей сейчас, как никто другой, но разве они имеют право хотя бы обняться — вот так запросто — на глазах родных? Адель только что похоронила мужа, она — молодая вдова, находящаяся в глубоком трауре, а он — женат. Этих двух обстоятельств довольно, чтобы разделить их каменной стеной долга, по крайней мере, ещё на целый год. И всё же его сердце рвалось к любимой, борясь с голосом разума.

Лишь через год княгиня Оболенская сможет принять его ухаживания, и даже по окончанию этого срока их помолвка вызовет бурю сплетен в свете. Сам же Александр с нетерпением ждал заключения доктора Майера, в лечебнице которого сейчас находилась его жена. Как только доктор составит нужную бумагу, он собирался немедленно обратиться в священный Синод с прошением о разводе. Он не обязан оставаться мужем помешанной женщины, и не станет.

Беда заключалась в том, что в России проще было порешить неугодного супруга или супругу, нежели получить разрешение на развод, как бы ужасно это ни звучало. Однако Александр не собирался отступать, он готов был бороться за то, чтобы снова стать счастливым.

— Я попробую поспать, — устало кивнула молодая княгиня, уступая уговорам родни, — но… Оля, ты же посидишь со мной?

— Конечно, моя милая, я побуду с тобой, только переоденусь, — пообещала Ольга, обнимая Адель за плечи. — Да и тебе пора переодеться и принять ванну, ты холодна, как лёд. Идём же!

Адель, смущённо извинившись перед остальными родственниками, поднялась и, взяв Ольгу под руку, вышла из комнаты, не замечая, каким тоскливым взглядом проводил её Александр. Ну вот, они даже попрощаться по-человечески не могут… проклятые правила и условности, какой идиот их придумал!

Бутурлины собрались было ехать домой, но Андрей Алексеевич попытался уговорить их остаться на ночь.

— Сегодня в этом доме так тоскливо, — вздохнул он. — Не хочется оставаться одному. А наши молодожёны всё стремятся к уединению, оставляя несчастного старика в одиночестве. Если бы не внучка, я точно сошёл бы с ума.

— О, я понимаю Вас, Андрей Алексеевич! — поддержала его графиня. — Но… наша малышка Катрин осталась дома с няней, и я волнуюсь. Думаю, мне лучше всё же вернуться домой, а Александр может составить компанию Вам и Мишелю, пока Ольга побудет с Адель.

— Я отвезу Вас, матушка, — вызвался Александр, но Мария Александровна мягко отказалась.

— Не стоит, Саша, я в состоянии добраться сама, к тому же, со мной слуги, — она ласково улыбнулась сыну. — Поддержи родных, а о Катрин я позабочусь. Не волнуйся!

После того, как графиня уехала, мужчины перешли в карточный салон и попытались отвлечься партией в покер. Александр то и дело выпадал из реальности и отвлекался, проигрывая раз за разом, хотя был опытным игроком. Его глаза часто останавливались на двери, ожидая, что сестра вернётся и расскажет о том, как себя чувствует Адель.

Около девяти часов вечера нянюшка принесла малышку Софи, чтобы князь поцеловал её на ночь. Увидев дочь, Александр сразу растаял и улыбнулся, не в силах оторвать от неё взгляд. Он наблюдал за тем, как девочка трёт глазки и недовольно хнычет, пока дед целует её пухлые щёчки. Затем настала очередь Мишеля, который проделал с племянницей ту же процедуру. А родной отец забыл, как дышать, не смея и надеяться на то, что ему позволят взять дочь на руки.

— Хочешь подержать её? — вдруг раздался голос Мишеля.

Александр вскинул на друга удивлённые и обрадованные глаза, и протянул к ребёнку подрагивающие от волнения руки. Софи настороженно взглянула на него, и медленно потянулась к лицу, внезапно вцепляясь пальчиками в густые волосы отца. Это было её любимым занятием — таскать за волосы любого, кто брал её на руки.

— Софи! — няня попыталась разжать крохотные цепкие пальчики, но Алекс только негромко рассмеялся, нежно прижимая дочку к своей груди.

— Ах, ты моя проказница! — улыбнулся он, целуя круглый лобик. — Ты у меня цепкая, как маленькая обезьянка, правда?

Отец и сын Вяземские сразу обратили внимание на это «моя», и едва сдержали вздохи. Что ж… Александр прав — Софи его дочь, а против уз крови трудно что-то возразить. Да и надо ли это делать? К тому же, они уже знали то, о чём Адель пока не догадывалась, а именно — что Жаклин находилась в доллгаузе. Теперь, после смерти князя Оболенского и возможного развода Бутурлиных, воссоединение Александра и Адель становилось лишь вопросом времени.